Сфера Маальфаса - Долгова Елена. Страница 14

– Государь, вы решили-таки использовать то, о чем рассказал вам этот боязливый бургомистр?

– Мой верноподданный бургомистр, Билвиц… – Император укоризненно улыбнулся. – То, что он поведал, довольно интересно. Смотри сюда… Вот тут, на карте… Разными красками окрашены места, в которых более-менее часто случались нападения за последние несколько лет. Красным цветом – четыре погибших города. Ты ничего не замечаешь?..

– Почти правильный круг. Вокруг Фробурга более-менее спокойно. Чем дальше, тем чаще стычки, больше убитых…

– А тем не менее здесь есть пещеры, должны быть и альвисы. Должны быть, но их почти не видно и не слышно. За последние три года – ни одного убитого солдата в гарнизоне, всего несколько ограблений довольно темного происхождения. Ты понимаешь?

– Если бы я хотел спрятать то, что важнее всего, я бы положил это нечто на видное место, как безобидный предмет, и больше не трогал, мой император.

– Ты прав и понял правильно. Здесь их гнездо. Доказательств нет, но мы оба – оба! – чувствуем, что это так. Мне понадобится четыре-пять месяцев, чтобы предположения стали уверенностью. Тогда начнется наша война. А пока – разреши для меня вопрос с уэстерами, старый друг. Отсутствие вестей – хорошие вести, если дело обернется плохо – воспользуйся голубиной почтой. И запомни, не записывая…

Император медленно перечислил имена – те самые, которые не доверяют бумаге. Советник молча слушал.

Глава 6

Поле камней

(Империя, Пещеры, осень 6999 года от Сотворения Мира)

Нора Виттенштайн как следует поплакала, потом заснула, а когда проснулась, не сумела понять, сколько же времени прошло – мешало отсутствие дневного света.

Она осторожно осмотрелась, комната оставалась пустой, но в ней оказалось два выхода, один, прикрытый занавесью из пестрой грубой льняной ткани, был тем самым, которым пользовался альвис, второй, узкий лаз, скрывался за прикрепленной к стене плетенной из камыша циновкой. Нора отодвинула препятствие и осторожно заглянула в отверстие. В пещерной темноте горел очаг, дым от него поднимался вверх по трубе, сделанной из глиняных кирпичей и переходящей в каменный дымоход, который, в свою очередь, исчезал в скальном потолке.

Алиенора тихо проскользнула в дверь, и ее тут же остановил резкий окрик. Девушка обернулась – источником крика оказался странного вида старик. Его неровные седые волосы, видимо, были просто обрезаны ножом, темную сухую кожу на круглом, одутловатом безбородом лице прорезали бесчисленные морщины, круглые заплывшие глаза глядели упрямо и злобно.

У твари не было кисти правой руки. Сделав обрубком руки неопределенный жест, который можно было истолковать как приглашение садиться на плетеную подстилку, старик изрек нечто, оказавшееся фразой на исковерканном имперском языке:

– Сатись. Пить хотчешь?

Потом ловко, одной рукой извлек откуда-то вторую кружку, наполнил ее молочно-белой жидкостью из аккуратного кувшинчика и подал ее Норе. Непрозрачная жидкость ничем не пахла. Нора попробовала сделать вид, что отхлебнула, слегка смочила жидкостью губы. Бесцветные глаза старика заметили ее маневр, лицо сморщилось в злой гримасе, обнажились прекрасно сохранившиеся острые зубы. Растерявшись, она зажмурилась и сделала большой глоток. То, что на вид было так похоже на молоко, на вкус напоминало нечто среднее между жидким огнем и простоквашей – сочетание омерзительное. Глядя на кашляющую девицу, старик хрипло захохотал, будто пролаял, и показал еще один образец высокого имперского слога:

– Мой сын место полесных весчей таскат сюда клупых бап.

Он был зол и раздражен и доволен подвернувшимся развлечением. На этот раз Нора лучше уловила смысл сказанного, встала и поспешно вышла обратно в первую комнату, оставив мерзкого старика наслаждаться выпивкой в одиночестве.

