Отель «Парк» (Повесть) - Воинович Александр. Страница 13

Лишь на заре, измученный бессонницей и тревожными мыслями, Мика смог успокоиться и задремать.

Последний день перед операцией. Что это: последний день жизни или просто канун операции? Возможно, и то и другое. А денек выдался на редкость ясный, солнечный. И не очень жаркий. На небе — ни облачка. По улицам гулял свежий ветерок. Старая, грязная гостиница, куда меня пустили на ночь без документов, осталась позади в узкой улочке. О ней я уже забыл. Редко найдется человек, который последнюю ночь перед гибелью проводит в белоснежной постели. Наши товарищи уходили на смерть из тюремных камер.

Как, однако, хорошо на улице! Люди смеются. В глаза бросаются всякие пустяки. Мне казалось, что до сих пор я не видел ничего подобного. Жаль, что раньше я не замечал этого. Сколько дел осталось незавершенными! Как чудесна жизнь, когда кажется, что она приходит к концу! А я любил жизнь. Ведь я только начинал жить. Правда, я любил другую жизнь. Свободную, без пауков и паучьих сетей.

Я не спеша шел по улице. На веранде ресторана сидели немецкие офицеры. Они ели и пили. Я подошел поближе. Мне хотелось видеть их глаза. Но они не удостоили меня своим взглядом. Им и в голову не могло прийти, почему я хочу их видеть. Они презирали нас, маленьких, обыкновенных людей, которые били их и которые в их воображении превращались в великанов.

У ограды толпились голодные босоногие цыганята. Они пожирали глазами груды жареного мяса и хлеба на столах. Лицом к ним сидел толстый офицер. У него были злые зеленые глаза, короткий нос и коротко остриженные волосы. Вот он кончил есть, налил себе пива и принялся рассматривать оборванных детей. Показав на них кивком головы, он что-то сказал другим офицерам. Те заулыбались. Потом он взял кусок хлеба и бросил его за ограду. Ребята поймали его на лету. Игру подхватили другие офицеры. Заводила стал швырять цыганятам обглоданные кости. Те ловили их. Офицеры раскатисто хохотали.

Меня душили злоба и стыд. Я зашагал дальше. «Хорошо бы этот толстяк с зелеными глазами оказался вечером в зале отеля „Парк“», — думал я.

Толпа мальчишек, размахивая плавками, мчалась к Нишаве. Это отвлекло меня от мыслей о цыганятах. Скоро на пляже я увижу Мику. Надо спешить. Барахтаться в Нишаве приятнее, чем шляться по пыльным городским улицам. Однако что-то удерживало меня.

Прощаться с городом, в котором мне так часто приходилось бывать и который в этот последний день показался таким прекрасным, было не так-то просто.

Но надо быть точным. Неудобно заставлять Мику ждать. Путь к реке проходил мимо дома, где жил и работал мой отец. Я не рассчитывал встретить его, но все-таки пошел по той стороне улицы, где стоял дом.

Наверное, он сейчас дома. Мне захотелось увидеть его, но войти я побоялся. «Довольствуйся тем, что тебе удалось пройти мимо дома, где он живет», — подумал я. Вот и его дверь. Что-то шептало мне: «Войди, придумай какой-нибудь предлог». Но предлога не было. Борясь с желанием войти и чувством долга, я прошел мимо.

Мика ждал меня на пляже, в условленном месте. Народу было много. Молодежь, пожилые люди… Многие пришли целыми семьями. Мика загорал. Ему это редко удавалось, но в тот день пляж был лучшим убежищем. Мика расположился рядом с шумной компанией: юноши и девушки купались в ближайшей бухточке, неподалеку от нас.

— А я уже начал беспокоиться, не случилось ли чего с тобой, — бросил Мика.

— Давно ждешь? — спросил я и сел рядом.

— Нет, не так давно, — ответил он с улыбкой.

— А местечко ты нашел неплохое. Можно спокойно отдохнуть.

Я стал рассказывать ему, как провел ночь. Услышав мой рассказ о цыганских ребятишках и фашистских офицерах, он помрачнел. На скулах заиграли желваки.

— Для этих людей нет ничего святого, — проговорил он.

— До каких же пор так будет? Наступают в России, заняли всю Европу.

— Недолго. Красная Армия сильна. Она «заманивает» их, чтобы разбить на своей территории. Не волнуйся, через несколько месяцев русские подойдут к Берлину.

