Орден Дракона (СИ) - Сапожников Борис Владимирович. Страница 9

Действительно, железная дисциплина в армии Мехмеда поддерживалась весьма жестокими способами, а за дезертирство было лишь одно наказание - смерть. Если уж Мехмед обещал жизнь дезертирам, значит, ему, действительно, не хватало солдат, однако надо будет еще уменьшить их количество.

- И много согласилось? - спросил я у эльфа.

- Большинство, - ответил тот. - Джинсарры, конечно, гордый народ, но их дух сломлен и многие попросту хотят жить.

Я кивнул сам себе, глядя на проходящих мимо беженцев, жестом отпустил эльфа, скрывшегося из виду. Взгляд мой наткнулся на небольшой отряд прокаженных в просторных желтых одеждах. В голову мне пришла одна очень интересная мысль, как сказал бы Делакруа: "вполне в моем духе". Я вскочил в седло и подъехал к пленникам, которых каждую ночь приводили в мою армию, чтобы они выполняли всю черную и грязную работу, на какую я бы не отрядил и последнего сибийца. Многие из них были не последними людьми в войске Мехмеда и одежды их, не смотря на плен и побои, были все еще в приличном состоянии. Я велел стражам раздеть пленных - и солдат, и вельмож, и полководцев - и раздать их одежду прокаженным, чумным и холерным больным, попадавшимся на пути. Переодетых больных я отправил к халинцам, дабы они заражали моих врагов своими смертельными болезнями. Но и на этом я не остановился. Я собрал всех больных дурными болезнями шлюх из передвижных солдатских борделей, следовавших за моей армией, отправив их следом за прокаженными и чумными. Возвратившимся я щедро платил за доказательства того, что они побывали в стане халинцев, и отправлял их обратно.

Наконец, мне надоело тащиться со своей основной армией и я сменил Бруно во главе "летучих отрядов", отправив его командовать отступающими к Снагову войсками. Кровь заиграла в жилах, я редко воевал сами, предпочитая делать это чужими руками, теперь же я в полной мере ощутил радость сражения и победы. Я налетал на халинцев, выбирая отбившиеся или застрявшие в сотворенных мной болтах, как волк, вырезающий отставших и слабых овец. Однажды я даже подобрался вплотную к лагерю Мехмеда, но он был, естественно, слишком хорошо укреплен, чтобы я мог взять его, и я поспешил убраться подальше со своим отрядом, покуда меня не обнаружили дозорные халифа. Однако удача в тот день была не на моей стороне. Нас увидели и выслали погоню, хотя враг явно недооценил силы моего отряда.

Я уводил своих людей все глубже и глубже в лес, пока не завел в такую непроходимую чащу, что азабы, составлявшие большую часть вражьего отряда, не начали оглядываться по сторонам, вполне логично сомневаясь, что они сумеют найти дорогу обратно к лагерю. Вот тогда-то я и приказал воинам разворачивать коней и атаковать азабов на довольно большой открытой поляне. Я первым налетел на них, первыми двумя ударами срубив головы двум замешкавшимся азабам. Дальнейшее помню какими-то урывками, словно картинки мелькали перед моими глазами. Я рубил и колол, отбивал удары азабских сабель, бил в ответ. Мои воины, часть которых спешились, стаскивали азабов в седел копьями с крючковатыми наконечниками, срубали их топорами на длинных рукоятках.

Бой продлился не больше получаса, мы перебили всех врагов, правда потеряв при этом почти половину. Однако я набрался куража и велел отрезать всем халинцам головы. Ночью мы вернулись к лагерю Мехмеда и закидали его этими головами, громко насмехаясь над врагом. Выслать новую погоню за нами халиф не решился. На мое счастье.

Чего-чего, а упрямства Мехмеду было не занимать, равно как и гордыни. Он продолжал двигаться на север, хотя армия его слабела и таяла буквально на глазах. Он понимал, что возвратиться сейчас обратно в пределы халифата для него было смерти подобно, он бы показал свою слабость, что стоило бы ему и трона и самой жизни. И вот к середине осени он добрался-таки до Снагова. Его войско миновало лес, окружавших остров, и глазам их предстал еще один. Он состоял из кольев, на которых корчились еще живые пленники, в том числе и друзья и полководцы халифа, которых он надеялся выкупить. Это окончательно подорвало боевой дух армии, но весьма ожесточило самого Мехмеда. Он приказал двигаться к острову, не устанавливая крепкого лагеря вблизи этого нового леса, и тут же начал штурм Снагова.

