Цена клятвы (СИ) - Баринова Мария. Страница 66
Демос рассеянно крутил в руках трость, в то время как его мысли были заняты обдумыванием желания короля.
— Понимаю, это неожиданная просьба, ведь подобный акт может быть расценен окружающими как будущий союз наших Домов, — добавил Энриге. — Но, в первую очередь, я хочу, чтобы моя дочь пришла в себя после унижения, не оглядываясь на слухи, которые распускает гацонская знать. В Миссолене ей будет дышаться свободнее.
«Близость к императорскому Дому улучшает цвет лица, верно?»
— И правда, неожиданное предложение, — задумчиво произнес он. — Я польщен вашим доверием.
— Больше мне не на кого положиться, лорд Демос.
«Не на Волдхардов же, с которыми твоя семья вот-вот породнится, в самом-то деле!»
— Я поговорю с матерью.
Энриге просиял.
— Леди Эльтиния была в восторге от этой идеи! Виноват, вчера мы коснулись этого вопроса за партией в ульпу.
«Живая молодая женщина в моем доме. В доме, где уже на протяжении пяти лет не слышали детского смеха. В доме, где балами заправляет молодящаяся старуха. В доме, хозяин которого даже не считает нужным его посещать. Ну еще бы мать не была в восторге от перспективы заполучить в свои лапы богатую гацонскую красавицу».
— Однако считаю своим долгом предупредить вас, что я не смогу уделять должного внимания вашей дочери, — уточнил Демос. — Служение государственным интересам поглотило меня с головой. Впрочем, моя мать с удовольствием возьмет на себя заботы о досуге леди Виттории.
«Шах и мат, мама! Разбирайся с этим сама».
Короля это устроило.
— Да будет так, — он ласково погладил напомаженную бородку. — Для меня имеет значение лишь счастье дочери. Ей будет полезно оказаться в обществе леди Эльтинии, ибо ваша мать — воплощение очарования и лоска. Виттории есть чему поучиться у такой наставницы.
«Выкручивать яйца местной знати? Плести интриги?»
— Уверен, вдовствующая герцогиня будет счастлива представить вашу дочь столичной знати, — ответил казначей.
«А заодно — в очередной раз воткнуть мне шпилю в нежное место. Она никогда не успокоится».
Правитель Гацоны громко хлопнул в ладоши — то был жест, означавший успешное завершение сделки.
— Отлично, лорд Демос. Сообщайте обо всех расходах, связанных с пребыванием моей дочери. Не экономьте: я покрою все издержки, лишь бы она снова улыбалась.
— Приложу все усилия.
— У вас ведь были дети, ваша светлость? До той трагедии…
Демос, позабыв о трости, уставился на носки своих сапог.
— Двое мальчиков, — тихо ответил он.
— И на что бы вы пошли ради них, останься они в живых?
Казначей пристально посмотрел в глаза королю.
— На всё.
— Тогда вы меня понимаете, — Энриге поднялся и разгладил подол туники. — До встречи, лорд Демос. Да пребудет с вами божья милость.
«Еще как понимаю. Но, даю руку на отсечение, тебе глубоко плевать на чувства собственной дочери. Вскоре твой сын женится на Рейнхильде Волдхард, хайлигландке императорских кровей. Почему бы в таком случае не упрочить свое положение, выдав дочь за Деватона? Ты породнишься с обеими сторонами конфликта. Соблазнительный план. Как же тут устоять?»
Решение спуститься в Нижний город далось Артанне нелегко. Разрываясь между желанием развеяться и гарантированно безопасным просиживанием штанов в замке, наемница все же выбрала риск. Давящие каменные стены, одни и те же лица, замкнутое пространство и постоянное напряжение обитателей герцогских владений — все это начинало сводить ее с ума.
Нижняя часть Эллисдора представляла собой беспорядочное нагромождение построек различной высоты, хищно ощерившихся черными силуэтами на фоне безлунного неба. Единого архитектурного стиля и плана у старого города не было. Хозяева побогаче предпочитали возводить свои жилища из серого камня, бедняки довольствовались домами из хлипкой древесины. Пожары на этих узких улицах случались часто — совсем как в Гивое и десятке других знакомых ей городов.
