Гиль (Из истории низового сопротивления в России ) - Гончаренко Екатерина "Редактор". Страница 54

Пугачев с остатками своей разбитой армии (от 1 до 2 тыс. чел.) в ночь на 17 июля переправился на правый берег Волги у Кокшайска, затем повернул на юг с целью выхода к Дону, жителей которого он надеялся поднять на борьбу.

Особенностью третьего этапа Крестьянской войны, начавшегося после взятия Казани, было усиление стихийности и локальности движения. Большое число местных повстанческих отрядов, которое возникло в это время, действовало, как правило, в пределах своих селений и уездов. Освобождая свои родные места, они считали задачу выполненной.

Многие повстанцы Правобережья вливались в главное войско Пугачева, которое при подходе к Саратову увеличилось до 20000 чел. Но эта армия была уже не та, какой она являлась на первом и втором этапах Крестьянской войны. Отсутствовала большая часть яицких казаков, работные люди и башкиры-конники также остались по ту сторону Волги. Основная масса повстанцев была не обученной военному делу, плохо вооруженной. Оторванность от уральских заводов, снабжавших армию Пугачева пушками и припасами, тоже сказывалась самым отрицательным образом.

А. Болотов, современник этих событий, живший в Москве, записал в своем дневнике: «Заговорили тогда вдруг и заговорили все и въяв о невероятных и великих успехах… Пугачева, а именно, что он… не только разбил все посланные для усмирения его военные отряды, но, собрав превеликую армию…, не только грабил и разорял все и повсюду вешал и… умерщвлял всех дворян и господ, но взял… самую Казань и оттуда прямо будто бы уже шел к Москве… Мы все удостоверены были, что вся… чернь, а особливо все холопство и наши слуги, когда и не въяв, так втайне, сердцами своими были злодею сему преданы, и в сердцах своих вообще все бунтовали и готовы были при малейшей возгоревшейся искре произвести огонь и пламя… Ожидали того ежеминутно мы, на верность и самих наших слуг никак полагаться, а паче всех их и не без основания почитали еще первыми и злейшими нашими врагами, а особливо слыша, как поступали они в низовых… местах со своими господами и как всех их либо сами душили, либо предавали в руки и на казнь… Пугачеву, то того и смотрели и ждали, что при самом отдаленнейшем еще приближении его к Москве вспыхнет в ней пламя бунта и народного мятежа».

Повстанческое войско, быстро разраставшееся, ускользало от карательных отрядов, опережало их. Ужо 23 июля оно заняло Алатырь, еще через четыре дня — Саранск. В Саранске на суд к Пугачеву крепостные крестьяне в течение трех дней приводили своих помещиков — более трехсот дворян по его приговорам были повешены. То же происходило и в других местах.

1 августа Пугачев уже был в Пензе, 6 августа — в Саратове. Занимая по пути города, повстанцы освобождали из тюрем колодников, раздавали бедному населению казенные соль, муку и деньги, овладевали оружием и припасами. Повстанческие отряды, которые нередко насчитывали по несколько тысяч человек, оказывали помощь главному войску, захватывали города и селения, задерживали правительственные войска. Так, города Инсар и Троицк занял отряд крестьянина Евстафьева, который, между прочим, тоже называл себя Петром III. Повстанцы появляются в Воронежской и Московской губерниях. Власти объявляют на осадном положении Рязань и Тамбов. Дворяне в ужасе бегут в Москву, многие погибают от рук повстанцев или попадают к ним в плен.

Действовавшие разрозненно, самостоятельно, эти отряды быстро терпят поражение. Так, с 1 августа по 6 сентября каратели разбили несколько десятков отрядов, причем было убито до 10000 повстанцев, взято более 70 орудий, пленено 9000 чел., освобождено около 13000 дворян.

11 августа повстанческое войско заняло Камышин, а по выходе из него вступило в северо-восточные пределы Войска Донского. К нему присоединялись волжские казаки.

