Пленница гарема - Уолч Джанет. Страница 26

— Прикосновение твоих рук способно выжать мед даже из лимона, — сказал он однажды, облизывая липкие от сладостей пальцы.

Рабыни Накшидиль принесли кофе, а я подвинул к Селиму наргиле, но он удивил нас, указав на какую-то вещь, которую принес с собой.

— Открой ее, — попросил султан, потом раздался такой громкий хлопок, что я подумал, будто взорвалась петарда. Однако Накшидиль уже знала, что это такое.

— Шампанское! — радостно воскликнула она. — Где вы его раздобыли?

— Много лет назад посол Франции привез султану тысячу бутылок.

— Но почему их не выпили? — спросила она.

— Султана низложили, — объяснил Селим, — и он спрятал бутылки от наследников трона. Совсем недавно мои люди обнаружили этот тайник. Конечно же, — прошептал он, прикладывая палец к устам, — улемы не должны узнать, что мы употребляем алкоголь. Священнослужители думают, что это огненная вода дьявола. — Когда он поднял бокал, его глаза поблескивали. — Что вы говорите в подобных случаях?

— A votre sant [52], — произнесла она.

— A votre sant, — повторил он.

Султан несколько раз приглашал ее покататься на лодке. В первый день прогулки я передал Накшидиль накидку, и, когда она застегнула ее, я вручил ей яшмак [53] и попросил надеть его.

— К чему это? — недоумевала Накшидиль, и я вспомнил, что она в первый раз решилась покинуть гарем.

— Она вас защитит, — ответил я.

— Защитит? От чего?

— От дурных глаз.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Вас не должен видеть ни один мужчина, — пояснил я. — Все мусульманки вне дома должны носить яшмак. А особенно женщины из гарема султана. Если вас застанут без яшмака, вас убьют.

— Я не стану скрывать лицо, — ответила она, бросив на пол белый шифон.

Я молча поднял его и снова подал ей.

— Вы мусульманка, — твердо сказал я.

— Ты хочешь сказать, что мне не пришлось бы это носить, если бы я была не мусульманкой, а христианкой?

Я кивнул.

— Но тогда вы не стали бы фавориткой в гареме султана, — напомнил я ей.

Она сверкнула глазами.

— Накшидиль, — умолял я. — В прошлом вы доверяли мне. Пожалуйста, делайте так, как я прошу.

Она качала головой, выражая свои сомнения, но я не отступал:

— У вас нет выбора. Откажетесь носить яшмак, и вам придется остаться в гареме, если же наденете его, то выйдете отсюда вместе с султаном Селимом.

Я показал ей, как повязать одну из этих тонких тканей, так чтобы она закрывала лоб, а затем помог завязать ее сзади. Второй кусок ткани предназначался для того, чтобы скрыть лицо ниже глаз, я завязал и ее. Потом заметил, что турецкий яшмак гораздо красивее тех, которые носят арабские женщины.

— Они почти ничего не видят, — заметил я.

— Мне все равно. Я чувствую себя словно заключенная, — бормотала она.

— Представьте, что яшмак дает вам свободу, — сказал я. — Она избавляет вас от нежелательных мужчин.

Накшидиль воскликнула, что никогда не видела такой лодки. Длинный белый изящный плавающий дворец, украшенный позолоченными лепными украшениями и ярко-зеленой каймой, весь блестел. На носу лодки в лучах солнца сверкала пальмовая ветвь, позади которой сидел большой позолоченный ястреб, символ дома Оттоманов. Мы втроем помогли ей вступить на каик и сесть у ног падишаха под большим деревянным балдахином. Два других темнокожих евнуха прикрывали их зонтом из белых гусиных перьев, а четырнадцать пар гребцов в белых кафтанах и в красных шапочках со свисавшими голубыми кисточками заработали веслами, и лодка быстро заскользила по мерцавшей воде, оставляя сераль позади.

— Пожалуйста, скажите, мой мудрый султан, — за яшмаком послышался голос. Накшидиль, — куда вы меня везете?

Его глаза блестели, когда он отвечал:

— Не будь столь любопытна, моя дорогая. Скоро все увидишь.

