Воин (СИ) - Сапожников Борис Владимирович. Страница 21

Напротив нас выстроились каганы, сдерживавшие своих хоть и низкорослых, но довольно горячих лошадок. Битва будет страшной. С нашей стороны было двадцать с лишним тысяч человек, в основном пехота и лучники, что послужило каганам дополнительным стимулом для немедленной атаки, считавших, что они растопчут нас одним могучим навалом своей обычно несокрушимой лавы, насчитывавшей, как сообщали мои коллеги по "ночному воинству", не меньше тридцати пяти тысяч конников и десяти тысяч пехотинцев. Им казалось, что при более чем двукратном численном преимуществе, победа у них в руках. В общем-то, так оно и было, но только в теории, наша же задача опровергнуть эту теорию практикой.

Сколько длилось это затишье перед бурей, готовой разразиться, не знаю. Мы смотрели на каганов и прочих минцев, они — на нас, все ждали. Кто-то молился, кто-то шептал сквозь стиснутые зубы проклятья непонятно в чей адрес, кто-то, как и я, молча глядел на врага. И тут взвыли рога среди каганов, их войско двинулось на нас, набирая скорость. По нашим рядам пронеслась в тот же миг короткая команда, отданная мастером Чином — нашим командиром лучников:

— Товсь! Луки — вверх! — и как один поднялись вверх несколько тысяч луков.

Каганы приближались, из под копыт их коней летела белая соляная крошка, однако корка держалась — и мне это совсем не нравилось.

— Тетивы! — пронеслось по рядам, ответом был характерный скрип.

Каганы всё ближе. Я уже различал их лица, сбрую коней, по которой можно было отличить простых воинов от богатуров, наконечники копий, детали доспехов, крошку соли, летящую из-под копыт.

— Выцеливай!

И следом уже для нас:

— Копья — товсь!

Я вскинул сделанное на скорую руку копьё, предназначенное лишь для отражения первого удара врага. Моё же висело за спиной, ожидая своего часа.

— Огонь!!!

Каганы были всего в нескольких ярдах от нас, когда с тетив сорвался град стрел. Благо луки наши несколько мощнее каганских сёдельных, а они уже готовили их, мы опередили их лишь на несколько секунд. Залп оказался удачным — практически весь первый ряд каганов вылетел из сёдел, покатившись по земле. Однако остальные и не подумали смешиваться или же прерывать атаку, ехавшие следом за ними просто прыгали через упавших, зачастую затаптывая ещё живых и пытавшихся подняться на ноги товарищей. Многие спускали тетивы на полном скаку, начали падать наши воины. Одного стрела поразила прямо в лоб, он рухнул и тут же вперёд шагнул солдат их второго ряда, быстрым движением подобрав копьё павшего. Первые три ряда составляли самые опытные и выдержанные люди, в которых все были уверены полностью, зная, они не дрогнут и не побегут.

В следующие несколько мгновений время словно замедлило свой бег. Я отчётливо видел кагана, перемахивавшего через завал из человеческих и конских тел, натягивая тетиву своего лука. Наконечник стрелы был нацелен точно мне в грудь, но я не шевельнулся, зная, что в крайнем случае, воин, стоящий за мной подхватит копьё и встретит врага. Копыта коня врезались в корку — и разбили-таки её, по самые бабки уйдя в ядовитую воду. Руки кагана дрогнули и стрела ушла куда-то в сторону, прочертив полосу по соляной корке, а сам он вылетел из седла, грянувшись прямо перед моими ногами. Я прикончил его коротким движением копья и тут же поднял его в исходную позицию.

Это словно прорывало своеобразную плотину, корка соли ломалась под ногами одного кагана за другим, она трещала, крошилась, ядовитая вода выплёскивалась из своеобразных прорубей, разъедая кожу. В общем, смертоносного навала не вышло, мы без труда отразили атаку разрозненной рати, я даже плохонького копья не сломал.

Отбросив его, я выхватил из-за спины нормальное и ринулся в атаку, подобно сотням и сотням моих соратников. Мы ворвались в подобие строя, образованного каганами, а за нами бросились остальные. Я наносил быстрые удары, как колющие, так и рубящие, хотя в царящей тесноте драться было очень сложно, особенно моим копьём.

Каганы не могли ни контратаковать, ни даже толком отступить. Корка соли подламывалась всё чаще и чаще, не осталось практически ни единого ровного участка. И кто сказал, что Лысина святого равнина, под ногами у нас были сплошные ямы, впадины и камни, о которые спотыкались и мы, и каганы, хотя последним приходилось куда хуже из-за их лошадей. Это уже было не сражение, а какая-то свалка — кони, люди, живые, мёртвые, — всё смешалось в единый ком боли и крови. Наверное, именно так выглядит Подземный мир, где люди несут заслуженную кару за свои грехи. Несколько раз я замечал Са, мчавшегося среди каганов, оставляя за собой горы трупов и реки крови, смешивавшейся с ядовитой водой. Чо врачевал, как обычно, на поле боя, нарушив приказ оставаться в лагере и лечить только в госпитальных палатках, его прикрывал Гоку, работавший своим шестом так, что казалось вокруг них образовалась непроницаемая сфера — все каганы, посмевшие подойти или подъехать к ним на расстояние удара, вылетали из сёдел. Где был Сандзо, как и остальные монахи, я не знал, однако следы их работы можно было увидеть повсюду.

