Возлюбленная варвара (ЛП) - Диксон Руби. Страница 5

— Если мы просто друзья, почему тогда ты так переживаешь?

— Я не переживаю, — снова возражаю я. Затем оглядываюсь на его лицо, которое в нескольких дюймах от моего. От этого у меня снова начинает странно трепетать в животе, словно там порхают бабочки. — Почему… почему ты стоишь так близко?

Однобокая, чересчур сексуальная усмешка растягивает его губы.

— Потому что ты все время продолжаешь пятиться назад, — он наклоняется вперед, — и мне нравится, как ты пахнешь.

— Аехако, — говорю я нежным голосом. Я не могу давать ему надежду. Он должен понимать, что флирт со мной ни к чему его не приведет. Он должен приберечь свое внимание для женщины, которая когда-нибудь сможет стать его официальной парой. — Послушай…, — я прерываюсь, потому что он что-то вытаскивает из-под своей туники. — Что ты делаешь?

— Я отдаю тебе подарок в знак моего ухаживания, — он вытаскивает из-под туники что-то длинное, толстое и завернутое в кожу и протягивает его мне.

— Подарок? — я принимаю это, глубоко тронутая вниманием. Мы, люди, владеем столь немногим, что я и так уже чувствую себя страшной нахлебницей из-за всего того необходимого, что добрые инопланетяне ша-кхай предоставили нам. А сейчас он делает мне подарок?

— Подарок в знак моего ухаживания, — подчеркивает он. — Я очень усердно над ним трудился.

Подарок… в знак ухаживания? Это у ша-кхай такие обычаи?

— Ясно, — мне не стоит принимать его, но должна признаться, мне любопытно, что это такое. Он заполняет мои руки, и где-то с фут длинной (прим. ок. 30 см), к тому же толстый, как бейсбольная бита. Я медленно разворачиваю его… А потом, вытаращив глаза, пялюсь. Не может быть, это ведь не… — Это твой, эээ, пенис?

Он гордо кивает головой.

— Он имеет довольно точное сходство. Я упорно трудился, чтобы он выглядел точь-в-точь. Правда, из-за того, что я часами пялюсь на свой собственный член, пока строгаю ножом, остальные посчитали, что я спятил, — он пожимает плечами. — Разве он тебе не нравится?

Это же дилдо! Я пялюсь на него в смеси ужаса и неверия собственным глазам. Он сделан из кости, и мне становится немного страшновато от того, какого рода тварь может иметь кости вот такой… толщины. О, Боже, я краснею. Он и правда очень-очень толстый. И длинный. Это ведь не может быть реальным размером его пениса. Уж ни с чем не спутаешь тяжелую головку на конце, и вены, прослеживающие длину его, кхм, оборудования. Это однозначно пенис. Вдоль верхушки даже имеются выпуклости, похожие на наросты, что у него на бровях и больших, мускулистых руках. Причем на нем имеются даже яйца, а над членом выпирает нечто, что подозрительно похоже на мизинец.

Господи всемогущий, да это, должно быть, и есть та самая «шпора», о которой упомянула Лиз. А я-то думала, что она насмехается над нами.

Как оказывается, это совсем не так.

Я толкаю эту… штуковину… обратно ему.

— Я не могу принять это!

На мгновение он выглядит подавленным. Его смеющаяся улыбка исчезает, а лицо накрывает свирепое выражение.

— Ты делаешь это из-за другого? На твое сердце кто-то уже заявил свои права?

Я легонько покачиваю головой.

— О чем ты говоришь?

Я совершенно сбита столку, но продолжаю толкать дилдо обратно ему.

Он сводит брови, а руки упирает в боки.

— Разве это не надлежащий подарок, чтобы подтвердить серьезное намерение ухаживать за девушкой?

— Люди не преподносят подарки, чтобы подтверждать намерение ухаживать!

— Но Лиз… — он прерывается, когда полное осознание произошедшего накрывает его с головой.

— Я ее прикончу, — говорю я зловещим голосом.

Вместо того, чтобы разозлиться, Аехако откидывает назад свою большую, рогатую голову и взрывается от ревущего хохота. Хватаясь за живот, он разрывается от безудержного смеха. Хорошо, что хотя бы одному из нас весело от этой маленькой шутки. Понятия не имею, что мне теперь делать.

