Посланники Великого Альмы (СИ) - Нестеров Михаил Петрович. Страница 46

— Их очень много, может, две тысячи, может, больше.

— Кого?! — Атуак рванул его за волосы и часто, предчувствуя беду, задышал ему в лицо: — Кого много? Разве они там?

— Чужое племя индейцев. Они… убьют детей.

Атуак отшвырнул от себя гонца. Он был бледен. Противник оказался чересчур коварным, неожиданным ходом показав, кто сейчас хозяин положения.

Поймав на себе отрешенный взгляд Литуана, вождь бросился к воротам.

2

Испанцы без особых приключений добрались до рубежей страны альмаеков, строго придерживаясь графика, установленного командором. И это был не просто отряд, это была армия: следом за европейцами, держа дистанцию в два дневных перехода, двигались необузданные барикуты. Для организации дисциплины в дикой ораве кровожадных туземцев командор отрядил 10 человек испанцев, сдерживающих воинский — и не только — пыл людоедов. Не дать им вырваться вперед, заставить держаться намеченной дистанции, чтобы план командора сработал четко и безукоризненно, — было их главной задачей.

И они её выполнили.

Вот почему все племена, обитавшие на пути следования отряда дона Иларио, и не подозревали о существовании его грозных союзников, которые появлялись вслед за основными силами спустя два-три дня; и не было возможности послать вперед гонцов, чтобы — как недавно это сделал Тепосо предупредить альмаеков о коварных замыслах врага. Об их существовании нетрудно было догадаться едва взглянув на тех, кто возглавлял раскрашенных в боевые цвета барикутов.

По той же самой причине была усыплена бдительность альмаеков, увидевших испанцев, посчитавших их и доложивших вождю, что те в полном составе направляются к городу. Атуаку не оставалось ничего другого, как поверить в прямолинейность действий противника; он даже снял дозор с левого берега Топажоса — впрочем, в нем уже не было нужды, испанцы были на виду, как на ладони.

А барикуты тем временем спокойно, никем не замеченные продвигались по левому берегу, чтобы выше водопада переправиться на другую сторону.

— Запомни, — говорил дон Иларио Мартину Сармьенто, вставшему вместе с девятью товарищами во главе барикутов. — Близко к поселку на каменоломне не подходи, чтобы тебя раньше времени не обнаружили. Сделаешь длинный бросок ровно через два дня, когда будешь на месте. С рассвета не начинай, пусть солнце дойдет сюда, — он указал рукой положение солнца, которое в этой части неба соответствовало девяти часам утра. — Сам в бой не вступай, жди конников. А барикуты пусть действуют. Они легко справятся с охранным отрядом. Альмаеков будет не больше трехсот человек. С женщинами и детьми поступай по своему усмотрению.

Прошло всего несколько минут, а вновь сформированный отряд альмаеков в две тысячи человек уже покидал родные стены, бегом направляясь к водопаду.

Атуаку не оставалось ничего другого, как изменить тактику: он ввел свой отряд в город.

Там осталось несколько мелких отрядов, большой — во главе с Атуаком и наполовину поредевшие лучники. Сомнения стали жалить вождя словно осы.

3

— Пора, — сказал Хуан де Иларио. — Вот теперь — пора.

Он легонько шлепнул коня и мелкой рысью поскакал вдоль речки.

Лес наполнился ритмичным топотом солдатских сапог. Сто восемьдесят вооруженных до зубов испанцев шли за своей законной добычей.

Дон Иларио не спешил разглядеть золотую фигуру богини над аркой ворот, — сначала работа.

За своей спиной он услышал голоса Кортеса и Антоньо Руиса.

— Будем держаться вместе, — Кортес еле сдерживал внутреннее возбуждение от предстоящего поединка. Его голос надтреснул, глаза источали лихорадочный блеск.

— Раул, мне не нравится твой вид.

— Успокойтесь, ради Бога! — прикрикнул на них командор.

— Я успокоюсь, сеньор, когда прольется первая кровь. Не моя, — Кортес махнул рукой в сторону защитников города.

Жеребец от резкого движения встал на дыбы и заржал.

— Ну-ну! Я вижу, и тебе не терпится. Я буду холоден и беспощаден, сеньор, — и Кортес хрипло рассмеялся.

