Владимир Высоцкий в Одессе (Документальная повесть) - Цыбульский Марк. Страница 14

Логично предположить, что натура в Измаиле продолжала сниматься и в октябре 1967 года, — в этот месяц у Высоцкого не было съёмок для «Интервенции» и свободных дней было больше — 3, 4, 8-11 и 25–28. Досъёмка же проходила уже в марте 1968 года. О том, как это было, рассказывает в весьма шутливом тоне сам Высоцкий:

«Вот, например, я снимался в картине „Служили два товарища" и там был такой эпизод, когда я стреляю себе в рот, и потом так с палубы корабля, — там невысоко, там, примерно, два с лишним метра, — падаю. Но вода была тогда всего три градуса.

Мы снимали в самом начале марта. (Тут неточность: досъёмки в Измаиле проходили не в начале, а в конце марта. — М. Ц.) Хоть это и Чёрное море, но там в том году замерзал даже залив, бухта. И всё равно вот я: „Дайте я сделаю! Дайте я сделаю!" Ну, говорят: „Ну ладно!" Режиссёр сделал вид, что не знает об этом. Принесли спирту, значит, растирать. И одежду сухую. Вот я первый дубль упал, вышел, меня растёрли, я снова упал, опять вышел, меня снова растёрли. Я упал, вышел, а потом говорю: „Мне море по колено! Давай ещё!"». [73]

Звучит весело, но на самом деле весело не было. И. Саввина вспоминала, что в дни, когда надо было снимать последние кадры с участием Саши и Брусенцова — венчание, отплытие парохода, — она лежала дома с высокой температурой. Тем не менее, актриса решила лететь в Одессу, где директор группы сообщил ей, что Высоцкого нет, найти его никто не может, он загулял. Наконец, нашли.

«Гримёрная у нас была в той же гостинице. Я впервые увидела Володю в этом состоянии. И вот он сидит у гримировального столика, опустив голову… Я подхожу к нему сзади и говорю:

— Володечка, здравствуй!

— Здравствуй, — но глаз не поднимает… Он трезвый, но со шлейфом, что называется.

— Я тебя очень прошу: у нас тут съёмки рассчитаны на три дня, но я очень больна, у меня высокая температура. Давай напряжёмся, и всё снимем за один день.

Он поднял голову и сказал: „Да-да, конечно!.."

Это был страшно напряжённейший день… Мы сняли всё. Сели в автобус, ему тут же дали бокал шампанского. Он выпил этот бокал, смотрит на меня и говорит:

— Ты знаешь, я даже не представлял себе, что я так тебя люблю и уважаю. Отца бы родного задушил… Знаешь, что это? Я не хочу, но это у меня внутри» [74].

Сказанное полностью совпадает с записью в дневнике артиста В. Золотухина 26 марта 1968 года:

«Высоцкий в Одессе, в жутком состоянии, падает с лошади, по ночам, опоённый водкой друзьями, катается по полу, "если выбирать мать или водку, выбирает водку" — говорит Иваненко, которая летала к нему» [75].

В этот раз Высоцкий быстро вышел из «пике». На момент написания сведения В. Золотухина уже устарели — в этот день Высоцкий, отдохнувший и посвежевший, давал концерт в Клубе портовиков (об этом будет рассказано в своём месте), но заключительные дни съёмок дались ему очень тяжело.

Пресса отметила исполнение Высоцким роли Брусенцова довольно странно. Хвалили его или ругали, но журналисты приписывали Высоцкому то, чего он вовсе и не играл! Как пример процитируем три рецензии.

«Достаточно убедительно, цельно и собирательно выглядит образ злобного, коварного (где там коварство? — М. Ц.), умного поручика Бруснецова (так в тексте. Может, журналист просто смотрел невнимательно? Отсюда и «коварство», и перевранная фамилия. — М. Ц.) Для него нет ничего святого. Нет родины. Он оставляет свою жену, буквально пять минут назад обвенчавшись с нею. (В фильме Брусенцов стреляется. Уж не хотел ли журналист, чтобы он перед этим застрелил и жену? — М. Ц.) Бросает на берегу любимую лошадь, из-за которой готов был ещё недавно пристрелить генерала и перебить всю его свиту. (Так не пустили ж лошадь на пароход! Как автор рецензии смотрел фильм — не понимаю. — М. Ц.) Но не убежать ему от самого себя, от унизительного позора, от собственной звериной ненависти и страха перед содеянным» [76].

