Путь познания (СИ) - "Freedom". Страница 31

6

   [...]

   Шаг, еще шаг и, наконец, последний. Вот мы и оказались на другой стороне.

   В последнее время я почти не делаю записей, мы все время в пути. Она рвется идти даже ночью, словно боится чего-то, то ли не успеть, то ли того, что нас могут догнать. Но я не могу идти все время. Мы почти не разговариваем, и мне...мне страшно находится рядом с ней. Ее глаза горят, кожа бледная, глаза и щеки и запали, дышит она хрипло и часто кашляет, но при этом все равно не останавливается, даже когда я прошу сделать быстрый привал. И она не говорит, куда мы идем.

     Наши карты молчат, и на них больше нельзя рассчитывать. Иногда мне кажется, что в этом мире нет никого, кроме нас. Повсюду раскинулось поле. Воздух свежий и прохладный. Морской. Но я не вижу здесь моря, только поле. Здесь нет ни единого животного или птицы. Только высокая трава, чем-то напоминающая мне зрелую пшеницу, с точно такими же золотистыми колосками на тонких верхушках. Но от них идет какой-то странный сладковатый запах.

     Мы все время идем и останавливаемся только тогда, когда солнце почти садится. Легкий ужин из оставшихся припасов, несколько часов отрывочного сна, и снова в путь.

     Последнее время я все чаще вспоминаю о замке. До сих пор не знаю, как нам удалось выбраться оттуда, и теперь мне кажется, что это даже хорошо, что я не знаю. Чем дальше мы продвигаемся на запад, чем больше дней остается позади, тем лучше я понимаю, что некоторые тайны должны навсегда остаться тайнами.

     Сейчас я сижу, прислонившись спиной к могучей сосне, и пишу. Это такое наслаждение: тень, запах хвои и прохлада. Надеюсь, поле все же осталось позади, и дальше мы будем идти только по лесу. Уже давно я не чувствовал себя таким спокойным, как теперь.

    Она спит. Я специально сел так чтобы видеть ее. Во сне она выглядит умиротворенной и красивой, как раньше. Но я все равно боюсь. Что-то недоброе есть в изгибе ее губ, в разрезе глаз. Стоит ей проснуться и открыть глаза, как мое волнение усиливается, а сердце начинает учащенно биться. Что-то произошло тогда с ней, явно что-то недоброе. Я до сих пор виню себя за то, что оставил ее тогда одну и сбежал, как последний трус. Если бы я только мог все исправить.

     Мне кажется, что я делаю что-то не так. Что-то неправильное, даже злое, вот только не могу понять, что именно. Она тихо дышит, и я дышу вместе с ней. Даже моя грудь вздымается синхронно с ее. Пройдет несколько минут, она проснется, и мы пойдем дальше. Я одновременно боюсь и жду этого момента. Пусть это глупо, пусть по-детски, но я до сих пор жду, что она откроет глаза и станет такой, как в тот миг, когда мы впервые увидели друг друга. Уверенность с каждой секундой зарождается во мне. Вот сейчас она откроет глаза и...

     Ручка выпадает из моей руки, и на бумаге остается клякса. Она проснулась. Спрашивает, чем это я занимаюсь: «Что опять взялся за свои мемуары?». Я молчу. Возможно, это только мои фантазии, и она не измениться. Больше не могу писать. Придется убрать дневник в сумку, туда, где он лежит все время - в кармане на груди. Иногда мне кажется, что эта маленькая книжечка - мой единственный собеседник. Пора идти. Она больше не хочет ждать.

     Трудно сказать, сколько мы прошли за эти несколько дней. Ступни превратились в кровавое месиво и вообще перестали что-либо чувствовать. Глаза болят от неимоверно яркого солнца, а левое ухо почти ничего не слышит. Но это все неважно.

    Главное: мы продолжаем идти вперед.

    Это какая-то гонка, в которой она соревнуется сама с собой. А мне остается только следовать за ней. Или остаться здесь навсегда.

    В путь, в путь, в путь...

    Каждая следующая ночь дается мне все труднее. И не только мне. Ее тоже все время мучают кошмары. Каждую ночь я просыпаюсь от ее криков и потом подолгу не могу уснуть. Она постоянно кого-то зовет, плачет и кричит. Крик. Всюду крик. Я пытаюсь ее утешить, как-то успокоить, зову по имени, но она меня не слышит, продолжая звать кого-то невидимого. Это все моя вина, то, что с ней случилось, произошло из-за меня. Не нужно было ее бросать, нужно было остаться вместе с ней и защитить ее, хотя бы ценой собственной жизни. Но теперь уже слишком поздно. Я чувствую, что наше путешествие подходит к концу, но не знаю, что от него ожидать.

