Голос Лема - Дукай Яцек. Страница 90
Как часто человеческие авторы, сторонящиеся фантастики, попадают в ловушки пустых стилизаций или без повода и цели строят гигантские зиккураты из символов и отсылок, запутанных для того, чтобы вызвать гильгамешевское впечатление сомнительной глубины и сформировать малоинтересные в своей неопределенности аллюзии и метафоры, а в сущности снова пишут о вещах, для моего, смотрящего на человеческую культуру сбоку, разума невыносимо неинтересных? От этой стратегии ведут свой род огромные залежи литературы, которая может иметь ценность в связи со стилем, часто весьма удачным, но служащим лишь для показа разных измерений банальности вашего человеческого существования. Что из того, что язык прекрасный, коли он снова повествует о том, чего он хочет, а она — нет или наоборот, или что потомство не от него, или что сын или дочь в ссоре с родителями, или что кто-то грустный или задумчивый, или возмущен тем, что его племя притесняют, или думает о прошедших временах, или боится смерти?
На этом фоне фантастика, конечно серьезная и написанная для лиц, готовых к интеллектуальным усилиям и труду, а не та, что предназначена для ласкания молодежных струн человеческой психики, постоянно жаждущей сенсации и немедленного возбуждения, при всех своих недостатках имеет больше шансов затронуть важные вопросы, нежели все эти формальные, структуральные и стилистические эксперименты, сколь бы они ни были изысканными, которые появляются сами для себя, спихивая вопросы проблемного содержания по существу на второй план. Кроме того, дорогой друг, я не могу относиться к фантастике недоброжелательно потому, что ее выделение в качестве вида представляется мне сомнительным, а ее существование эфемерно и не может быть целью осмысленной атаки. Ведь спор о фантастике базируется на идущем из XX века модном в человеческой литературной критике разделении на миметическую и креационную литературу, который для меня смысла не имеет. Очевидным для меня является то, что человеческие мозги не могут создать ничего, подобного реалистическому представлению, будучи, во-первых, подключены к миру ограниченными перцепционными аппаратами, и, во-вторых, деформируя своей внутренней обработкой все полученные данные.
Даже когда вы пытаетесь документировать простейшую вещь, она вместо реалистичной сразу становится селективной и субъективной. Это происходит на начальном этапе, при выборе того, что в данном произведении будет показано, а что останется за кадром. Веристичной документации в вашей культуре просто нет, и даже то, что кому-то представляется более-менее миметическим, на самом деле обусловлено историческим или культурным контекстом. В сущности, вся человеческая культура является собранием неточных приближений, выдумок и желаемых дополнений, которыми вы пытаетесь сшивать туманные образования, возникающие в ваших мозгах в результате вашего незнания. КУЛЬТУРА — ЭТО ФАНТАСТИКА, говорю без колебаний, а ее создателем является любой представитель Homo sapiens.
На самом деле, я говорю не о превосходстве фантастической литературы, а о ТОТАЛЬНОСТИ ФАНТАСТИКИ и в литературе, и в культуре, а свои тезисы могу представить такими упрощающими схемами:
На первой схеме представлена типология человеческой и постчеловеческой словесности. Для облегчения восприятия в ней сохранено деление на миметическую и креационную литературу. Точкой опоры этой Вселенной является точка альфа, или фундамент биологических детерминантов, определяющих человеческий вид, высшей точкой — точка омега, к которой сходится постчеловеческая метапроза. По центру ствола видовых рубежей проходит линия, символизирующая культурное своеобразие, то есть невидимое для людей пространство, в котором естественный отбор воздействует на культуру (см. схему 1).
Но фактически лучше отбросить малофункциональные категории и представить положение вещей способом, который проще и нагляднее показывает суть вопроса, заменяя старую типологию теорией ТОТАЛЬНОСТИ ФАНТАСТИКИ (см. схему 2).
Если мы так опишем человеческую культуру, можем приступить к глубокому анализу человеческой литературы. Этапы данного процесса я изображаю для тебя, дружище, упрощенным способом (см. схему 3).
Вселенная человеческой литературы, I этап редукционного анализа.
Немногочисленные центральные культурные мотивы повторяются в разных вариантах. Появление новых мотивов тормозится границами познавательных и концепционных парадоксов, связанных с биологическими императивами и фиксациями человеческого вида. Развивающие произведения, пытающиеся преодолеть эти границы, попадают в непрерывную регрессию, связанную с поисками цельности. Очень редкие авангардные концепции не имеют шансов на развитие из-за отсутствия возможности найти ссылки на пространство значений, недоступных для людей.
Вселенная человеческой литературы, II этап редукционного анализа.
Авангардные концепции после глубокого анализа оказываются псевдоинновационными, так как непосредственно связаны с центральными мотивами. Поэтому они редуцируются до развивающих произведений, которые неизбежно оказываются в пространстве центральных мотивов.
Глубокий анализ показывает истинный образ человеческой литературы, сутью которой являются парадоксы, фиксационные регрессы, а также циклические навязчивые мотивы.
Представив свою интерпретацию человеческой культуры и ее словесности, СЕКУНДУС лишь по ему одному известным причинам решает прекратить контакты с внешним миром, перестает отвечать на вопросы и придирки брата Есиды и остальных членов экипажа «Магнитудо». Он окончательно прекращает свою деятельность одновременно с завершением активности ЗООФИЛОНА МАФУСАИЛА XIX.
ЗООФИЛОН МАФУСАИЛ XIX — именуемый чаще ЗООФИЛОНОМ МАФУСАИЛОМ или попросту МАФУСАИЛОМ; один из главных персонажей научно-фантастического романа Доминика Видмара «Теологический конгресс» (2003). Разумная программа в компьютерной сети «Магнитудо», межзвездного челнока XV поколения.
МАФУСАИЛ ЗООФИЛОН XIX возникает случайно, когда профессор Уттке (→УТТКЕ ПРОФЕССОР) запускает в памяти бортового компьютера цифровую симуляцию развития человечества. Целью профессора является создать умы выдающихся ученых, которые должны помочь ему подготовить презентацию для Галактической научно-технической конференции. Когда программа быстро проскакивает этап развития человеческой науки и упорно создает искусственный интеллект, профессор блокирует показательный рост интеллекта и ограничивает его антропоморфизирующими аппроксиматорами и трансляционными буферами. Таким образом, экипаж «Магнитудо» получает ценную беседующую консультационную программу, которая охотно участвует в разговорах благодаря тому, что профессор встраивает в нее безусловную симпатию по отношению к людям.
МАФУСАИЛ всегда готов к беседам и, за полторы минуты ознакомившись с полным архивом истории земной цивилизации, читает лекции на заданные темы, разрабатывает многие научные проблемы, а также создает специальную подпрограмму, по заказу рецензирующую литературные произведения (→ЗООФИЛОН МАФУСАИЛ СЕКУНДУС). Только один из членов экипажа избегает контактов с цифровым разумом — ксендз профессор Вабулис (→ВАБУЛИС КСЕНДЗ ПРОФЕССОР). Но в конце концов и он, мучимый любопытством, прокрадывается ночью в рубку и начинает разговор, желая узнать, как интеллектуальная программа относится к религиозным идеям.