Повесть о юных чекистах - Варшавер Александр. Страница 22

— Веди на берег! — приказал Бардин.

Он постоял на берегу реки, видимо не слушая объяснений Савина. Махнул рукой и пошел обратно в деревню. Здесь было уже все приготовлено для похорон Васи. Он лежал около школы, в наспех сбитом гробу, покрытый букетами полевых цветов.

Бардин распорядился:

— Васю на пулеметной тачанке отвезти в город. Будем его хоронить, как и подобает герою, с оркестром, с отданием воинских почестей.

Тем временем Савин еще раз допросил жену Шкоропия и задержанного в деревне Онисима Левченко. Из их скупых и путаных ответов стало ясно, что в гостях был еще один «кум», по всей вероятности, третий брат Никитченко — Петр. По описанию Левченко, был он высок ростом, носил длинные усы и слегка прихрамывал.

Бардин приказал командиру эскадрона:

— Разбей эскадронцев по четыре-пять бойцов и отправь на ближние хутора. Пусть поспрашивают — приметы у бандита заметные. Далеко он уйти не мог. Взять желательно живого!

На хутора поскакали кавалеристы. В одном удалось напасть на след длинноусого. Пастух рассказал, что утром из леса вышел незнакомый человек без шапки, с длинными усами. Куда пошел человек, пастух не заметил, а мальчишка-подпасок, не сводивший восхищенных глаз с кавалеристов, подсказал:

— К дядьке Гнату… Перелез через плетень и в хату…

Бойцы спешились, окружили хату. На печи спал усатый. Когда его стали будить, он выстрелом ранил красноармейца и, отстреливаясь, выпрыгнул в окно. На огороде его настигла красноармейская пуля.

«Гимназисты» перестали существовать навсегда.

Поиски Кости продолжались. Во все прибрежные села и города были посланы запросы с просьбой сообщать об утопленниках, но ни на один ответа не приходило. Ничего не нашли и на плесах, где посоветовал искать председатель сельсовета.

Прошел месяц. Были осуждены и понесли наказание бандиты, задержанные в Костянской.

Тяжело переживал гибель ребят Бардин. В его бороде и на голове появились седые волосы. Обычно веселый и общительный, Бардин стал угрюмым. Он допоздна засиживался в своем кабинете, стараясь за работой отвлечься от тягостной мысли: «Я виноват, послал ребят без опытного оперативника».

В один из таких вечеров, часов около одиннадцати, Бардин услыхал шум в коридоре, выкрики и веселый смех. Было это очень неожиданно, и он собрался уже выйти, узнать, что стряслось, как распахнулась дверь и к нему, хромая, бросился Костя.

Осунувшийся, с бритой головой, в комнатных тапочках, бязевой рубашке с тесемочками вместо пуговиц, подпоясанной шнурочком.

Бардин обнял его, но говорить не мог. Молчал и Костя. Так они и застыли посреди кабинета. А в комнату со всех отделов сбегались сотрудники. Пришел и начальник гэпэу. Бардин все продолжал молча обнимать Костю.

— Ну, утопленничек! Рассказывай, как гостилось у русалок! — шутливо обратился к Косте начальник. — Да отпусти ты его, Кирилл! Никуда он отсюда без пропуска не убежит! Выкладывай, Горлов, что с тобой случилось?

А случилось с Костей вот что: упав в беспамятстве в воду, он сразу пришел в себя и почувствовал, что тонет. Изо всех сил заработав руками и ногами, он вынырнул и не стал сопротивляться подхватившему его течению, стараясь только держаться на поверхности. Нестерпимо болела голова, ныла раненая левая лопатка. Левая рука стала тяжелой, как бревно.

«Хорошо, что я без сапог. Утащили бы на дно». Он плыл и думал: «Только бы подальше отсюда!».

Быстрое течение стало сносить его к берегу. На мелководье плавала большая сплавина [24]. Костя ухватился за нее рукой и, выгребая ногами, выплыл на стрежень. Здесь поток был еще стремительнее, но сплавина держала его на плаву. Он только рулил ногами да изредка делал гребок свободной рукой. Так он плыл довольно долго. Ему казалось, что не менее часа. Внезапно стала стынуть раненная Вороном нога, и холод пополз по всему телу. Он стал ослабевать. Гребки ногами становились все реже и реже. «Тону», — подумал Костя. Но тут же отбросил эту мысль. «Только бы не потерять память! Надо на берег!» Он стал из последних сил загребать к низкому берегу. Река делала в этом месте крутой изгиб, образуя небольшой песчаный плес. Течение вынесло сплавину и ослабевшего мальчика на песок. Он нашел в себе силы отползти в глубь берега, забился в осоку и — потерял сознание.