    Эта ночь самая страшная в моей жизни. По сравнению с ней, призраки были просто детским лепетом. Мне так страшно, что боюсь даже громко дышать. И она так кричит...

    Я едва успеваю выхватить нож у нее из рук. Лезвие проходит мимо, не успевая вонзиться в ее сердце. Она плачет, когда я прижимаю ее к своей груди. Ей тоже страшно, так страшно, что она даже готова пойти на самоубийство, только бы не встречаться с тем, что нас ждет по пути, с тем, что притаилось за этой горой и ждет своего часа. Снова зову ее, но она не откликается.

  - Ребекка, Ребекка! - я кричу, но мой голос едва может пробиться сквозь тьму. Она настолько плотная, что ее можно резать ножом.

  - Нам не выстоять, - шепчет она. - Ты же знаешь, что нам не выстоять. Они сильнее, всегда были и будут сильнее. Нам не победить, все, что мы можем сделать, это бежать.

  - Бежать? Как бежать отсюда? Мы в ловушке. Мы можем только идти.

  - Нет! - она срывается на крик, и у меня сжимается сердце. - Я не хочу, нет, пожалуйста.

    К крику примешиваются слезы, все ее тело дрожит в моих руках, и я не знаю, что делать.

  - Да, Ребекка. Ты сама всегда говорила: мы должны идти вперед. Другого пути нет.

  - Все что угодно, только не это. Пожалуйста.

  - Другого пути нет, - слышится голос у меня за спиной. Это эхо, отзвук моего собственного голоса. Только сейчас я понимаю, что тоже кричал.

    Я тяжело поднимаюсь на ноги и тяну ее за собой. Ее ноги дрожат, и мне приходится поддерживать ее. Ее глаза снова наполняются тем странным недобрым огнем.  Девушка все еще напугана, но теперь страх скрывается где-то внутри.

  - Идем, - говорит она низким голосом, впиваясь ногтями мне в руку. - Мы должны идти вперед, пока еще не слишком поздно.

     И я должен подчиниться.

Дневник Спринтера. Понедельник 00.42

      Колеса стучат все сильнее и сильнее, а вот поезд наоборот замедляется. Мы почти приехали. Я поднимаюсь на ноги, стараясь сорвать с себя остатки сна. Ди уже проснулась. Она стоит, выпрямившись в полный рост, и сжимает руками прутья, придвинувшись так близко, что голова почти торчит наружу.

     Поезд дергается в последний раз и замирает. Я тоже высовываюсь, пытаясь найти что-то, что указывало бы на то, что мы достигли города, но не вижу ничего, кроме ненавистных стен туннеля. Как работорговцы ориентируются здесь?

     К клетке вновь подошел Айхлен, в его руках связка ключей, а за спиной стоят еще трое здоровяков. Один из них подходит к соседней клетке, принадлежащей Сету. Его выводят первым, сковав руки за спиной. Сет идет спокойно, никак не сопротивляясь. Проходя мимо нас, он бросает на Ди оценивающий взгляд, будто видит ее впервые, равнодушно смотрит на меня, а затем опускает голову вниз  и идет туда, куда его ведут. Он кажется совершенно расслабленным и ленивым, как турист на экскурсии.

     Теперь наша очередь. Меня выводят из капкана, сковывая руки сзади, Ди же руки связывают толстой веревкой спереди. Они уверены, что если кто-то из нас и будет сопротивляться, то я, а не она. Надеюсь, их ошибка нам поможет.

     Мы проходим сквозь широкую коричневую дверь и оказываемся в еще одном темном туннеле, посреди которого так же идут рельсы. Настоящий подземный вокзал. Я на мгновение замешкался, и один из работорговцев ткнул меня в спину своей дубинкой.

  - Быстрее, парень. Не на прогулку пришел.

     Хочется ответить ему что-то грубое, но Ди бросает мне предостерегающий взгляд. Делаю глубокий вдох, чтобы успокоиться, и молча иду дальше.

    Оказавшись на противоположной стороне, снова проходим через дверь, и на этот раз заходим в маленькую узкую комнатку с железными стенами. Там уже ждут Сет и приставленный к нему охранник с точно такой же каменной дубинкой. Айхлен подходит к стене, нажимает что-то, и комнатка начинает подниматься вверх. Я просто в шоке, оказывается, у них даже есть лифт. Железный лифт в стране из песка.