Говорил он тихо, но горячо. По его словам, Красная Армия разгромит немцев. Победа ее несомненна. Но и другие народы должны подняться на борьбу с фашистами и сражаться за свою свободу.

— Если каждая европейская страна привяжет к себе по десять немецких дивизий, что тогда останется на русском фронте? Ничего. А ведь борьба уже началась. В Норвегии народ не покоряется. В Польше бьют немцев. Вот увидишь, борьба начнется в скором времени в Греции и Албании.

Я слушал Мику, и мне казалось, что свобода уже не за горами. Так бы вот взял да и спросил первого встречного оккупанта: «Чего ты тут ждешь? Почему не уходишь? Неужели не видишь, что война проиграна?» Вспомнилась предстоящая операция, и мне стало досадно погибать. Ведь скоро придет освобождение.

Мика говорил вдохновенно. Я жадно ловил каждое его слово. Какое-то необъяснимое чувство переполняло мою душу. Почувствовав это, Мика вдруг замолчал, посмотрел на меня и расхохотался.

— Раздевайся, чего ждешь. Такой день не стоит тратить на серьезные разговоры.

Я разделся.

Мы бросились в воду. Плескались с удовольствием. Топили друг друга. И странное дело, мне казалось, будто я знаю Мику уже много лет.

На отмели я встал. Мимо проплыла красивая девушка, привлекавшая на пляже всеобщее внимание. Я долго следил за ней, глядя, как она разрезает зеркальную поверхность воды взмахами сильных рук. Через какое-то время поплыл к ней. Чтобы обратить на себя внимание, принялся выделывать в воде замысловатые трюки, но она не удостоила меня даже взглядом. Видимо, кроме нее самой, ее ничто не интересовало. Я отплыл подальше, продолжая наблюдать за ней. Вдруг кто-то с силой окунул меня, и я наглотался воды. Послышался женский хохот. Смеялась озорная черноглазая девушка.

— Ишь уставился, — шутливо бросила она, но в тоне ее я уловил ревность и обиду. Она еще раз взглянула на меня и поплыла дальше.

В этот момент чья-то рука легла на мое плечо. Это Мика звал меня из воды. Мы вышли на берег и легли на песок. Немного погодя, выступая, словно принцесса, из воды вышла красавица. Она улеглась напротив нас. Я смотрел в ее сторону, но думал о своем.

Мика словно прочел мои мысли. Он был старше меня и понимал, на что я шел. Вопрос о том, что может произойти, мы уже обсудили. И теперь, вероятно, думали об одном и том же.

— У тебя есть девушка? — мягко спросил он.

Я вспыхнул. Мне стало стыдно. В мои годы ребята в селах уже женились, а в училище во всю хвастали своими любовными подвигами.

— Нет.

Мика помолчал, посмотрел в сторону красавицы и продолжал:

— А ты кого-нибудь любил?

— Нет, никогда, — быстро проговорил я, словно стыдясь этого разговора. И, задумавшись, добавил — А что такое любовь?.. Встретишь иной раз девушку, загоришься, а сам не знаешь, любовь это или нет.

— Нет, это молодость, а не любовь, — ответил Мика.

Наша соседка беспрерывно вертелась, явно стараясь обратить на себя внимание.

— А ты любил? — спросил я Мику.

— Да, — с грустью ответил он.

— А где она сейчас?

Он глубоко вздохнул, повернулся ко мне и еле слышно проговорил:

— Ее нет в живых.

— Что же с ней случилось?

— Ее убили в полиции.

— За что?

— За что?! — Моя наивность удивила Мику, но тем не менее он терпеливо ответил: — За то же, за что они убивают всех тех, кто не хочет мириться со своей судьбой, с оккупацией. Это была необыкновенная девушка. Ее пытали до самой последней минуты. Она погибла, ни в чем не признавшись.

Я пожалел, что задал Мике этот вопрос. Он загрустил и мыслями унесся далеко. Я пододвинулся к нему поближе. Он молча пожал мою руку. Потом, продолжая думать вслух, неожиданно произнес:

— Вот так-то. Бывает, что человек еще и не начинал жить или сделал в жизни только первые шаги, а ему уже приходится умирать.

— Почему?

— Ответить на этот вопрос в нескольких словах трудно. А суть вот в чем: молодежь не хочет мириться с судьбой.