Мы быстро проплыли мимо Золотого рога, позади слева осталась Новая мечеть с двумя минаретами, построенная в 1600 году по распоряжению валиде-султана по имени Сафие. Справа над холмами показалась башня Галата. Миновав башню, мы достигли точки, где за высокими каменными стенами приютились зеленеющие сады.

— Пойдем, мой цветок, — сказал султан, нежно беря Накшидиль за руку и помогая ей встать. — Я покажу тебе свое тайное убежище.

Была весна, солнце освещало буйно цветущие красные и желтые тюльпаны, усыпавшие дорожку к каменному павильону.

— Это место называется Айраликавак-Киоск, — объяснил он. — Ты слышала, как я упоминал о нем, а теперь ты станешь единственной, если не считать мою мать, женщиной, которая увидит его.

У входа султана ждал евнух. Как только Селим вошел, он снял с его ног башмаки и помог надеть мягкие кожаные туфли, затем все проследовали в здание, похожее на драгоценный камень. Я увидел комнаты. Некоторые были украшены редким изразцом из города Изника [54] с яркими цветочными узорами красных, зеленых и голубых цветов, другие — венецианскими зеркалами, а в маленьком салоне я заметил музыкальные инструменты, расставленные на полках.

— Вот где я сочиняю свою музыку, — объяснил Селим Накшидиль и погладил сиденье, которое было чуть ниже его. — Я хочу, чтобы ты села рядом со мной. Ты моя муза, мое вдохновение.

Сняв белый шифон, закрывавший лицо, она улыбнулась и заняла свое место.

Держа в руке флейту, султан сыграл фрагмент из своей новой композиции. Через некоторое время он дал сигнал одному из евнухов.

— Это мне преподнес посол Италии в качестве подарка, — сказал он, когда темнокожий раб принес скрипку. — Она сделана Гварнери. Ты слышала это имя? — спросил он Накшидиль, передавая ей инструмент.

— Повелитель моего сердца, — ответила она, — это самая прекрасная скрипка в мире, и вручил мне ее самый красивый мужчина на земле.

Погладив инструмент, Накшидиль прижала его подбородком к плечу и сыграла несколько мелодий из Турецкого концерта Моцарта. Услышав изящный тембр скрипки, она поднесла смычок к губам и отправила Селиму воздушный поцелуй. Султан взял флейту, и они вместе исполнили фрагменты из Баха и Телемана [55].

— Другие девушки из гарема тоже с удовольствием научились бы играть, — грустно сказала она. — Пересту много раз меня упрашивала. Но я плохая учительница, а преподаватели во дворце не понимают европейскую музыку.

— Тогда нам придется найти того, кто сможет обучить их. — Сказав это, султан поднял бокал с искристым вином и коснулся им бокала Накшидиль.

Спустя всего лишь несколько месяцев Садулла-ага, известный композитор и музыкант, был приглашен обучать некоторых девушек игре на скрипке и арфе. Пересту первой начала посещать эти уроки.

В погожие вечера евнухи обычно громко отдавали приказ, требовавший оставить султана, после чего все покидали территорию сераля, а Накшидиль с Селимом прогуливались по дворцовым паркам.

— Не будет ли дерзко с моей стороны поинтересоваться, о чем вы разговариваете с султаном? — спросил я однажды, сидя у Накшидиль и лакомясь фисташками.

— Конечно, ты можешь об этом спросить, chéri, — ответила она. — Ты ведь знаешь, что ему очень хочется знать, о чем говорят и что делают европейцы. Он ведь впервые отправил нескольких посланников в Европу с посольством. Узнав, что во французском посольстве устраивается большой прием, он попросил свою сестру, Хадисе, присутствовать на нем. Она была восхищена многим, но, увидев парки, пришла в такой восторг, что попросила разбить подобные в Топкапе. Вчера мы обсуждали идеи, предложенные Энсле, австрийским дизайнером декоративных садов. Его брат был садовником императора во дворце Шёнбрунн [56], а Энсле занимается этим здесь, в Пере. Он предложил создать английские парки для Топкапы.