Сфера Маальфаса - Долгова Елена. Страница 65

На деле все произошло мгновенно. Людвиг бросился ничком на землю, откатился в сторону. Обломок горящего дерева ударил кочевника в лицо, вспыхнули ресницы, усы, дикий крик заглушил рев огня. Лошадь получила удар бревном по коленям и упала, ржание искалеченного животного слилось со стонами человека. Людвига осыпало искрами и мелкими обломками, голову он успел прикрыть руками, на тыльной стороне ладоней мгновенно вздулись пузыри ожогов…

Поспешно затушив тлеющую куртку, волшебник осмотрелся. Враг, вздрагивая плечами, корчился на земле – прижимал ладони к сожженным глазам. Фон Фирхоф подобрал было меч, но потом отшвырнул в сторону тупое лезвие, взял бритвенно-острую саблю и подошел к умирающему. Примерившись, жестко ударил, целясь в позвонки – туда, где между остроконечным шлемом и доспехами из шкур свисали сосульки прямых черных волос. Человек, вытянувшись, затих – Людвиг отер лезвие о потрепанную одежду варвара и отвернулся.

Брошенный манускрипт все так же валялся в грязи, девчонка не показывалась. Спряталась? Жар становился нестерпимым, горело лицо, раскаленный воздух опалял веки, жег гортань, заставлял шевелиться волосы. Многие дома уже обрушились, кое-какие еще держались, некоторые только что занялись от уносимых током воздуха искр. Провалы распахнутых дверей зияли, но у соседнего дома дверь оказалась прикрытой.

Девочка там, догадался фон Фирхоф. Спряталась от обступившего ее ужаса, забившись в дом, который уже тлеет и вот-вот вспыхнет пучком соломы. Людвиг распахнул прикрытую дверь – в лицо ударила едкая гарь, дым наполнял единственную комнату, косматые клубы, вырываясь наружу, скручивались затейливыми спиралями.

– Эй, ты здесь? Быстро выходи, не бойся. Варвар уже ушел. Я ничего тебе не сделаю.

Молчание. Потом послышался слабый писк где-то в углу. Магус оглянулся на сверток – раскаленный воздух уже высушил грязь, но манускрипт не пострадал. Фон Фирхоф решился – и нырнул в серые клубы, стараясь пригнуться пониже – горячий дым поднимался вверх. Не приходилось надеяться разглядеть хоть что-нибудь, оставалось полагаться на осязание. Под руки попадалась раскиданная утварь, что-то длинное и низкое – лавка? Людвиг закашлялся, ударился головой о твердое дерево, в горло лез дым, жар близкого огня усилился.

– Ты здесь? Эй, Ласка! Вылезай без промедленья!

Опять молчание.

– Не бойся меня! Вылезай, не прячься, а то сгоришь!

Писк больше не повторялся. Это все, подумал фон Фирхоф. Возможно даже, он ошибся, и ее здесь нет. Волшебник не помнил, в какой стороне остался выход, и наугад повернул назад – ползком, стараясь держаться стены.

На маленькое скорчившееся тело он наткнулся, уже потеряв надежду. Вцепился в изодранное платье и потащил девочку к выходу, стараясь держать ее голову пониже. Под потолком густыми клубами кипел дым. Жар опалял брови, волосы волшебника потрескивали. Дверь нашлась на ощупь – он клубком боли выпал в яркий свет дня. После раскаленного дома горячий воздух улицы, пропитанный запахом пожара, показался нектаром.

Улица пылала. В садах свечами горели цветущие яблони. Вечерний свет почти исчез за пеленой дыма. Фон Фирхоф перевернул детское тело и замер, пораженный. У девочки, вынесенной из огня, были гладко зачесанные черные волосы, заплетенные в аккуратную толстую косу с алой лентой. Ребенок уже умер, причем не менее часа назад – личико заострилось, на шее болтался сползший с головы платок, синяя рубашка рвалась и местами прогорела.

Людвиг поднял голову и на мгновение зажмурился – только что покинутый дом вспыхнул разом, обернувшись сплошным клубом яростно-багрового огня, и неловко, с треском, завалился, рассыпая огненную метель искр, – Ласка, если она еще оставалась в доме, не могла уцелеть.

Фон Фирхоф обреченно посмотрел на огонь, потом платком прикрыл лицо убитого ребенка и поднялся с колен. Единственное на сегодня бескорыстное дело не удалось – оставалось подобрать брошенную книгу.

Кожаного свертка на месте не оказалось, зато в самом конце переулка мелькала спина беглеца. Человек торопился исчезнуть неспроста. Удирая, он крепко прижимал локтем находку – секретный манускрипт хрониста Адальберта. Расторопным счастливцем оказался не кто иной, как старый знакомый Людвига – альвис Дайри.