Странно, за ней никто не следил и никто не помешал ей откинуть пестрый тканый полог и выйти наружу. Там оказался коридор: неровные стены, угловатый излом камня над головой и тесная тропинка под ногами. В «коридоре» стояла бы кромешная тьма, не проникай туда свет из «комнаты». Норе пришлось вернуться обратно за лампой. Ход был очень странным, не похожим на обычные, естественные пещеры, все-таки относительно ровный пол, наверняка обработанные рукой каменотеса стены. Стены терялись в темноте, потолок, как оказалось, совсем не был низким. Дочь Виттенштайнов никогда не задумывалась, как возводят стены бургов, прокладывают прочные дороги, какими трудами поднимают стены столичных храмов.

Но тут она поневоле прикинула, сколько усилий потрачено на то, чтобы высечь в камне такой длинный проход. Получилось – очень, очень много.

По обеим сторонам коридора на неравном расстоянии друг от друга были устроены неправильной формы проходы, занавешенные изнутри плетенными из камыша циновками или грубой тканью. Девушка осторожно отодвинула одну из циновок, за ней открылась комната, почти такая же, как та, из которой вышла сама Нора. Неровные каменные стены, неправильной формы потолок, рухлядь на полу, глиняная посуда. В углу комнаты что-то притулилось, то ли груда тряпья, то ли скорчившаяся фигура, фигура чуть шевельнулась, когда на нее упал свет – это была женщина лет тридцати, очень худая и изможденная, спутанные грязные волосы наполовину скрывали лицо. Женщина сидела на корточках, уперев подбородок в стиснутые поверх колен руки, и смотрела неподвижными глазами в темный угол. Алиенора ощутила инстинктивное родство людей, погруженных в несчастье, и осторожно дотронулась до плеча незнакомки:

– Ты кто?

Женщина подняла на нее расширенные безумием глаза, зрачки сузились, взгляд стал более осмысленным, и незнакомка, пружинисто распрямившись, куницей бросилась на девушку, стараясь ухватить ее за шею. Женщина что-то кричала на непонятном языке, в ее словах билась боль и ненависть. Нора вырвалась, оставив клок волос в чужих цепких пальцах, выскочила в коридор и бросилась обратно – туда, где взяла лампу. К счастью, лампа не разбилась, и в слабом свете было заметно, что странная женщина не пытается пуститься вдогонку.

Прежняя комната оказалась уже занятой – в углу сидели двое детей, мальчик лет восьми и трехлетняя девочка. Мальчишка был черноволос и чем-то походил на альвиса, которого Нора совсем недавно пыталась победить в честном бою. Девочка с потоком волос морковного цвета держала за ошейник и гладила любимую собаку Виттенштайнов – Мышку. Наверное, девчонка сделалась бы вороватой конопатой дрянью, если бы жила на солнце, подумала Нора. Но малышка казалась очень бледной, худенькой и смотрела испуганно. Кожа на тонкой детской руке, вцепившейся в серебряный ошейник, была белой почти до синевы. Такса, узнав хозяйку, одобрительно взвизгнула, перевернулась на толстый бок и завиляла хлыстиком хвоста.

– Эге. Девица Нора, похоже, проиграла битву с Иланой.

Нора резко обернулась, за спиной обнаружился ее главный враг, тот самый альвис-оскорбитель.

– Не лезь к ней, понятно? Вообще туда не ходи. Илана не в себе. Она тебя порвет на части, чужачка, а я не собираюсь повсюду ходить за девицей Норой и спасать ее от заслуженной трепки после каждой устроенной глупости.

Обстоятельства не располагали к продолжению словесной битвы – дочь Виттенштайнов решила, что ради истины стоит проигнорировать наглость негодяя.

– А что случилось с Иланой?

– Тебе все еще не ясно? Илана сумасшедшая.

– Почему?

– То, что твои братья там, наверху, сделали с ее родными, вполне достаточная причина. Если ты так любопытна – их сожгли. На медленном огне.

Альвис повернулся, чтобы уйти.

– Подожди!

– Чего тебе еще надо? Ты не у себя в поместье, девица.

– Как тебя зовут?

– Дайгал.

– Как долго я пробуду в этих подземельях, Дайгал?

– Что, не нравится? – альвис обернулся, уходя. – Мы проводим здесь всю свою жизнь.