Невеста Перуна (СИ) - Ладица Наталья. Страница 29

Вдруг прошуршали чьи-то шаги, и тонкая женская рука тронула его шею, пытаясь найти живчик. Рюрик открыл глаза и увидел склонившееся над ним озабоченное лицо Ефанды.

-Что с тобой, любый мой? - с тревогой спросила она.

Князь устало, но вместе с тем радостно улыбнулся.

-Ах, ладушка ты моя! Думается, что нынче я одержал свою первую победу над Вадимом.

Раннее утро занялось над Ладогой, но город уже не спал. Когда величавое солнце начало свой ежедневный путь по небосводу, окрестности огласили дикие крики, лишь отдаленно напоминающие женские голоса. Из городских ворот вывалилась толпа баб и девок, одетых лишь в одни исподние сорочки. Они трясли космами, бесстыдно задирали подолы, вопили и неистово ругались на разные голоса и гремели кто печной заслонкой, кто сковородой - кто чем. А среди этой толпы виднелась соха с запряжёнными в неё тремя молодыми женщинами - ведуньей, княгиней и воительницей. Шла за сохой седая старуха, в которой с трудом можно было угадать опрятную, мягкую, добрую Ждану, мать Дубыни.

Вся эта процессия, начиная свой нелёгкий путь вокруг города, создавала невообразимый шум. Вдруг из посада наперерез сохе кинулся чёрный заяц, стремясь удрать в лес. Однако бабы - откуда только прыть взялась - сумели поймать быстроногое животное и безжалостно разметали его тело по полю. Возбуждённые первой кровью, участницы хода и вовсе превратились в неистовых бестий, которые выли и визжали, кидаясь на всё, что вставало на их пути. Нынче мужчины не узнали бы своих ласковых и покладистых жён, но, хвала богам, они не могли их видеть.

Меж тем небо начало хмуриться, подул холодный ветер, а вскоре с неба посыпался колючий снег, но это никого не смутило. Попадая на разгорячённые тела, снег тут же таял, а холод лишь раззадоривали женщин. Из очередной подворотни метнулась белая, точно снег, собака, но бабы не зевали, и вскоре  на припорошённой земле остался её изуродованный труп. Ни у кого не было жалости к этим тварям. Все знали, что свои животные нынче сидят дома запертые, а те, что пытаются вырваться из смыкающегося кольца, всего-навсего посланцы Морены, призванные шпионить для неё, сеять раздор и болезни.

Солнце поднималось всё выше, а круг постепенно смыкался. Ещё несколько раз посланцы богини смерти пытались вырваться из города, но все они потерпели неудачу. Женщины с тревогой поглядывали на тех, кто тащил соху, но они шагали столь же бодро и неутомимо, как и в начале - ведь ещё до рассвета бабушка Ждана напоила княгиню и обеих её подруг особым настоем, который предал им небывалую силу и бодрость. Но даже несмотря на это, нынешний поход явно тяжело давался всем троим.

Но вот, наконец, соха вернулась на то же место, откуда начала свой нелёгкий путь. Круг замкнулся, и город оказался в его оберегающем кольце. Отныне ладожане могли не опасаться происков Богини смерти до самой весны. Однако радоваться и праздно рассиживать на лавках, право слово, не стоило. Ведь победить врага способен лишь тот, кто прилагает к этому немалые усилия.

В Новгороде, в княжеских покоях на просторном ложе лежал Вадим. Багровый туман застилал его глаза, тело решительно отказывалось повиноваться, а голова - думать. В таком состоянии боярин находился уже несколько дней. Будто сквозь толщу воды до него вдруг донёсся вопль нечеловеческой боли. Исстрадавшаяся душа, затрепетав от неподдельного ужаса, попыталась было юркнуть обратно в блаженное небытие, но что-то крепко держало её, не давая спасительного забвения. Крик, перешедший в нечленораздельное рыдание, раздался вновь. Неожиданно Вадим почувствовал, что бессилье уже не наваливается столь беспощадно, как раньше, и он вполне может двигаться. Багровый туман постепенно рассеивается, а мысли вновь обретают ясность. Но, против обыкновения, никакого облегчения это не принесло. Боярин прекрасно отдавал себе отчёт, что это оплачено немалой ценой. Так и есть: его носа коснулся ужасающий запах - запах крови, человеческих страданий и смерти. Вадим приподнялся на локте. В ногах у него лежало истерзанное тело человека. Скорее всего, это был холоп. Тот был ещё жив, но от невероятных мучений уже утратил всякие зачатки разума. Лицо, грудь и руки умирающего, так же, как и самого боярина, был покрыты непонятными знаками, начертанными кровью.