Еретик опустился на высушенную пожаром землю, зачерпнул горсть пыли, сам не зная для чего, пропустил песчинки сквозь пальцы и засмеялся – захлебываясь хриплым хохотом, плача, кашляя и вытирая бегущие по щекам слезы.

Ойле торопился, вытеснив подавленную боль и усталость за пределы разума. Люди Саргана ворвались в распахнутые ворота и отчасти рассеялись в путанице улиц. Сейчас силы штурмующих подобны воде, что уходит в рыхлую землю. Струйки влаги омоют каждую крупинку тверди, потеряются в сонме песка, однако стоит вылить побольше влаги – и там, где была твердь, станет хлябь. Пройдет совсем немного времени, и кочевники овладеют городом.

Лунь бежал. Он больше не чувствовал ни ненависти, ни торжества победы. Ничего – лишь глухая сердечная усталость. Привычный мир, опора, качнулся, упал и рассыпался, у ног опального воеводы осталась кучка сухой горькой пыли. За что-то надо держаться? Он будет держаться за свою месть. Сарган обещал плату головой Хруста – пускай. После всего, что Лунь видел и вынужденно совершил, он сам желает взять эту плату. Меч все еще на поясе, кольчуга прикрывает грудь. Дружинники Хруста отчаянно пытаются отбить штурм. Если князь бьется вместе с ними – что ж, тогда не судьба самому пролить кровь врага, придется получить многократно осыпанную проклятьями голову из рук варвара. Но опыт подсказывал, что Хруст не станет без нужды рисковать собой. Пока князь не получит вести о том, что ворота открыты, он не отважится бежать и не покинет свой дом-крепость. Если гонец уже спешит, его следует опередить. Напряжение последних часов сделало свое дело, доведя изощренный ум до грани безумия – опальный вельможа даже не подумал, как он одолеет стражу, наверняка оставленную при осторожном правителе.

Оводец заволакивал дым, горели дома близ западных ворот. Жители отбивались, затворившись в стенах, – кочевники поджигали крыши, для этого достаточно двух-трех огненосных стрел. Улицы, удаленные от места побоища, молчали, затаившись. Лунь запнулся, едва не упал – под ногами валялся еще теплый собачий труп, в лохматом рыжем боку торчала по-чужому оперенная стрела. Похоже, один из отрядов успел опередить мстителя.

Он ускорил бег, за грудиной теплым птенцом затрепыхалась боль. Отрывистая, лающая речь раздавалась совсем рядом. Беглец-преследователь метнулся в боковой переулок – сейчас его больше всего страшили те, кому он сам же открыл ворота. За спиной раздались возгласы и хохот. Кажется, мелькнула стрела. То ли специально, то ли случайно, но ее выпустили мимо беззащитно согнутой спины.

Одна из досок ближнего забора сломана, Лунь втиснулся в спасительный проем. На траве осталась растерзанная утварь, дверь кто-то уже сорвал с петель. Принцепс и не подумал заходить в дом, обогнул жилье, огородом выбрался к задней ограде, прикинул, как лучше перелезть – высоко.

Пальцы, внезапно вцепившиеся в плечи, показались острыми, как птичьи когти. На плечах беглеца мешком обвисла часто дышавшая женщина, молодые гладкие щеки посерели от страха.

– Спаси!

Он с трудом оторвал цепкие руки.

– Отстань. Я ничего не могу сделать для тебя. – Хотел отстранить, но толчок получился неожиданно сильным – слабое женское тело отлетело, как выброшенная тряпка.

За огородами теснились убогие дома, в таких живет беднота и всякий сброд. Гул боя приблизился, теперь звуки штурма раздавались справа и чуть впереди. В воздухе витал пронзительный запах дыма, паленой шерсти и жженого мяса – поблизости горела живая плоть.

Внезапно открывшаяся картина ошеломила. Поперек тесного переулка стоял, размахивая длинной дубиной, широкоплечий чернобородый монах. Столпившиеся перед ним кочевники тщетно пытались достать святого отца кривыми клинками. Дом слева полыхал, но огонь лишь помогал монаху, заслоняя его от стрел степняков. Время от времени здоровяк что-то выкрикивал – принцепсу померещились знакомые слова псалма «и победил он дракона, и встал ногою на ящере». С каждым стихом воздух с гудением расступался, уступая взмаху деревянной палицы. Кочевники перестроились, двое отступили за спины товарищей и теперь все же натягивали луки, метя поразить инока, не задев своих. Монах рыкнул и бросился в атаку. Лунь повернул обратно и далеко обогнул место схватки – еще одна пустая растрата равнодушно скользящего в бесконечность времени.