Именно на это я и рассчитывал. У Мехмеда осталось слишком мало пушек и пороха, его солдаты были вынуждены переправляться на остров, где стояла крепость едва ли вплавь, потому что он не заготовил по дороге достаточного количества плотов. Мы постоянно обстреливали их со стен Снагова, не встречая достойного ответа со стороны халинцев, - и вскоре вода озера, посередине которого располагался остров, окрасилась алым и почернела от трупов халинцев.

Я наблюдал за всем этим со стены. Рядом со мной стояли Бруно и Делакруа.

- Ты верно угадал, - сказал мне мейсенец, - когда велел прорыть тоннель из реки, стекающей с гор еще севернее, а не из озера. Теперь эту воду пить будет нельзя довольно долго.

- Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять это, - отмахнулся я. - Куда же еще деваться трупам халинцев, когда они посыплются с плотов и стен.

Бруно не обиделся на мою отповедь, лишь приложил к лицу ладонь, чтобы разглядеть отряд боярина Михаила Галоша.

Лес из кольев должен был не только устрашить халифа и его войско, но и отвлечь его, заставив не глядеть по сторонам. Ведь за этим лесом, в полумиле к западу от армии Мехмеда, стоял мощный отряд Галоша, который по сигналу из крепости должен будет напасть на халинцев. Его можно было увидеть отсюда, со стен Снагова, но не с берега озера.

Я дождался ночи, стоя на стене вместе с моими вернейшими друзьями. Когда же тьма опустилась на мир, мы спустились вниз, где меня ждала большая часть моей армии. Мне подали коня и я, вскочив в его седло, сделал знак отворить несколько широких ворот Снагова и опустить мосты через озеро. Мы пронеслись по ним, ворвавшись, наконец, в лагерь халинцев. Мои воины несли с собой по несколько факелов, многие обмотали паклей и подожгли наконечники своих копий. Один за другим вспыхивали шатры, стражей и успевших вооружиться врагов мы просто сметали, втаптывая в землю. Целью нашей был красный шатер, стоявший посередине лагеря, я был уверен, что в нем находился сам Мехмед. Подскакав к нему, мы с Бруно спешились и ворвались в шатер, но внутри находились лишь двое полководцев халифа. Эти смелые люди выхватили свои ятаганы, но мы были слишком злы из-за своей ошибки, и слишком спешили - скоро отошедшие от шока халинцы поймут, что нас куда меньше, чем им казалось. Я пригнулся, пропуская ятаган противника над головой, и широко рубанул его поперек живота. Пышные одежды не спасли его и халинец согнулся пополам, зажимая чудовищную рану. Бруно же раскроил "своему" халинцу голову палашом. Мы вышли из шатра и, запрыгнув в седла, хотели было отправиться дальше на поиски Мехмеда, но тут я заметил, что не смотря на огонь горевший на стенах Снагова, Михаил Галош не спешил атаковать. А вокруг нас уже начало смыкаться кольцо халинской конницы.

Прорываться обратно было очень тяжело. Я дрался, как всегда в первых рядах, не ведая усталости, ибо в жилах моих билась ярость. Битва стала для меня чем-то второстепенным по сравнению с грядущим разговором с Галошем. Я не замечал получаемых ранений, которых, как говорят было очень много, больше чем может вынести простой смертный, рубил и колол вокруг себя, так что даже полубезумные сипархи, по слухам не ведавшие страха, опасались подходить ко мне на длину меча. Когда же копыта моего коня застучали по камням Снагова и я позволил себе расслабиться, на меня нахлынула боль и усталость. Я покачнулся и вывалился из седла, как многим показалось тогда - замертво.

Глава 3.

За те несколько дней, что я пролежал в беспамятстве, меня успели даже приготовить к похоронам. Когда я открыл глаза, то обнаружил, что лежу в часовне Снагова, одетый в белоснежное одеяние и укрытый полупрозрачным саваном. Надо мной стоял Бруно, то и дело стиравший с лица слезы. Я невольно усмехнулся, никогда б не подумал, что мой всегда невозмутимый мейсенский друг может еще и плакать.