С левого фланга по каганам ударил отряд воинов, которых я никогда не видел, да и выглядели они как-то странно. Сероватые, почти бесплотные, сквозь них были видны каганы и другие воины, однако мечи их разили вполне нормально — из-под них кровь вражья хлестала фонтанами; зато вражье оружие их не брало, проходило словно через туман.

В общем-то, мне было не до того, чтобы глядеть, как идут дела. Понимая, что им не спастись, каганы дрались, как крысы, загнанные в угол, стараясь продать свои жизни подороже. А сражаться с крысами, загнанными в угол, очень тяжело. Я отбивал удары каганских сабель, бил в ответ, целя когда в человека, когда — в лошадь, когда — в оружие. Сколько раз ранили меня, скольких я убил, сколько раз падал и сколько поднимался, — не представляю. Я нахлебался горькой воды, ноги, хоть и обутые в новенькие сапоги с проложенными сталью голенищами, сработанные для всех солдат от полководца до последнего солдата, были разбиты в кровь о корку соли, которая разъедала раны, но и этой боли я не чувствовал до самого окончания сражения.

Я увидел его, а он — меня. Тэнгэ-богатур, лишившийся коня, рубился пешим, не пытаясь вскочить на нового. Я целенаправленно двинулся к нему. Он заметил меня, развернулся, усмехнулся:

— Дважды тебя отправляли в ваш Подземный мир, но видимо ты слишком живуч, чтобы упокоиться там.

— Я не могу умереть, — кажется это прозвучало слишком пафосно, но меня, что называется, понесло, — пока мою страну топчут ноги таких, как ты.

Он снова усмехнулся, взмахнув саблей. Я атаковал, делая длинный выпад копьём. Тэнгэ-богатур был куда лучшим бойцом, нежели Кулай, да и страха передо мной не испытывал, хоть и сам разрубил меня едва ли не надвое во время налёта на Боян-Обо. Копьё отлетело в сторону и Тэнгэ-богатур тут же контратаковал, крутанувшись и целя саблей мне в горло. Я подался вперёд, ударив его "пяткой" копья в живот. Доспех принял на себя удар, так что я не нанёс ему реального вреда, лишь отбросив на полшага и сбив замах. Тэнгэ-богатур использовал инерцию и попытался рубануть меня снова. Я разорвал дистанцию и опустил на плечо кагана копьё. К сожалению, ударил я не лезвием, а древком, но этого хватило, чтобы Тэнгэ-богатур рухнул на колени. Я тут же шагнул вперёд, изо всех сил приложив его ногой по лицу. С головы степняка слетел шлем, по лицу заструились кровь и солёная вода, однако он сумел каким-то чудом удержаться на ногах и даже попытался ткнуть меня саблей. Я легко увернулся и ударил Тэнгэ-богатура "пяткой" копья. На сей раз, он отлетел почти на полфута, плюхнувшись в ту жижу, что плескалась под ногами. Тэнгэ-богатур тут же вскочил, отплёвываясь, и ринулся в контратаку, попутно выхватывая левой рукой кривой кинжал. Он делал это слишком демонстративно, поэтому я понял — бить будет точно саблей, однако же сделал вид, что поддался на его трюк и сместился вправо. Я ошибся. Он атаковал обеими руками, развернув корпус таким образом, что оба клинка были примерно на одной линии. В ответ я просто крутанул копьё, чудом отбив и саблю, и кинжал. Руки кагана разлетелись в разные стороны, подобно крыльям хищной птицы, оканчивающимся стальными когтями. Я снова крутанул копьё, на сей раз перпендикулярно предыдущему вращению, целя лезвием в голову врага. Тэнгэ-богатур успел скрестить клинки над головой за секунду до того, как лезвие опустилось ему на темя, тут же увёл его в сторону, хоть и видел, как перекосилось от боли его лицо, когда он принял мощный удар на клинки. До того, как он сумел ударить меня, пользуясь тем, что теперь моё оружие было слишком далеко, я крутанулся, снова врезав ему ногой в лицо, но в этот раз мой удар усиливался поворотом тела. В третий раз получив по лицу, Тэнгэ-богатур покачнулся, левый глаз его стремительно заплывал, кровь из разбитого лба струилась всё сильней, однако я отлично понимал — от этого он не становится менее опасным противником.