Террористы (Terroristerna) - Шевалл Май. Страница 48

– Какое отношение он имел к Ребекке Линд?

– Значит, так. Вскоре после того, как Ребекка забеременела, она прочла в газете объявление, где говорилось, что молодые девушки с располагающей внешностью могут получить хорошо оплачиваемую работу с благоприятными видами на будущее. Она ждала ребенка и сидела без денег, а потому откликнулась на объявление. И немедленно получила письмо, в котором ей предлагалось явиться в определенный час по определенному адресу, ни того ни другого сейчас уже не помню. Письмо было написано на бланке кинокомпании и подписано этим Петрусом. Кажется, фирма называлась «Петрус-фильм». Она сохранила письмо, оно выглядело вполне солидно.

Роксен замолчал. Встал с кресла, подошел к кошкам, подлил им еще молока.

– Ну, – сказал Мартин Бек. – И что же было дальше?

– А, типичная история. По указанному адресу находилась квартира, которую явно использовали как студию. Когда она пришла туда, застала этого самого Петруса и оператора. Петрус сказал, что он продюсер с обширными международными связями. Потом предложил ей раздеться. Она это восприняла спокойно, только спросила, какой фильм он будет снимать.

Роксен вернулся к своим бутербродам.

– Дальше.

Рокотун хлебнул молока из кружки и продолжал:

– По словам Роберты, Петрус ответил, что речь идет о художественном фильме для зарубежного зрителя, и обещал сразу выплатить ей пять крон, если она разденется, чтобы они решили, подойдет она или нет. Она разделась, они ее осмотрели. Оператор сказал, что она, пожалуй, сгодится, правда, роль трудная и к тому же у нее слишком маленькие груди и соски. Петрус возразил, что можно налепить соски из пластика. После этого оператор заявил, что должен испытать ее на кушетке, которая стояла тут же в комнате. И тоже начал раздеваться. Она сразу испугалась, сказала, что не согласна, и стала собирать свою одежду. Они ее не тронули, но оператор сказал Петрусу, чтобы тот объяснил ей, о чем идет речь. Потому что, если она не согласна лечь с ним, то сниматься и подавно не захочет. И Петрус начал объяснять, чтобы она не боялась: фильм будут показывать только в иностранных секс-клубах.

Роксен помолчал. Потом снова заговорил:

– Да, какими только способами не зарабатывают миллионы в наше время. В общем, Петрус описал ей всякие гадости, которые она должна была проделать. Обещал двести пятьдесят крон за первый фильм, а дальше, мол, пойдут более крупные роли. Тогда эта девушка, как бишь ее…

– Ребекка.

– Вот именно, Ребекка. Она начала одеваться и попросила, чтобы ей заплатили обещанные пять крон. Петрус заявил, что он пошутил. Она плюнула ему в лицо, тогда они выставили ее голую на лестницу, в одних гольфах и босоножках. Одежду швырнули ей вслед, а ведь это был обыкновенный жилой дом, так что несколько человек видели, как она собирает одежду и одевается. Все это она мне рассказала, когда ее уже арестовали, и спросила, разве за такое обращение с человеком не карают? К сожалению, я вынужден был ответить, что не карают. Но я сходил в контору к этому Петрусу. Он держался очень надменно, заявил, что киношников без конца осаждают всякие шлюхи. Но признал, что одна посетительница плюнула ему в лицо.

Роксен вяло управился со вторым бутербродом. Коты затеяли драку и опрокинули блюдце.

– Не думай, Прокурор, я видел, кто зачинщик, – сказал Рокотун.

Сходил в чулан и принес тряпку.

– Что плохо у кошек – не вытирают за собой, – сообщил он. – Да, так вот, я решил вызвать свидетелем этого Петруса, ему послали повестку, но он не явился. Ну да ведь ее все равно оправдали.

Он угрюмо покачал головой.

– А Уолтера Петруса убили, – сказал Мартин Бек.

– Убивать людей противозаконно, – заметил Рокотун. – И все же… С Ребеккой что-нибудь случилось? Вы поэтому пришли?

– Насколько мне известно, ничего. Роксен снова угрюмо покачал головой.

– Я за нее беспокоюсь, – сказал он.

– Почему?

– Она приходила в конце лета. Возникли какие-то осложнения с американцем, отцом ее ребенка. Я попытался ей кое-что разъяснить, помог составить письмо. Ей непонятны наши порядки, и вряд ли ее можно осуждать за это.

