Центурион - Долгова Елена. Страница 55

Стриж плохо запомнил перелет. Он плыл и падал, лишь наполовину усыпленный сильной анестезией. Время от времени над Дезетом склонялось лицо Джу, он пытался улыбнуться, но не мог как следует пошевелить лицевыми мускулами. Испуг в ореховых глазах девушки показал ему, во что вылились попытки.

Вертолеты дозаправились на Лора. Порт-Калинус встретил его белизной и стерильной прохладой госпиталя.

Еще через два месяца Стриж покинул стены Центральной клиники Порт-Калинуса. Чиновник Департамента был сух, деловит и корректен: “Ваше имя, частное имя, возраст, гражданство?.. Все в порядке, данные совпадают… Готовьтесь к экстрадиции на родину… Почему не ожидали? Позвольте, вас ознакомили с официальным требованием Порт-Иллири о выдаче. Здесь стоит ваша подпись, вы не отрицаете ее подлинность?.. Не отрицаете, прекрасно. Какие еще другие условия? О них мне ничего не известно. Какой еще полковник Хиллориан? Сейчас, справлюсь в сайбер-сети… Мне очень жаль, он числится среди пропавших без вести в Аномалии… Вы говорите – нарушение гарантий? – еще раз, мне очень жаль. Впрочем, у покойного полковника все равно не было прав отменять решения Калинус-Холла… Да, да. Не стройте из себя воплощенную наивность… Что? Не в курсе… А на такие вопросы не отвечаю… А это – закрытая информация…”

Стриж попытался спорить, испытывая бессильное, безнадежное бешенство, тем более унизительное, что ситуация вынуждала его к предельной корректности. Каленусиец сухо кивнул на прощание. На замкнутом как дверца сейфа лице прорезалось некое подобие человеческого выражения. Чиновник окинул взглядом пустые, без пси-датчиков, стены адвокатской комнаты и, приблизившись к Дезету, шепнул одними губами: “Простите, я на самом деле, а не для проформы сочувствую вам. Будь время и хороший адвокат… А впрочем, и это бесполезно. Все решено наверху.” Чиновник отвернулся, и, неловко махнув рукой, вышел, жестко выпрямив затянутую в серый мундир спину…

…Стриж открыл глаза, словно почувствовав на лице горячий ветерок – ненависть. Каленусия оставалась в прошлом, под крылом самолета медленно проплывали вершины западных гор, где-то южнее лежала невидимая сейчас долина Ахара.

Офицер преторианцев отследил взгляд Стрижа.

– Посмотри как следует, в последний раз, на территории твоих дружков-каленусийцев. Ты их больше не увидишь. Впрочем, вопросы ностальгии скоро станут для тебя прошлогодней листвой.

Стриж пожал плечами:

– Они мне не друзья. Впрочем, я охотно отдаю должное каленусийцам – они ради шкурных интересов сдают и разменивают чужих, а не своих.

Ошеломленный прето с минуту переваривал оскорбление, а потом коротко, без замаха, ткнул Стрижа кулаком – прямо в залеченные в каленусийском госпитале ребра. Дезет замер, пережидая, пока пройдет боль. “Со мною Нина, нельзя подбрасывать им повод избить меня на глазах у девочки.” Преторианец с легкой грустью отчеканил:

– Если ты будешь продолжать в подобном духе, твой конец, сардар, будет еще более неприятным, чем ты думаешь.

Стриж промолчал. Самолет заходил на посадку – роскошная зелень пригородов Порт-Иллири слилась в единый пушистый ковер. Изумрудная поверхность земли словно бы накренилась навстречу лайнеру. Квадраты апельсиновых и персиковых садов расширялись, обрывки облаков уходили вверх, оставляя панораму кристально чистой. Потом надвинулся город, прорезав зелень скопищем серого камня.

Лайнер сел, упруго коснувшись полосы, пробежал положенное расстояние и замер. Пассажиры муравьями суетились вокруг толстой, окрыленной сигары самолета. Дождавшись момента, когда рассеется истаявшая толпа, к трапу самолета подвинулась низкая длинная машина, окрашенная в серебристый цвет. Стриж вышел из самолета, зажатый между массивными торсами охранников. Поле пахло керосином, смазкой и еще чем-то неопределимым.

– И смрад отечества приятен нам.

Преторианцы с удивлением воззрились на арестанта:

– Идиот.

