Маги и мошенники - Долгова Елена. Страница 5
Близ окраины красовалось мрачное, не лишенное назидательности сооружение – капитальная, хорошего камня виселица. Большая часть крючьев пустовала. На двух крайних болтались в петлях весьма печальные силуэты оборванцев в полусолдатской одежде. Мне попалось под ноги что-то мягкое. Сначала я принял это за обычную для провинциальных мест кучку козьего навоза, но, приглядевшись получше, обнаружил смятую груду перьев. Это была раздавленная, почти раскатанная в лепешку птица. Бархатные перья, месиво мяса и легоньких костей кто-то безжалостно втоптал в грязь.
Я подозвал паренька и, угостив его сухарем, показал на висельников:
– Кто?
Мальчишка оказался на редкость словоохотливым, а история – незамысловатой. Повешенными оказались шарлатаны, впопыхах принятые добрыми нусбаумцами за колдунов. Эти незадачливые молодцы то ли неудачно попытались погадать, показывая ручную птицу, то ли попросту не уплатили долг.
Я невольно огорчился, еще раз посмотрев на кучку перьев. Ночная тьма близилась, словно прилив океана. Лиловый закат нагонял почти физически ощутимую тоску. Найдя приют на ночь в задних комнатах гостеприимного придорожного трактира, я вновь открыл свой in-folio. Плутовской роман – замечательный жанр. Наверное, на меня подействовало лиловое небо, я зажег огарок свечи и писал долго – почти всю ночь, переделывая по-своему услышанную историю…
…История эта получила свое начало во вновь отстроенном после пожара нусбаумском трактире, что не доезжая пяти лиг до Большой Терпихиной Развилки. Развилку так назвали давным-давно, еще в старые, добрые времена Большого Мятежа. Имя-то дали, да настоящую причину после этого и забыли, как полагается. В Новые Времена Безмятежности воображение добрых путешественников дописывало смутную картину прошлого по-разному. Иногда не без занимательности, чаще как придется, но всегда в согласии с собственными вкусами и разумением рассказчика.
– Болото с комарами, говорю я тебе!
– Я тебе говорю, монастырь там стоял раньше, со строгим уставом.
– Комары!
– Нет, с уставом!
– А я говорю, что матушка твоя была…
Трактирщица Матушка Петра, толстуха с толстым же красным бутоном, приколотым к необъятному корсажу, сердито косилась на зачинщиков спора. Ссорились Хайни Ладер и Рихард Лакомка, солдаты, лишь накануне с почетом уволенные из армии великого и благочестивого императора Гагена.
…Вот что уволенные, это все знали. Насчет почета – тут находились маловеры, ничего не понимающие в настоящих геройских подвигах…
Завсегдатаи обступили красного как свекла Ладера и нахально осклабившегося Лакомку, с нетерпением поджидая продолжения. Колбасник Шинцель в углу заказал телячьи почки и теперь отдавал дань продукту собственного изготовления, проданному кабатчице как раз накануне. Он уже подсчитал в уме, сколько заработает на каждом купленном Матушкой фунте потрохов. Словом, вечер обещал быть отменным, и ничего не обещало неприятных событий, которые как раз в это время собирались коварно нарушить правильный ход вещей.
Судьба стучится в двери по-разному. Иногда бравой рукой войны. Конечно, правой рукой, потому что левой руки у войны давно нет, этот рудимент сохранился исключительно у императорских интендантов. Порой – и куда чаще – судьба пользуется легкой рукой местного сборщика налогов, Лоренца Иеронимуса Нерона Роккенбергера. Но на этот раз судьба оставила утоптанные Госпожой Привычкой пути и призвала на помощь Его Величество Редкий Случай. После чего явилась нашим героям в образе Коломана Хаушки, по прозвищу Поросенок, каковое прозвище, не содержа в себе никакого поношения, лишь указывало на род занятий вышеупомянутого Хаушки, пастуха беконного стада.
Тщедушный повелитель нусбаумских хрюшек с трудом пробился в тесный круг, в центре которого герои меча как раз сходились в поединке разума.
– …была последняя шлюха!
– А твоя матушка не сгодилась даже в шлюхи.
Жаркий летний вечер не вполне располагал к драке, и появление Поросенка случилось кстати – как в подпиленные кости сыгралось. Ладер, задрав белесые брови и свирепо выпятив челюсть, уставился на пришельца. Лакомка, чернобородый верзила, ослабил пояс на немалом брюшке и потянулся к оставленной, но не забытой кружке.
