Террористы (Terroristerna) - Шевалл Май. Страница 68

– Рённа и Скакке. Дело нелегкое, но Скакке настойчив как черт, а Рённ располагает нужным навыком.

– Что-то раньше ты о нем так не говорил.

– С годами люди меняются. Это и ко мне относится.

В зале для важных персон в аэропорту снова было подано шампанское. И снова непьющий Гюнвальд Ларссон беззастенчиво опорожнил свой бокал в ближайший цветочный горшок.

Вдоль шоссе стояло изрядное количество демонстрантов, однако их было значительно меньше, чем накануне. Большинство провели ночь в холодных палатках, погода их не миловала, да и неожиданный поворот дела многих обескуражил. Инцидентов не было, была только куча плакатов, которые быстро размокли под дождем.

Улыбка сенатора теперь выражала скорее облегчение, чем грусть. Он обошел провожающих, пожимая им руки. Правда, подойдя к Гюнвальду Ларссону, заморский гость спрятал руку в карман и ограничился кивком и самой обаятельной предвыборной улыбкой. Каменное Лицо смотрел из-за его плеча на Гюнвальда Ларссона с мрачной солидарностью. Это был один из тех редких случаев, когда он проявлял почти человеческие чувства.

Сенатор произнес весьма нейтральную, хорошо отработанную, простую и сжатую благодарственную речь, еще раз упомянув про трагический эпизод.

После чего сел в джип секретной полиции, чтобы проехать в нем через все летное поле к надежно охраняемому самолету. Вместе с ним в машину сели Мартин Бек, Мёллер и тот самый статс-секретарь, который участвовал во вчерашней встрече (он успел уже стать министром без портфеля), а также человек с каменным лицом и сигарой.

Когда сенатор поднимался по трапу, с террасы для зрителей какой-то темнокожий дезертир покрыл его матерной бранью.

Сенатор поглядел в его сторону и, радостно улыбаясь, помахал рукой.

Десять минут спустя самолет взмыл в воздух.

Быстро набрав высоту, он описал сверкающую кривую, лег на нужный курс и меньше чем через минуту пропал из виду.

В машине на обратном пути в Стокгольм Гюнвальд Ларссон сказал:

– Хоть бы этот ублюдок разбился, да ведь не сбудется. Мартин Бек скосился на Гюнвальда Ларссона. Он никогда еще не видел его таким суровым и серьезным.

Гюнвальд Ларссон выжал газ до отказа, и стрелка спидометра закачалась около цифры двести десять. Казалось, все другие машины стоят на месте.

Никто из них не вымолвил больше ни слова, пока «порш» не замер на стоянке у здания полицейского управления.

– Вот когда начинается настоящая работа, – сказал Гюнвальд Ларссон.

– Найти Гейдта и зеленую машину?

– И его сообщников. Такие, как Гейдт, в одиночку не работают.

– Вероятно, ты прав, – согласился Мартин Бек.

– Зеленый драндулет, на номерном знаке буквы ГОЗ, – произнес Гюнвальд Ларссон. – Думаешь, на нее можно положиться, не ошиблась в буквах? Все-таки немало времени прошло.

– Она не стала бы говорить, если бы сомневалась. Но вообще-то в таком деле немудрено и ошибиться.

– И она не дальтоник?

– Можешь быть спокоен.

– Если машина не краденая, значит, ее либо купили, либо взяли напрокат. В том и другом случае можно ее выследить.

– Вот именно, – подтвердил Мартин Бек. – Славная работенка для Скакке и Рённа. Пошлем их обходить фирмы, а Меландера посадим на телефон.

– А нам с тобой что делать?

– Ждать, – ответил Мартин Бек. – Ждать и следить за ходом событий. Как ждут эти агенты БРЕН. Теперь, когда дело сорвалось, они будут предельно осторожны. Где-нибудь затаились.

– Да, похоже на то.

Они были правы, но только на семьдесят пять процентов.

Вечером в пятницу двадцать второго ноября ситуация выглядела следующим образом.

Рейнхард Гейдт отсиживался в квартире на Капелльгатан, японцы – в Сёдермальме.

Самолет, который должен был доставить Херрготта Рада обратно в Сконе, не смог из-за обычного в этих местах тумана приземлиться на аэродроме под Мальмё и долетел до Каструпа в Дании. Направляясь по самоходной дорожке к автобусу, коему предстояло проделать путь на палубе автопарома от Драгерэ до Лимхамна и по суше до вокзала в Мальмё, где можно было взять такси до Андерслёва, Рад разминулся с Леваллуа, которого встречная полоса везла на готовый к взлету парижский самолет. Они никогда не видели друг друга, да и впредь им никогда не суждено было увидеться. Естественно, никто из них не реагировал.