«Владимир Высоцкий нашёл яркие краски для образа заклятого врага Советской власти поручика Брусенцова. Умный, решительный, его герой знает, что дни белого барона Врангеля и всей его своры, к которой принадлежит и он, Брусенцов, сочтены. Отсюда и трактовка образа офицера как истеричного (да как они смотрели?! Где там истеричность? — М. Ц.), обречённого на гибель отщепенца» [77].

«В роли Брусенцова, оттолкнувшись от белоэмигрантского романса, актёр усилил и буйство, и надрыв своего героя… Страсть же Брусенцова в исполнении Высоцкого выглядит истерикой обречённого» [78].

Комментировать вряд ли нужно. Кто видел фильм (а кто его не видел?), конечно, понимают, что ни коварства, ни истеричности, ни надрыва в роли, исполненной Высоцким, нет и в помине.

Впрочем, оценку фильма, оставим киноведам, а пока постараемся ответить на поставленные ранее вопросы, первый из которых — почему нужно было апеллировать к авторитету именно М. Ромма, чтобы утвердить Высоцкого на роль Брусенцова.

«Я точно не знаю, — ответил мне Н. Бурляев, исполнитель эпизодической роли прапорщика, которого в самом начале фильма застрелил персонаж Высоцкого, — но, возможно, Ромм возглавлял творческое объединение, на котором снималась эта лента» [79].

Я это предположение проверил, и оказалось всё именно так — М. Ромм действительно был художественным руководителем творческого объединения «Товарищ», на котором снималась лента режиссёра Е. Карелова. Таким образом, первая загадка разрешена.

Теперь попробуем разобраться с вопросом, какие сцены с участием Высоцкого не вошли в картину? Рассказывает И. Саввина, исполнительница роли возлюбленной Брусенцова, сестры милосердия Саши:

«М. Ц. — Что именно вырезано из роли Высоцкого в кинофильме „Служили два товарища"?

И. С. — Вырезана была, как мы её называли, „постельная сцена". Это была лучшая сцена! Это не так, как сейчас показывают, что происходит в постели. У нас герои просто лежали в каюте на кораблике, просто разговаривали. Но между ними происходит НЕЧТО. Вся группа съёмочная просто в восторге была! Это была гениальная сцена. Почему её вырезали…

Я не могу уже, естественно, вспомнить всё, что тогда было, но я помню, что три дня я готовила Володю Высоцкого к этой сцене, потому что это была его первая такая большая роль. Я его водила по мосфильмовским коридорам, мы ходили и готовились к этой сцене. И в результате сцена оказалась вырезанной. Почему? А потому что белогвардейцы не должны были так любить! В результате я этот фильм потом много лет просто не могла смотреть.

М. Ц. — Какие-нибудь ещё эпизоды с участием Высоцкого были выброшены при окончательном монтаже?

И. С. — Не знаю. Я говорю только о наших с ним совместных сценах» [80].

Поскольку все основные сцены Высоцкого в фильме именно с И. Саввиной, то её свидетельство крайне важно. Может быть, при монтаже и выпали ещё какие-то незначительные эпизоды, но, во всяком случае, Высоцкий явно преувеличивал, говоря, что от его роли осталась треть.

Об этом пишет и тульский высоцковед В. Щербаков, опубликовавший в московском журнале «Вагант» (1994 г., № 4–5, стр. 24–25) весь текст «постельной» сцены в том виде, в каком она была в сценарии:

«Дело в том, что режиссёр Евгений Карелов отснял слишком много материала. Даже после того, как из окончательного варианта фильма исчезла сцена свидания Брусенцова с Сашенькой и несколько эпизодов с главными героями Некрасовым и Карякиным, прокатное время картины составило 1 час 40 минут. Но, судя по литературному сценарию, красноармейцам от ножниц режиссёра „досталось" гораздо больше, чем белогвардейскому офицеру» [81].