– Ну чего тебе, Коломан?
– Старый Анцинус перекинулся!
Новость определенно вызывала интерес – Анцинусом звали ростовщика, в клиентах которого ходила добрая половине завсегдатаев кабака.
– Врешь!
– Не вру, хватил-таки удар старого ящера!
Гуляки подняли кружки, отметив событие, и вечер в трактире Матушки продолжился своим чередом.
Новопреставленный Анцинус к тому времени уже полностью утратил интерес к нусбаумским событиям, иначе непочтительная эпитафия Поросенка пришлась бы ему по вкусу. Во всяком случае, душеприказчик популярного ростовщика, местный знаток латыни и книг, обнаружил в доме покойного такое количество разрозненных ценностей, что образ дракона как-то сам собой сложился в изнуренных наукой, но все еще цепких мозгах ученого. Признаться, образ этот немало льстил Анцинусу Хрычу, который при жизни был щупл, мал ростом, кривоног и лыс.
Каждый дракон рано или поздно встречает своего рыцаря, чтобы гордо пасть, оставив груду золота, бриллиант величиной с кулак и выводок похищенных принцесс. Принцессы, все как одна, почему-то избегали угрюмой берлоги Хрыча, гранить бриллианты в Империи научились только спустя четыреста лет, но золота в монетах и браслетах все равно оставалось порядочно. А раз так – рыцарь не заставил себя долго ждать, и на горизонте, в пыли Терпихиного Тракта, вскоре замаячила долговязая фигура наследника Ящера.
По поводу наследника толково высказался Хайни Ладер, который первым заметил заморского сэра, споро подъезжающего на настоящем рыцарском коне:
– Ух ты! Благородный!
Сметка не изменила наемнику, наследник и не подумал селиться в Берлоге, имущество Ящера назначили к продаже. Сэр Персиваль Анцинус посчитал доход и объявил, заморски гнусавя, что сохранит лишь несколько «догогих сегцу геликвий» «незабвенного дьядьюшки». После чего, собственно, наша история и начинается по-настоящему…
Ночь выдалась замечательная. Оловянная луна, накануне как следует начищенная эльфами, светила вовсю, но недолго. Вскоре ее накрыла куча облаков. Возомнившая о себе куча раздулась до размеров горы, и запутавшееся светило окончательно потеряло возможность внести ясность в события, происходящие на земле. Северный ветер тщетно рвал облачную армию. Обнаглевшие тучи перестроились и решительно пошли в атаку, в результате чего заполночь полил дождь, достаточный для того, чтобы прогнать на сеновал влюбленную парочку, с вечера устроившуюся прямо под звездами. Господин Крот, единственный вассал на землях покойного сеньора Хрыча Анцинуса, прервал ночную охоту и укрылся в подземелье собственного замка, поскольку был самым обыкновенным кротом, обитавшим на грядах под окнами Берлоги. Кусты малины и крыжовника нахохлились, трусливо ожидая града.
Словом, час был глухой и неприветливый. Со всех сторон – хороший час. На гребне фигурного заборчика, что в меру скромных возможностей защищал палисадник Ящера от поползновений мальчишек, показалась сначала одна плотная Фигура, потом другая – еще немного поплотнее. Непочтительные сапожищи топтали резные завитушки, заборчик жалобно скрипел, но его жалоб никто не слушал. Таинственные Фигуры плюхнулись в палисадник, смяли мальвы, проложили путь сквозь ряды крыжовника и малинника, попрали ленные права крота, оскорбили действием клумбу с маргаритками и наконец очутились во внутреннем дворе Берлоги. Здесь Фигуры разом утратили таинственность и обернулись старыми знакомыми – Хайни Ладером и Рихардом Лакомкой.
– Мешок при тебе?
– А как же!
– Думаешь, чародей заплатит?
– Не заплатит – не отдадим. Вперед! И держи язык за зубами.
Возмущенно клацнул и разинул пасть разбитый замок, дверь конюшни тихонько заскрипела – и отворилась. Кобыла Хрыча, Розалия Анцинус, фыркнула, шлепнула жидким хвостом, и повернулась задом, демонстрируя негодяям сугубое презрение. Рыцарский конь сэра Персиваля глянул на широкую физиономию и могучие плечи Хайни – и промолчал.