Сенатор крепко спал в удобном откидном кресле, летя на запад через океан в своем личном самолете.

Каменное Лицо не утерпел. Достал спички с рекламой «Сталльместарегорден» и закурил свою сигару.

Мартин Бек и Гюнвальд Ларссон инструктировали своих сотрудников. Рённ зевал, Меландер выколачивал пепел из трубки, выразительно посматривая на часы, Скакке, жадный до новых заслуг, внимательно слушал.

Примерно в полукилометре оттуда Ребекка Линд снова предстала перед судом, чтобы выслушать постановление о взятии под стражу. Рассмотрение дела задержалось, потому что по жребию обвинителем должен был выступить Бульдозер Ульссон, но он посчитал дело чересчур простым, к тому же его ужасала перспектива слушать тирады Рокотуна, а потому он внезапно сказался больным, хотя находился в своем кабинете.

Его заменяла женщина-прокурор, которая тотчас потребовала заключить Ребекку Линд под стражу и подвергнуть так называемой всесторонней судебно-психиатрической экспертизе, каковая обычно затягивается на много месяцев.

Ребекка Линд не произнесла ни слова. Она казалась беспредельно одинокой, хотя слева от нее сидела весьма добродушная на вид надзирательница, а справа – Гедобальд Роксен.

После выступления прокурора все с нетерпением ждали, что скажет Роксен; членам суда хотелось домой, а репортеры приготовились бежать к ближайшим телефонам.

Однако Рокотун не спешил начать.

Он долго с грустью созерцал свою клиентку, рыгнул, отпустил ремень на одну дырочку, крякнул и, наконец, заговорил:

– Версия обвинителя совершенно ошибочна. Единственное, что не подлежит сомнению, это то, что Ребекка Линд застрелила премьер-министра. Надо думать, вся страна уже видела это событие по телевизору, поскольку час назад знаменательные кадры повторили в шестнадцатый раз. В качестве защитника и юридического советника Ребекки я довольно хорошо с нею знаком, и я убежден, что ее психика здоровее и менее извращена, чем у любого присутствующего в этом зале, включая меня. Надеюсь, мне удастся доказать это на процессе, который, может быть, состоится когда-нибудь в будущем. За свою молодую жизнь Ребекка Линд не однажды приходила в столкновение с системой, произволу которой все мы вынуждены подчиняться. Она ни разу не видела ни сочувствия, ни помощи от нашего общества с его беспощадными принципами. И если прокурор требует психиатрической экспертизы на том основании, что действия Ребекки Линд не мотивированы, то это в лучшем случае свидетельствует о чистейшем недомыслии. На самом деле поступок Ребекки был вызван политическими мотивами, хотя сама она не принадлежит к какой-либо политической группировке и, несомненно, пребывает в счастливом неведении относительно господствующей политической системы, заправляющей практически всем, что происходит вокруг нас сегодня. Не будем забывать о том, что нелепая доктрина: война есть логическое продолжение политики – действует и ныне, и что эта формула разработана хорошо оплачиваемыми теоретиками на службе у капиталистического общества. Вчерашний поступок этой молодой женщины был политической акцией, хотя и неосознанной. Я берусь утверждать, что Ребекка Линд лучше тысяч других молодых людей видит, насколько прогнило наше общество. А то, что она не связана ни с какими политическими группировками и вряд ли вообще подозревает, что такое «государство смешанной экономики», может быть, лишь помогает ей яснее видеть.

В последнее время, да что там – вообще, сколько мы помним, – большими и могущественными державами всего капиталистического блока управляют лица, которые по общепринятым юридическим нормам являются откровенными преступниками. Движимые жаждой власти и погоней за наживой, они прививают народам пагубный эгоизм, отвращение к труду и образ мыслей, всецело основанный на меркантильности и самом бесцеремонном отношении к своим собратьям. Лишь в очень редких случаях таких политиков наказывают, да и то наказание чисто формальное, а преемники виновных действуют в том же духе. Наверно, я единственный в этом зале, кто еще помнит таких деятелей, как Гардинг, Кулидж и Гувер. Их действия были осуждены, но произошло ли с тех пор сколько-нибудь существенное улучшение? Мы видели Гитлера и Муссолини, Стресснера, Франко и Салазара, Чан Кай-ши и Яна Смита, Смэтса, Форстера и Фервурда, чилийскую хунту – людей, которые либо привели свои народы на край гибели, либо в своекорыстных интересах обращались со своими подданными так же, как гнусный захватчик угнетает оккупированную страну.