– Какой у нее адрес? – спросил Мартин Бек.

– Не знаю. Когда она приходила сюда, у нее не было постоянного места жительства.

– Вы уверены?

– Да, я спросил ее, где она живет, и она ответила – в данный момент нигде.

– Стало быть, вы не представляете себе, где ее искать?

– Абсолютно. Тогда еще было лето, а многие молодые, насколько я понимаю, живут сообща либо в деревне, либо у знакомых, у которых есть квартира в городе.

Рокотун закончил трапезу, взял гигиеническую салфетку, вытер рот и руки. После чего громко крякнул, и плешивая канарейка отозвалась ему жалобным писком, напоминающим то ли сигнал SOS, то ли некое тревожное галактическое послание.

Выдвинув ящик стола, Роксен достал толстую черную записную книжку с алфавитом на полях. Судя по ее потрепанному виду, книжка явно служила ему не первый год.

– Как ее зовут? – спросил он.

– Ребекка Линд.

Он отыскал нужную страницу, пододвинул к себе старый черный телефон и сказал:

– Попробуем позвонить родителям.

Верховный Прокурор прыгнул на колени Мартина Бека, и он стал машинально гладить кота, прислушиваясь к разговору. Кот сразу замурлыкал. Роксен положил трубку.

– Это мать подошла. Родители ничего не слышали о ней со времени суда в июне. И мать говорит, это только к лучшему, все равно они отчаялись ее понять.

– Милые родители, – сказал Мартин Бек.

– Правда? А почему все-таки она вас интересует? Мартин Бек спустил на пол Прокурора, встал и направился к двери.

– Сам не пойму. Но все равно спасибо за помощь. Если она объявится, дайте мне знать. Или скажите ей, что я хотел бы с ней поговорить.

Роксен поднял руку в прощальном жесте, откинулся назад в кресле и отпустил ремень на одну дырку.

XVIII

Подобно Колльбергу, Рейнхард Гейдт считал, что, в основном, все в порядке. Он теперь жил в двухкомнатной квартире в Сольне, снятой той же подставной фирмой, которая позаботилась о квартире в Сёдермальм.

Японцы остались на старом месте. Соблюдая все предосторожности, они смонтировали хитроумные заряды. Следующей их задачей было поместить эти заряды в намеченных точках, по возможности перед самым приездом высокого гостя.

Задолго до того, как данные о предстоящем визите просочились в печать, Гейдт располагал всеми деталями программы, а также основными положениями плана охранных мероприятий. Поставщиком и на сей раз выступил двойной агент из таинственного маленького учреждения в Эстеральме.

Радиоэксперт несколько запоздал. Один датский рыбак доставил его за хорошую плату из Гиллелейе в район Турекова; при этом он, хотя об этом никто из них, естественно, не подозревал, проследовал прямо под носом у начальника ЦПУ, который в это самое время в уединении размышлял о своей ответственности.

Звали радиоэксперта Леваллуа, он был гораздо более общительным компаньоном, чем японцы с их пристрастием к бамбуковым почкам и прочей диковинной зелени, не говоря уже о непонятной игре с маленькими костяшками.

Правда, Леваллуа привез наряду с необходимым снаряжением одну не совсем приятную новость. Слабое место БРЕН составляла недостаточно хорошо налаженная связь, иначе Гейдт был бы извещен гораздо раньше. Где-то возникла утечка, которая позволила еще где-то составить из разных данных довольно интересную картину.

Гейдта видели во время вылазки в Индии; на него обратили также внимание, когда он после взрыва покидал латиноамериканскую страну. С тех самых пор полиция настойчиво стремилась установить его личность, передавая через Интерпол в Париже имеющиеся скудные сведения всем государствам с более или менее эффективной полицейской организацией и службой безопасности.

Утечку следовало искать не в БРЕН, а в какой-нибудь из стран, где Гейдт выступал наемником в герилье. Как бы то ни было, в конце концов удалось привязать его подлинное имя к данным о внешности. Полиция в Солсбери по-прежнему утверждала, что ничего о нем не знает – вероятно, так оно и было, – зато власти в Претории, не подозревая о его деятельности, сообщили, что он южноафриканский гражданин, зовут его Рейнхард Гейдт, у себя на родине к ответственности не привлекался и, насколько известно, никогда не занимался преступной деятельностью.