Пробираясь через широченную лужу, превратившую темный переулок в пруд с каменными берегами, Артанна внезапно остановилась, услышав знакомую мелодию. Из приоткрытых окон таверны доносились слова старой хайлигландской песни: наемница узнала чистый тенор Белингтора. Осознав, что все еще стояла по щиколотку в воде, Артанна ругнулась и зашагала на звук. Вступив в очередную глубокую лужу, она недовольно зашипела, затем свернула за угол, обошла закрытую лавку пекаря и, наконец, вышла к дверям трактира.
Судя по небрежной вывеске, он носил название: «Кающийся грешник», а хозяин также сдавал комнаты на верхнем этаже. Время от времени к песне и звону посуды присоединялся наигранный звонкий женский смех. Даже в империи церковный запрет на занятие проституцией соблюдался условно, а в постоянно воюющем Хайлигланде на это и вовсе не обращали внимания. Как бы ни были набожны Волдхарды, они понимали, что даже самая возвышенная молитва не опустошит яйца бойца и не наполнит казну. Нет ничего проще, чем обложить бордели налогами, коли блуд неискореним.
Ноги понесли Артанну внутрь. Раз уж представился случай, ей захотелось выпить знаменитой хайлигландской крепкой, да побольше.
Грешников в трактире она насчитала с три десятка, кающихся — ни одного. Нижний этаж был полностью забит предававшимися пороку пьянства горожанами и солдатами, верхний ярус утопал в сизом дыму. Завеса оказалась настолько плотной, что разглядеть ничего выше собственной головы Артанна не смогла. Зал пропах смесью табака, жаркого с мясом, свежего хлеба, пива и знаменитой травяной настойки. Переступив через лужу рвоты на пороге и стараясь держаться в тени, вагранийка подошла к стойке.
Белингтор в окружении изрядно принявших на грудь горожан лениво перебирал струны цистры. Рядом с Черсо сидели две молодые девицы, подобравшиеся поближе, чтобы послушать музыку. Служанка воспользовалась поводом наполнить опустевшую кружку музыканта, чтобы продемонстрировать манящий вырез платья. Гацонец многообещающе улыбнулся и кивнул наверх, намекнув на продолжение вечера в одной из комнат. В какой дыре бы ни оказался Черсо Белингтор, обшарпанный музыкальный инструмент обеспечивал ему всеобщее признание и бесплатную выпивку. Хорошо устроился. Как-то они с Артанной попытались прикинуть, сколько же белингторовых ублюдков развелось на свете к его тридцати годам, но, в очередной раз сбившись со счета, оставили эту затею.
В углу Малыш Шрайн и рыжебородый Дачс резались в карты два-на-два с местными, сопровождая процесс скабрезными шутками и громким хохотом. Играли бодро, ставок до небес не поднимали и, судя по всему, проводили время за картами просто ради удовольствия. Дачс воспринял приказ не нарываться на проблемы буквально и засунул подальше свои шулерские трюки, в противном случае к этому моменту он успел бы обчистить весь зал.
На втором ярусе посвежевший и бодрый Джерт громко декламировал какие-то стихи по-эннийски, размахивая кружкой. На коленях наемника пристроилась молодая женщина в неприлично открытом платье. Шлюха нежно поглаживала его украшенную синяком щеку и звонко смеялась каждой скабрезной шутке.
Несколько служанок с подносами и кувшинами шустро лавировали меж столов остальных «грешников». На пристроившуюся к стойке Артанну никто не обращал внимания.
До тех пор, пока она не сняла капюшон.
Сидевший рядом с наемницей вояка преклонного возраста — с поблекшими глазами, видевшими слишком много за его безрадостную жизнь, — уставился на лицо вагранийки:
— Будь я проклят! Да это же Артанна-предательница!
Разговоры резко стихли. Посетители поворачивали головы в ее сторону, по залу прошел ропот. Вагранийка не отреагировала и молча вернулась к своей кружке.
— Эй, Артанна! — с вызовом крикнул кто-то из зала. — Хоть сейчас открой тайну, сколько герцог платил тебе за ночь?
Наемница молчала. Не следовало поддаваться на провокацию, ибо она знала: ничем хорошим это не закончится ни для них, ни для нее. Пусть выплеснут ненависть, поносят и проклинают — это не изменит прошлого, не вернет погибших, не сотрет воспоминания о той роковой битве. Сделав крепкий глоток настойки, Сотница занялась вытащенной из кармана трубкой.