Кошмар в летнюю ночь (ЛП) - Кеплингер Коди. Страница 28
– Ммм… конечно. Куда ты хочешь поехать?
– Да куда угодно.
Через секунду Нейтан просто сказал: « Хорошо».
– Где мы? – спросила я, когда Нейтан заехал на незнакомую парковку. Здание перед нами было старое и убогое. Над потрескавшейся стеклянной дверью криво висела вывеска с надписью «ЗАКУСОЧНАЯ У ШЕЙ». Окна светились режущим глаз флуоресцентным светом, от которого моя голова начала раскалываться.
– Это все, что я смог найти все еще открытым в столь поздний час, – сказал Нейтан.
Он отстегнулся и выбрался из машины. Вздохнув, я сделала то же самое.
– Ты же сказала куда угодно, – напомнил он мне, взяв меня под локоть и помогая зайти внутрь.
– Похоже, так и сказала, – пробормотала я.
В этом заведении над дверью висели эти раздражающие колокольчики, которые звенели каждый раз, когда кто-то заходил или выходил, а официантка за барной стойкой кричала «Привет вам», услышав звон колокольчиков во второй раз. Это было похоже на автоматически включающуюся голосовую запись. Какая жалкая работа. В три утра приветствовать людей, страдающих бессонницей, голосом с нелепым фальшивым южным акцентом. Не говоря уже об унижении носить этот ужасный фартук. Мне даже стало как-то жаль эту тетку.
– Доброе утро, – сказал Нейтан, весь такой веселый и добрый. Вот придурок. – Можно мне кофе, пожалуйста! Черный. И пару тостов.
– Без проблем, мой хороший, – очевидно, она любила таких парней, как Нейтан. Таких вежливых и любезных. Конечно, в это ночное время любой, кто не шлепает ее по заднице, кажется божьим даром.
Он довел меня до столика с липкой столешницей и сел напротив меня. Через минуту появилась официантка и поставила кружку и тарелку с тостами перед Нейтаном. Ей было за сорок, у нее были красновато-коричневые волосы и круглое лицо. От нее веяло теплом и счастьем. Совсем не тот тип женщин, который ожидаешь встретить в грязной забегаловке в предрассветное время.
– Вот, пожалуйста, детка, – сказала она Нейтану. – Кричи, если нужно будет что-нибудь еще.
Ладно. Может акцент и не был фальшивым. Она была из Техаса или, возможно, из Алабамы. Никогда не видела разницы.
– Спасибо, – сказал он.
– А тебе что, дорогая? – спросила она меня.
Я покачала головой и свернулась клубочком на своем месте, ноги сунула в стол, а колени подтянула к груди. Я все еще ощущала руки Тео на своих бедрах, его дыхание на своем лице. Как призрак. Вроде и ушел, и не ушел.
– Ладно. Говорите, если что, – она ушла обратно за стойку, качая бедрами в такт песенке в стиле кантри, которая звучала из древнего на вид музыкального аппарата, стоящего в углу.
Я огляделась. Кроме официантки, Нейтана и меня, больше никого в закусочной не было.
– Как я погляжу, полуночников в Гамильтоне почти нет.
– Похоже на то, – согласился он. – Вот. Съешь и выпей это, – он подвинул ко мне тосты и кружку.
– Фу, – сказала я, отодвинув кофе обратно. – Не буду. Я терпеть не могу кофе, – хотя, против тостов не возражала, поэтому взяла один и откусила.
Он закатил глаза.
– Давай, Уит, просто выпей его. Это поможет тебе протрезветь. Ну, ладно, с научной точки зрения не протрезвеешь, но я клянусь, ты почувствуешь себя трезвее. Тост поможет, но…
– Я не хочу.
– Ну, что ты как маленькая.
– Я не ребенок, – огрызнулась я. Мы долго смотрели друг на друга, пока я не сдалась и не взяла у него кружку. Честно говоря, я была сильно, «вдрызг пьяна». И я была рада съесть и выпить что угодно, лишь бы мне полегчало… даже если это будет на вкус как дерьмо.
– Ты издеваешься? – Нейтан засмеялся, когда я подняла руку, чтобы зажать нос. – Тебе шесть лет что ли?
– Заткнись, – я сделала глубокий вдох через рот и подняла кружку ко рту. Он был обжигающе горячий, а зажимание носа не очень-то и помогло не чувствовать горький вкус кофе. Потребовалась вся моя вила воли, чтобы сделать несколько глотков и не выплюнуть обратно.
Когда я поставила кружку, Нейтан мне улыбнулся.
– Ненавижу тебя.
– Тебе бы этого очень хотелось, – сказал он.