— Забери это, — говорю я, толкая вещицу ему в руки.

Он, все еще посмеиваясь, вскидывает руку и качает головой.

— Ну нет, это предназначалось в знак ухаживания, а я в самом деле намерен за тобой ухаживать, мой человек с печальными глазами. Так что, оставь его себе, — он задорно шевелит бровями. — До тех пор, пока тебе не захочется увидеть оригинал?

— Я… что? Нет! — шиплю я. — Не собираюсь я смотреть на твой пенис!

— Ты уверена? Он очень даже хорош. Ты только посмотри, насколько внушителен мой подарок! — он жестом показывает на костяной дилдо. — С ним я доставил бы тебе огромное удовольствие. В постели я весьма хорош.

— Даже слышать не хочу о твоих сексуальных подвигах, — я шиплю. Потом снова заворачиваю вещицу в кожу, потому что, будь я проклята, если стану размахивать огромным дилдо, проходя через всю пещеру, а он, судя по всему, не собирается забирать его обратно.

— Нет? — на какой-то миг он выглядит весьма расстроенным. — Как тогда человеческие мужчины ухаживают за женщинами, которые им нравятся?

— Ну, не дарят же им искусственный возбужденный пенис. Они дарят им цветы, шоколад, поцелуи и всякое такое.

Он скрещивает руки на груди.

— Мне казалось, ты говорила, что они не дарят подарки.

— Поцелуи — это не подарки!

— А что это?

Совершенно озадаченная я пялюсь на него, хлопая глазами. Он не знает, что такое поцелуй? Он, должно быть, подшучивает надо мной?

— Это уловка с подвохом, да? — говорю я, с подозрением глядя на него. — Я, как предполагается, рассказываю тебе, что такое поцелуй, после чего ты настаиваешь наглядно продемонстрировать, а в следующий миг — наши миндалины уже вовсю играют в хоккей.

Когда я говорю, он сильно хмурит брови, и очевидно, что он понятия не имеет, о чем я толкую.

— Миндалин… хо-ки?

— Может, хватит уже, — я вне себя от гнева и на него, и на Лиз, так как они оба, похоже, сговорились против меня. — Поверить не могу, что Лиз стала бы рассказывать тебе про дилдо, но ни слова о поцелуях.

— Так значит, они похожи? — в его глазах отражается хитрый блеск.

— Хватит уже с меня этого разговора, — я ухожу, направляясь поближе к кустам. — Тебе лучше уйти.

— Почему тебе так сложно поверить, что я хочу быть с тобой, Кайра? — он приближается ко мне, настроен решительно как никогда, и своей большой рукой прикасается к моему плечу. Вся моя выдержка уходит на то, чтобы не потянуться к этому легкому контакту между нами. Я так изголодалась по любви и взаимной близости, что не доверяю самой себе, но попросту не сброшу свои трусики лишь потому, что он представляет собой кое-какую стабильность в этой странной новой жизни.

— Потому что мы не резонируем друг другу, — говорю я усталым голосом. И не будем резонировать, потому что мое тело лишилось способности рожать детей, и неважно, как сильно мне бы этого хотелось. Или же парню, стоящему рядом со мной.

— Неужели мы не можем наслаждаться тем невероятным удовольствием, что предлагают нам наши тела? — он наклоняется ближе, и я чувствую жар его тела напротив моего, хотя я даже не смотрю на него. — Разве мы не можем познать радость прикасаний друг к другу?

— А дальше что? — спрашиваю я. — Что произойдет, когда ты начнешь резонировать кому-то другому, или же я?

Он пожимает плечами, а его большое тело совершенно расслабилось.

— Тогда жизнь продолжается, а мы празднуем создание нового союза.

И никто не испытывает хоть каких бы то ни было глубоких чувств? По-моему, в такое трудно поверить, но я держу свои мысли при себе. Никакой ревности? Никакой жгучей испепеляющей обиды? Никакой зависти, что кто-то другой завладел твоим возлюбленным?

Возможно, он может отключить свои чувства с помощью выключателя, но я-то знаю, что создана не такой. Я знаю, что, когда соглашусь на роман, я захочу реальный роман. Чтобы между нами были серьезные отношения, а не быть просто секс-приятелями. Я хочу быть любимой и любить в ответ.

Но, к моему сожалению, все, что Аехако может предложить, — быть просто секс-приятелями.