Гоблин Поневоле (или Изменчивый Мир) (СИ) - Давыдов Григорий Андреевич. Страница 16

   Последнее возымело больший эффект, и Ул, неуверенно двинувшись в сторону, покинув своё убежище, тут же рванув галопом в сторону пещер. Уж не знаю, что теперь с ним будет, да и не важно - но на душе стало намного спокойнее: так бывает, когда понимаешь, что поступил правильно.

   - Ты не просто рагхакк, - продолжал читать мне нравоучения Их-руг-Ахт. - Ты... ты... да такого слова в гоблинском языке нету!

   Мы пробирались на явно выдохшемся и тяжело дышащем Лежебоке через очередную болотную трясину, по направлению к селению клана. Наступали вечерние сумерки, так что подходило время ночных тварей, некоторые особи которых, что помельче и потрусливее, уже успели встретиться нам на пути, не решившись нападать: вид Лежебоки спугнёт даже самых смелых. И всё же задерживаться не стоило, так что сегодняшний день, можно сказать, прошёл зря.

   - Ещё и зазря проделали такой путь! - Словно прочитав мои мысли, продолжил возмущаться друид. - Потеряли столько времени! Что скажет твой уважаемый Учитель?! Как я ему в глаза смотреть буду?! Ты... - тут он резко замолк, заставив меня заволноваться. Что, услышал шаги какой-нибудь твари? Нам угрожает опасность? Мурашки вновь начали водить хороводы по моей спине.

   Но мои начавшие были слетать с языка вопросы оборвал заливной смех гоблина. Их-руг-Ахт, от души посмеявшись, вытер выступившие на глазах слёзы и, улыбаясь во все свои зубы, указал куда-то в сторону густых кустарников, со словами:

   - Хотя нет. Похоже, день всё-таки прошёл не зря...

   Я перевёл взгляд в ту сторону, куда указывал друид и, остановившись на знакомом силуэте, не сдержался, и тоже окатил предвечернее болото своим смехом.

   Из-за кустов неуверенно выглядывали глаза голубо-чешуйчатой ящерки.

ГЛАВА 4 Странный экзамен, или решение совета.

 Что-то мокрое и шершавое прочертило дугу через моё лицо. Да уж, пробуждение - так пробуждение, просто личный будильник какой-то.

   Я поднял тяжёлые от недосыпа веки, и уставился на довольную морду ящерки, приготовившуюся ко второму заходу облизывания моей персоны.

   - Не-не-не! - Быстро схватил я приблизившуюся мордашку, захлопнув той пасть, отчего мой бедный Ул заскулил и отвернулся. Ох ты, обиделась, видите ли - лишний раз хозяина не облизнула.

   Я сел на лежаке и, вздохнув, погладил крепкий бок рептилии:

   - Ладно, ладно, Юла, не обижайся. И тебя с добрым утром.

   Моя ящерка тут же преобразилась: вновь достала свой пыточный инструмент - язык, если кто не понял - и кинулась продолжать его испытания на моём лице. Да чтоб тебя!

   После похода с Их-руг-Ахтом на лежбище Улов, прошло больше месяца. За это время мой Ул, оказавшийся, кстати, девочкой, заметно окреп и поднабрался опыта. Как только мы прибыли в селение в тот день с Юлой на хвосте, Учитель тут же приказал от неё избавиться и выкинуть на помойку. Видите ли, не того он ожидал - слишком маленькая и слабая. На что я дал своё категорическое "хрен", и старый гобливнюк, раздувшись от злости, махнул рукой, сказав, что новую рептилию в случае гибели этого недоростка я ни за что не получу - буду знать в следующий раз как с учителем спорить. А затем многозначительно поднял бровь, вновь поинтересовавшись: уверен ли я, что не хочу от неё избавиться?

   После этого я, то ли назло Учителю, то ли от зародившейся во мне родительской любви, начал отчаянно заниматься воспитанием и тренировками ящерки. Между прочим, это оказалось проще, чем пугал меня друид. Как объяснил позже Их-руг-Ахт, невероятная преданность Юлы и чуть ли не обожание меня произошло в связи с моей героической (Читай - тупой) кампанией по её спасению. Ящерки подобное не забывают, ценят и считают своим долгом служить своему спасителю, покуда он не умрёт, или не сгинут сами. Подобная связь намного крепче, чем принуждение с помощью телепатии, благодаря которой приручались все Улы клана. На веку Их-руг-Ахта подобное произошло вообще чуть ли не впервые. Также он посоветовал как можно быстрее придумать ящерке имя, что ещё сильнее укрепит связь и поможет в понимании мыслей друг друга. Помня, что имя в этом мире - чуть ли не квинтэссенция всего сущего, я отнёсся к этому заданию со всей тщательностью и решил, что выбрать я его должен не один, и одобрить его должен компетентный член жюри - то есть сама рептилия.