Я сделала еще один глоток и снова взяла свой тост.
– У тебя такое смешное выражение лица, когда ты его пьешь, – поддразнил он меня.
Я проглотила кусочек слегка поджаренного хлеба.
– Ты договоришься сейчас, я наберу полный рот и обрызгаю тебя, – предупредила я.
Он снова засмеялся, но его смех быстро прекратился. Его лицо вдруг стало серьезным, и я снова обняла свои колени. Я знала, о чем он подумал. Я об этом тоже подумала. Но я не хочу говорить об этом. И думать об этом. Никогда больше.
– Пожалуйста, не надо, – сказала я, когда он начал открывать рот. – Не сейчас, ладно? Я не могу говорить об этом сейчас… Мы можем поговорить о чем-нибудь другом?
– Хорошо. Но если тебе нужно…
– Я знаю.
– Ладно.
– Ладно. Поговорим о чем-нибудь другом.
Наступило долгое молчание, затем Нейтан наконец-то сказал: «Прости меня».
Я уставилась на него, немного смутившись.
– Я говорил тебе днем, но ты не слушала, – сказал он. – И все же, я не шучу. Что я сказал…
Я покачала головой.
– Не парься. В конце концов, ты ведь не врал.
– Но…
– Все хорошо, – сказала я. – Это просто… ирония.
– В смысле?
– Когда я была дома в Индиане, я все время мутила с первыми встречными, люди называли меня шалавой, но это было как… Как будто никто и не знал моего имени. А здесь? Я вела себя хорошо, по сравнению с тем, что было до этого. У меня ничего ни с кем не было, только поцелуи, но всем до этого есть дело, все знают меня. Они называют меня шлюхой, но с тех пор, как я тут, я даже ничего такого не сделала.
Нейтан удивленно глядел на меня.
– В смысле, ты не… У тебя не…?
– Нет. В последний раз, когда у меня с кем-то было, это на выпускном, – сказала я. – И это не то, что я обычно делаю.
– Что ты хочешь сказать? – спросил он. Он сидел боком к столику, одной ногой свисая в проход между столиками, и ковырялся в дырке на колене джинсов, глаза смотрели на пальцы, как будто ему вдруг джинсы стали очень интересны. – Как это, ммм, ты обычно делаешь?
– Я не занимаюсь сексом со всеми подряд, – сказала я. – Я много с кем встречалась. Но я могу по пальцам одной руки пересчитать всех, с кем спала, включая тебя. И это не было бы понятно из того, что люди говорят, или что на тех фотографиях, но…
– Ооо.
Я откинулась на сиденье и уставилась в грязное окно. Несколько фейерверков все еще вспыхивали на парковке у церкви через дорогу.
– Недели постов, тонны комментов, фотки, на которые у него были ссылки… а мой папа не сказал ни слова. Он просто удалил себя из тэгов.
– И поэтому ты это делаешь, так ведь? Все из-за твоего отца?
Я снова повернулась к Нейтану.
– Что ты имеешь в виду?
– Твой папа, – сказал он. – Ладно, если говорить вкратце, ты ведешь себя так, – вечеринки, пьянки – потому что ты хочешь обратить на себя его внимание. Я прав?
– Нет. Это глупо.
– Правда? – он наклонился над столом, его глаза смотрели в мои.
Я отвела взгляд, и он спросил. – Тогда почему?
– Почему что?
– Почему ты это делаешь? Ходишь на тусовки и все время напиваешься. Почему?
Первое, что я почувствовала, это злость. Я хотела наорать на Нейтана и сказать ему, что я живу так потому, что сама хочу этого. Потому что это весело. Потому что меня это устраивает. Но все это было полной ерундой. Особенно после того, что случилось сегодня.
Это не было весело. Давно уже не было весело.
Я подумала о Бейли. Однажды я оказалась в точно такой же ситуации, как и Бейли. И каким-то образом я докатилась до… того, что имею на сегодняшний день.
– Помнишь, я говорила тебе, что напилась в первый раз, когда мне было четырнадцать? – спросила я, поворачиваясь к Нейтану.
– Да.
– Ну, это случилось на пивной вечеринке. Я пошла туда потому, что все крутые старшеклассники собирались туда, а я хотела завести новых друзей перед тем, как сама стану старшеклассницей на следующий год. Я пошла туда, напилась и попыталась веселиться. И мне это удалось. Похмелье было адское, хотя, я была уверена, что меня запрут дома за попойку, но мама даже не заметила. В смысле, она позавтракала со мной на следующее утро и все такое. Скорее всего, она слышала, как я блевала в туалете. Но она не сказала ни слова.