Нина семенила рядом со Стрижом, зажав в кулачке угол наброшенного на его плечи плаща. Дезета заставили пригнуться и втолкнули в машину, подсадили ребенка следом.

– Поехали.

Кар лихо сорвался с места. Стриж смотрел сквозь лобовое стекло, ловя последние моменты отпущенного ему времени. Он неожиданно для самого себя почувствовал искреннее волнение – Порт-Иллири обступил его, захватил лавиной воспоминаний. Алекс, уже привыкший к веселой, красочной, прагматичной многоярусности Порт-Калинуса, восхищался мрачновато-величественным имперским стилем Столицы Иллирианского Союза. Здания Порт-Иллири возносились вверх шпилями, изгибались роскошными арками, блистали стилизованными портиками. Широкие проспекты скрещивались, потоки машин слитной массой, гудя, мчались в тоннели транспортных развязок.

– Куда мы едем?

– Увидишь.

Машина, заложив дугу, ворвалась в боковую улицу, сделала несколько резких поворотов и на предельной скорости устремилась в загородную зону. Стрела радиальной дороги уходила на юго-запад, обочины плотно обступала живая изгородь. В редкие просветы Стриж видел колонны особняков, давно отцветшие розовые кусты, миниатюрные фонтаны, литые ажурные заборчики.

Кар молнией проскочил погруженный в сонную полудрему пригород, дорога шла полями, сомкнулась плотнее живая изгородь, ровные свечи пирамидальных деревьев полоскали на ветру серебристую изнанку листвы. Кар сделал еще один резкий поворот, сворачивая с магистрали – под колеса легла черная, без малейшего изъяна полоса, машина въехала под сень тучно-зеленой листвы, выбралась на открытое место, проехала еще метров двести и остановилась возле глухих ворот цитадели – гигантского каменного куба с узкими прорезями окон. Офицер на переднем сидении приник к уникому – ворота медленно поднялись, обнажая зев внутреннего двора. Машина плавно въехала под арку и стала.

– Штаб-квартира прето. Вылезай, приехали.

Стриж выбрался из кара, стараясь не отпускать от себя Нину. Прямоугольник двора был идеально, невероятно чист – словно каждый уголок только что вымыли щетками, громада каменных стен, казалось, нависала, пригибая.

Навстречу приезжим шагнула легкая, сухощавая пожилая женщина, с острым ястребиным носом и тонкими, жестко сжатыми губами – ее голову покрывал традиционный фиолетовый колпак монахинь.

– Мать Наан, орден Разума.

Преторианец поморщился.

– Можете радоваться, Дезет, у меня приказ – ваш щенок пойдет в цепкие лапки монашек, а не в оборот. Ха! Еще неизвестно, что хуже.

Наан протянула покрытую мелкими трещинками широкую ладонь. Стриж нехотя ослабил кольцо скованных рук, выпуская ребенка.

– Иди, Ни. Иди к ней.

Нина настороженно, без улыбки подошла к женщине. Стриж посмотрел прямо в желтоватые, как у совы, глаза монахини.

– Я вынужден доверять вам, леди. Так прошу вас, выполните свой долг – не ради меня, ради вашего Разума.

Сестра не повела даже бровью, только ее птичьи зрачки на мгновение расширились. Стриж отвернулся.

– Прощай, Нина.

– До свидания, папа.

Он не стал смотреть вслед монахине и ребенку.

– Я готов, куда теперь?

Распахнулась дверь, Стрижа вели гулкими коридорами, зарешеченный лифт неспешно опустился на два яруса, холодно-равнодушный охранник отворил перед ним дверь. Дезет шагнул внутрь, конвоиры вошли следом, прето у входа тут же запер за их спинами дверь. Стриж едва успел полуобернуться – первый удар, ладонью, пришелся в лицо, второй, кулаком, в солнечное сплетение.

– Прислони его к стене.

Преторианцы действовали поспешно, но деловито и с той размеренностью, которая наблюдается у добросовестного работника. Удары сыпались градом. Они ушли, как только Стриж сполз по стене на пол.

– Отдыхай. Это была разминка.

Наручники так и не сняли. Дезет поднялся, слизнул и выплюнул кровь, выступившую из глубоко рассеченной губы, прошел два шага и опустился на голый бетон лавки – серый пол, серый потолок, серые, оштукатуренные стены, серая лампочка в частой сетке. “Ну, вот и все. Это конечная станция – крайняя точка. Смешно – но теперь я свободен.”