Дон Иларио недовольно оглядел соратника.

В это время несколько десятков стрел ткнулись в траву, не долетев до испанцев добрых 50 метров.

— А ну-ка покажите им, как надо стрелять.

Эти слова командор адресовал арбалетчикам.

Те смело приблизились к упавшим в траву стрелам и для удобства опустились на одно колено.

Несколько неосторожных альмаеков упали, сраженные меткими выстрелами.

Пока арбалетчики вели стрельбу, 50 солдат под их прикрытием с аркебузами на изготовку почти вплотную подошли к воротам. Там появилось какое-то движение: верно, Атуак решил все же атаковать небольшую группу испанцев.

25 ружей одновременно грохнули в широкий проем, а спустя минуту, когда ружья были перезаряжены и готовы к стрельбе, ударили другие аркебузы.

Сделать доступ в город свободным оказалось делом десяти минут. Когда оглохшие индейцы стали приходить в себя, 30 всадников во главе с доном Иларио уже рубили мечами первых защитников.

Опомнившиеся лучники вновь взялись за луки и стрелы, однако должного эффекта это не произвело: стрелы отскакивали от кирас и шлемов, не вредя их обладателям. Досталось разве что лошадям, и они дико ржали от боли, но послушно продолжали носить седоков.

Пешие солдаты входили в ворота и разбивались на мелкие группы в 10–12 человек. Прикрываясь щитами, они теснили ошеломленных индейцев.

Но так было сначала. Первым пример самообладания подал Атуак.

Оказавшись лицом к лицу с испанским солдатом, он пустил в него копье. Испанец закрылся щитом и поднял меч, но в шлем угодил метко брошенный топор. Удара мечом не получилось, а оказавшийся сбоку от врага Атуак, всадил второй топор ему в горло.

Это был первый убитый испанец, если не считать укушенного Алонсо Санчеса.

Атуак змеей скользнул на землю, увернувшись от меча другого солдата, и ударил его топором в колено. Тот рухнул, и Атуак, не давая ему опомниться, нанес два сокрушительных удара, вминая в голову испанца сталь шлема. Глядя на поверженного противника, вождь издал победный клич.

Альмаеки услышали его и словно воскресли из мертвых. Перенимая его тактику, не стоя на месте, они, более гибкие и сильные, в свою очередь стали теснить испанцев.

4

Бой шел уже три часа, и город кипел, пузырился от жара небывалой схватки, нельзя было понять, кто берет верх.

Испанцы, с трудом преодолевая сопротивление альмаеков, испытали подобие страха, просочившееся в их каменные сердца. Они добивали раненых, погружали мечи в безжизненные уже тела воинов; ими овладел подсознательный трепет от мысли, что индейцы, которым не было числа, могут воскресать из мертвых.

Жеребец Кортеса, с налившимися кровью глазами, издал хрип и, словно нехотя, стал заваливаться на правый бок. Обильная желтая пена на крупе и боках кипела под горячим солнцем. Оскалив в предсмертной судороге крупные зубы, конь дико взглянул на своего хозяина. Кортес, успевший вовремя высвободить ноги из стремени и соскочить с седла, встретился глазами с умирающим животным. В их взглядах не было жалости друг к другу; как конь, наверное, проклинал жестокого наездника, так и сам хозяин ненавидел его в этот момент — беспомощно лежащего на горячих булыжниках улицы, когда его помощь была ещё нужна. Но в одних глазах был справедливый укор, а в других — ненависть.

— Вставай!

Кортес в припадке бессильной злобы пнул коня в раздувшийся живот.

— Вставай! Вставай!!

Он снова и снова бил пыльным сапогом по скользким бокам, давясь выкриками от бесплодных попыток что-либо изменить.

В правую сторону кирасы звонко стукнула стрела и рикошетом ударила в незащищенный подбородок. Боли Кортес не почувствовал, но наполовину застрявший под кожей наконечник вернул его к действительности. Резким движением он рванул стрелу, и тугая струйка крови окропила ему руки. В глазах стояла мутно-красная пелена — Раул почти ничего не видел сквозь нее, потому собственная кровь почудилась ему черной. Он поднял глаза.