-Неужели в этом была такая уж необходимость? - невольно содрогнувшись, спросил Вадим. Нет, ему не было жалко этого человека, но то, какую смерть он принял, невольно ужасало.

-Конечно, - холодно ответила Морена, стоявшая в изголовье. - Иначе возвращать тебя из небытия было бы гораздо сложнее. Кровавая жертва и мучительная смерть другого для тебя нынче - лучшее лекарство.

Богиня смерти сделала небрежный жест рукой, и холоп, подаривший боярину свою жизнь, последний раз конвульсивно дёрнулся и навеки затих. Вадим попытался было подняться с ложа, однако на полу увидел ещё два тела в не менее жутком виде. Тут уж он не выдержал, желудок молодого мужчины судорожно сжался, и его жестоко стошнило желчью. Морена дождалась, когда тот придёт в себя, и с кривой усмешкой щёлкнула пальцами. В тот же миг непонятно откуда взявшийся смерч подхватил изуродованные трупы, очистил горницу от засохшей и свежей крови, убрал малейшие следы сотворённого здесь недавно убийства.

-Ничего, скоро ты к этому привыкнешь, - проговорила богиня.

Вадим тяжело дышал. Да, он предполагал, что после того, как отдал себя в услужение Морене, увидит немало страшных и жестоких смертей. Но, как оказалось, предполагать и видеть воочию - всё-таки разные вещи. Действительность оказалась гораздо более пугающей. Вот только отступать было уже поздно.

-Что теперь будем делать? - отдышавшись, спросил боярин. - Зеркало ведь, скорее всего, уничтожено, так что подглядеть, что твориться в Ладоге, не удастся. Но, быть может, можно как-то по-другому?..

-Нельзя, - резко ответила Богиня смерти. - Пока ты валялся без чувств на ложе, ладожские бабы опахали свой город. Между прочим, твоя сестра тоже впряглась в соху.

При упоминании о сестре сердце Вадима болезненно сжалось. Он искренне любил Доброгневу, и её уход больно задел боярина. Но сделанного не воротишь, да и не смог бы он удержать своевольную девку, а значит, думать нужно не о прошедшем, а о том, что будет дальше.

-Рюрик-то, небось, сдох прямо там? - усмехнувшись, спросил Вадим.

-Жив князь. Жив и здоров, бодр и весел.

Боярину на миг показалось, что прочные стены ложницы заметно дрогнули, а пол под ногами буквально заходил ходуном.

-Как же так? - внезапно осипшим голосом спросил он.

-Очень просто, - равнодушно пожала плечами Морена. - Когда Рюрик порвал связывающую вас нить, всё зло вернулось обратно к тебе. Ты должен был умереть ещё две ночи назад, но твою смерть на себя холопы приняли. Потому и умирать они должны были медленно и мучительно. Столь же медленно, по капле ты отбирал силы у князя, да не совладал. Не по зубам он тебе, видно, не по зубам.

Вадим вскочил и заметался, словно раненый зверь в клетке. Подскочив к столу, он со всей силы грохнул по нему кулаком.

-Проклятый варяг! Да что ж это такое? Сколько раз уже он был на волосок от смерти, но всегда выживал почти чудом. Что же в нём такого, что даже ты не можешь забрать его, наконец? Почему боги так его берегут?

-Да есть отчего. Слыхал, небось, что в давние времена Перун ходил по земле? Так вот, была у него в то время здесь жена и даже дети - дочь и сын. Вот с них-то и пошёл род людей, в жилах которых течёт кровь сего воинственного бога. Сёстры Ольга и Ефанда - прямые потомки этого племени, а Рюрик... Рюрик объединил в себе две его боковые ветви.

Боярин остановился, будто громом поражённый:

- Так значит, это правда, что род Словена ведётся от Перуна? Я-то думал - басня. Что же это получается, если варяг объединил в себе две ветви, значит, и Умила из того же рода? Значит, и в моих жилах течёт та же кровь?

Морена подняла голову, и её глаза, похожие на две чёрные дыры, словно ножи, вонзились в боярина.