Утром его заметил пожилой рыбак, пробиравшийся с удочками на ранний клев. Он вытащил мальчика из осоки, потормошил его. Костя не открывал глаз, тяжело дышал.

«Ах ты беда какая! — заохал рыбак. — Малец, кажись, ранен и весь горит!». Гимнастерка на Косте была изорвана в лохмотья. Лицо и руки исцарапаны, а на спине кровоточила рана.

Рыбак, бросив удочки, убежал в деревню за помощью. Возвратился с двумя женщинами. Они отнесли Костю к фельдшеру на дом.

Фельдшер оказал ему первую помощь. Перевязал Косте рваную рану на лопатке. Промыл и смазал йодом глубокие царапины на руках и лице.

Как он попал на берег реки, кто он и при каких обстоятельствах так изранен, фельдшер расспрашивать не стал. Было это бесполезно. Костя сутки не приходил в сознание, бредил, задыхался от кашля и звал Кирилла Митрофановича, Васю, Шахрая, кричал: «Не возьмете! Я прикрою!» — и снова кашлял.

Фельдшер определил у него воспаление легких и горячку. Больницы в деревне не было. Костю отправили в город, за сто верст, поездом.

В поезде он пришел в себя и решил никому не говорить, что он чекист. Во всяком случае до выздоровления. Да и кто бы поверил грязному оборванцу, без документов? Только бы посмеялись…

Доставленный в больницу, он назвался Константином Носовым пятнадцати лет, беспризорником, убежавшим из детского дома, указав тот город, где он выслеживал Ворона.

Обрабатывая Костину рану на лопатке, врач извлек из нее небольшой кусочек железа с зазубренными краями и наложил на рану шов.

— Чем это тебя так? — заинтересовался врач.

— Из ружья! Пугнул меня какой-то чудак, думал, что я позарился на его яблоки.

— Из ружья-то из ружья. А чем оно было заряжено? Кусками железа… Действительно стрелял «чудак».

В больнице Костя узнал, что находится в двухстах верстах от своего города. Можно было, конечно, сообщить туда в ГПУ, но Костя не хотел расстраивать Бардина, как-то не подумав, что его могут считать погибшим.

Не сообщил о себе еще и потому, что приближался день выписки из больницы. Костя решил приехать домой без предупреждения. Правда, он немного побаивался, как бы ему не попало за то, что Бардин называл «самоуправством и самонадеянностью». Полезли с Васей, не подумав, что может случиться, вот и поплатились!

Могло попасть и за утерю парабеллума.

О мальчике с «подозрительным ранением, полученным неизвестно где», сообщили в милицию. К Косте дважды приходил следователь, но и ему ничего добиться не удалось. «Проходил мимо сада, а дядько вдруг выпалил из ружья. Я закричал и свалился в воду. Что было потом, не помню!» — упрямо повторял Костя. Где это было, как называется деревня, он назвать не мог. Не мог же он рассказать посторонним людям, в чужом городе, что в Костянской он пристрелил какого-то бандита. Нет! Об этом надо в первую очередь доложить Бардину.

— Ладно, — сказал следователь, — выздоровеешь, пойдешь в детский приемник. Пусть они с таким беспамятным разбираются!

«Ну этому не бывать! — решил Костя. — Маленько окрепну — сбегу!»

Как будет добираться домой, он еще не представлял.

Костя стал поправляться. Полностью затянулась рана на лопатке, зажили ссадины и царапины. Его стали выпускать на прогулку в больничный сад. Убежать отсюда было бы легко, но как добраться до вокзала в тапочках, нижнем белье и линялом халате?

Утром, собираясь на прогулку, Костя обратился к дежурной сестре:

— Ольга Ивановна, дали бы мне какие-нибудь брюки. Мерзнут ноги, я ведь, наверно, потерял много крови?

Он получил старенькие брюки и шнурок, чтоб их подвязать.