   Смотря прямо в глаза ящерки, я начал перебирать имена. Всякий пафос по типу "молния", "клык", "убийца", и тому подобную чушь моя умная воспитанница отмела сразу недовольным фырканьем. И я задумался: с чем у меня ассоциируется эта мелкая изворотливая нечисть? Тогда-то мои губы сами собой и выбросили: Юла. На это моя девочка радостно зашипела, начав вертеть хвостом, словно пёсик при виде угощения. Так она и получила имя. Но для гоблинов произносить "ю" было довольно проблематично, и обычно для меня этот звук слышался похожим на "У" - потому всё поселение недоумевало: почему странный шаман назвал своего Ула Улом? На что мы с моей ящеркой лишь переглядывались, не скрывая улыбок: "Юла" стала каким-то нашим, личным секретом, который мы никому не собирались объяснять, что ещё сильнее укрепило нашу связь, так что на тренировках, когда я давал ей указания, Их-руг-Ахт удивлённо пожимал плечами и интересовался: а не телепат ли я часом?

   Занятия шаманизмом также стали непосредственной и архиважной частью моей жизни. Учитель только недоумённо хватался за голову, не успевая за собственным учеником, да бурчал под нос, всякий раз стараясь хоть как-то приостановить скорость моего обучения. То, что он запланировал мне на год обучения, я "пожирал" за дни, перескакивая уровни шамана только так, заслужив приставку "ин" в первые недели. За те часы, что я проводил в изучении различных манускриптов и свитков, одолженных мне у различных шаманов племени (Как выяснилось позже, ничего, похожего на библиотеку, у гоблинов предусмотрено не было, так что приходилось искать всё по частным лицам), я успевал изучить столько всего, что на последующих занятиях удивлял старого шамана знанием того, что он собирался рассказать мне лишь через месяц. Это обусловливалось не только тем, что сознание Гул-аль-Дука, частично отпечатывавшееся на моём, неимоверно помогало в обучении, что, конечно также имело огромный вес, но и мышление моё собственное также играло большую роль. Умственные способности гоблинов разительно отличались от человеческих: я схватывал и запоминал всё намного быстрее, чем те же Кил-ин-Хак и Лар-ин-Лин, которые на некоторых совместных занятиях косились на меня недовольными взглядами, как смотрят первоклашки-троечники на какого-нибудь выпендрёжного отличника. Но несмотря на это с Кил-ин-Хаком у меня установились какие-никакие, но дружественные отношения. Это произошло через несколько дней после моего возвращения с лежбища Улов, когда Учитель, наконец, решил перейти с теории на практику и показать, как нужно призывать духов.

   Тогда он вызвал Кил-ин-Хака с Лар-ин-Лином, выдав мне мои собственные котелок, мешок с ингредиентами и огненный амулет.

   Тут, наверное, стоит объяснить сами особенности местного культа шаманов и принципа шаманизма, в частности.

   Здесь не предполагались взмахи руками с образовывающимися в руках фаерболами, или вызовом ледяного дождя. Короче, когда я рассказал Учителю о своём представлении магии, он покрутил пальцем у виска и сказал, чтобы я больше не нёс подобную чушь. Ибо такого не бывает. Но бывает иное.

   Итак, каждый шаман должен иметь при себе несколько вещей: во-первых, котелок, что всегда висит у него на поясе, под рукой. В нём и заваривается "обед" для духов. Во-вторых, амулет с заточенным в нём духом огня, чтобы в любых условиях суметь вскипятить образованную в котелке жижу. Ну, и основные ингредиенты для любых зелий: начиная от лап местных кузнечиков и заканчивая порошком из останков летучей мыши. Всю эту красоту любой уважающий себя шаман всегда носит при себе, даже в стенах клана. Поэтому я сразу начал тренироваться терпеть подобную снарягу на своём поясе.