17 августа Пугачев вступил в Дубовку, где в его войско влилось еще 3000 калмыков. А еще через день он одержал победу на реке Мечетной, на полпути к Царицыну, над войском, посланным из этого города. В плен попал Кутейников, а его полк из донских казаков (1100 чел.) полностью встал в ряды восставших. Эти и другие донцы, присоединившиеся позднее, с одной стороны, усилили войско Пугачева, но, с другой — сильно повредили ему: они воспринимали его не как «Петра III», «царя-батюшку», а как своего брата-казака. И это очень повлияло на остальных повстанцев, у которых, по словам И. Творогова, «руки у всех опустились и не знали, за что приняться»; таково было обаяние и огромное значение в глазах повстанцев имени «доброго» царя, которое являлось знаменем восстания. К тому же они сомневались в своих силах и возможностях — со всех сторон против них спешили войска, Михельсон преследовал их по пятам.

Утром 21 августа армия Пугачева начала осаду Царицына. Но, получив известие о приближении корпуса Михельсона, предводитель отвел ее от города. Через четыре дня, 25 августа, повстанцы потерпели окончательное поражение у Сальникова завода к юго-востоку от Царицына. Их войско перестало существовать — 2000 было убито, 6000 попало в плен. Пугачев с небольшой группой переправился на левый берег Волги и направился в те места, где около года тому назад возглавил народную борьбу. Но несколько яицких казаков-изменников, составивших заговор против него, схватили Пугачева и выдали властям, спасая свою жизнь.

Допросы и пытки Пугачева и его сподвижников продолжались в течение двух месяцев — в ноябре и декабре. 10 января 1775 г. в Москве казнили Е. И. Пугачева, А. Перфильева, М. Шигаева, Т. Подурова, В. Торнова. Под страхом жесточайших наказаний власти запретили упоминать даже имя Пугачева, чтобы вытравить из народного сознания память о нем и том деле, за которое он сложил свою голову Река Яик была переименована в Урал, а Яицкое казачество стало именоваться уральским.

Граф Петр Панин в циркуляре от 25 августа 1774 года приказал в тех городах и селениях, жители которых принимали участие в крестьянской войне, всех поддавшихся «мятежу» и в первую очередь руководителей отрядов «казнить смертью отрублением сперва руки и ноги, а потом головы и тела класть на колесы у проезжих дорог…».

25 ноября 1774 года царским палачам удалось схватить героя башкирского народа Салавата Юлаева и его отца. Они были подвергнуты жесточайшему наказанию. Их возили по всем селам и городам, где они действовали, и били кнутом. Затем у обоих раскаленными клещами вырвали ноздри, поставили на лбу и щеках знаки «вор и убийца» и решили отправить их на вечные каторжные работы в балтийский порт Рогервик.

В октябре 1775 года, во время подготовки к отправке Салавата и Юлая в Рогервик, обнаружилось, «что у них ноздри… совсем уже заросли, а у Юлайки ставленные знаки почти не видны». Уфимские правители нашли, что в таком состоянии их в ссылку «отправить не можно», необходимо, чтобы знаки в случае «паче чаяния могущей быть утечки всякому были видны, а не так, как есть теперь». Поэтому было решено повторить наказание «и только потом в Рогервик отправление учинить».

Герой башкирского народа, верный помощник Емельяна Пугачева Салават Юлаев в течение более чем двадцати лет в тяжелых кандалах работал в Рогервике на строительстве мола, где и скончался 26 сентября 1800 года.

19. Крестьянское движение 1818–1820 годов на Дону

Крестьянское движение 1820-х годов на Дону стало первым после Отечественной войны 1812 года массовым народным выступлением. Не дожидаясь указа об освобождении, крестьяне отказались подчиняться помещикам и выполнять в их пользу повинности.

Источники:

rostov-region.ru/books/item/f00/s00/z0000024/st017.shtml

foruml.kazakia.info/viewtopic.php?p=2170#p2170

В 1818–1820 годах на Дону вспыхнуло мощное крестьянское движение. Это было самое крупное в России выступление крепостных крестьян со времени войны под предводительством Пугачева. Оно охватило 256 донских селений, в которых проживало свыше 40000 крестьян.

После указа 12 декабря 1796 года, закрепившего крестьян за донскими помещиками, на Дон, спасаясь от феодального гнета, продолжали переселяться крестьяне из разных районов страны. Они полагали, что указ 1796 года на них не распространяется, и, зачастую селясь на землях помещиков, считали себя свободными. Помещики же относились к ним, как к своим крепостным, и требовали безоговорочного выполнения господских повинностей. Это вызывало возмущение крестьян.