Правила убийцы - Сэндфорд Джон. Страница 8

Лукас снова растянулся на скамейке и о чем-то начал беседовать с женщиной в ковбойских сапогах. Когда полицейские наблюдатели вернулись, он подвинулся в се сторону, но обернулся к ним.

– Ну как, поставили?

– Поставили.

– Да не нервничай ты так, Баки. Это вполне законно.

– Да, конечно. Я не об этом.

– У вас есть лошадь?

Женщина в ковбойских сапогах наклонилась вперед и посмотрела Лукасу в лицо. У нее были глаза цвета фиалок.

– Так, просто догадка, – лениво заметил он.

– Сами догадались?

– Мы все здесь поставили по паре долларов на Пемброк Дансер.

На скамейке рядом с женщиной с фиалковыми глазами лежала программка, но вместо того, чтобы посмотреть в нее, она посмотрела в небо и беззвучно зашевелила губами, потом оглянулась и сказала:

– У нее великолепная подготовка на шести Фар-лонгах. Забег числится как быстрый, но, возможно, не совсем так.

– Гм, – отозвался Лукас.

Она бросила взгляд в сторону касс тотализатора и произнесла:

– Прошу прощения, мне нужно отойти.

Женщина ушла. Толстый полицейский, продолжая облизывать губы, наблюдал за тотализатором. Ставки на Пемброк Дансера составляли двадцать к одному. Три другие лошади – Стриппере Колор, Скайбрайт Авенджер и Тунайт Дилайт – успешно участвовали в скачках последние три недели. Пемброк Дансер привезли из Арканзаса две недели назад. В первом забеге она пришла шестой.

– Что слышно про эту лошадь? – спросил толстяк.

– Так, небольшая услуга от приятеля… – Лукас махнул рукой через плечо в сторону ложи для прессы. – Одному из гандикаперов позвонили из Лас-Вегаса. Парень ходил на конюшню полчаса назад и поставил десять тысяч на то, что Пемброк Дансер победит. Кому-то что-то известно.

– Господи. Так почему же он так плохо бежал в своем последнем заезде?

– Она.

– Что?

– Она. Дансер кобыла. И я не знаю, почему она проиграла. Все может быть. Может быть, жокей оказался плохой.

Табло тотализатора дрогнуло, и ставки на Пемброк Дансер подскочили до двадцати двух к одному.

– Сколько ты поставил, Лукас? – спросил толстый полицейский.

– Я прокрутил Дансер с девятью другими лошадьми. Каждый раз по сотне. Так что всего на девятьсот.

– Господи.

Толстяк опять облизал губы. У него в бумажнике была еще двадцатка, и он подумал о ней. На другой стороне поля первых лошадей уже заводили в ворота, и он решил не рисковать. Тридцать долларов уже было слишком. Если он их проиграет, то ему придется целую неделю обходиться без обеда.

– Что у вас интересного? – начал расспрашивать Лукас. – Что там за история с Билли Кейсом и новичком?

Толстяк рассмеялся.

– Чертов Кейс.

– Все эта адвокатша, – проговорил тощий. – Однажды она выглянула из окна своего кабинета, который расположен в старом доме, перестроенном под офисы. Это окно выходит на заднюю часть здания, занятого конторами, которое находится на другой улице. Более того, из него как раз виден проход между этими двумя домами. С одной стороны этот проход отгорожен от улицы забором с калиткой. Поэтому с улицы ничего не видно. Зато из окна офиса все как на ладони, понимаешь? Таким образом, выглянула она как-то в окошко, а там полицейский в полной форме, и его обслуживает девчонка. Адвокатша продолжает наблюдать. Парень получил свое, застегнул штаны, и они вместе вышли через калитку на улицу. Адвокатша сперва не стала поднимать шум, она подумала, что, может быть, они влюблены. Но на следующий день мужчин уже было двое, оба – полицейские и та же черномазая девчонка. Она обслужила двоих. Тут уж адвокатша вскипела. Она взяла у своего мужа фотоаппарат. На следующий день они снова тут как тут, на этот раз с ними была белая девушка. Адвокатша сделала несколько снимков и принесла пленку нашему шефу.

Первую лошадь уже поставили в стартовую кабинку и заперли там. Женщина с фиалковыми глазами вернулась и села на краю скамьи. А тощий полицейский продолжал рассказывать:

– Шеф тут же отправил пленку на экспертизу. Фотографии оказались настоящими. То, чем там занимались наши ребята, было отлично видно. Такие снимки можно продавать по десять долларов за штуку. Наш шеф и прокурор решили, что следует получить больше улик, и послали нас в офис к адвокатше с видеокамерой. Ну, те парни, конечно, пришли снова. На этот раз с ними были и черная девчонка, и белая.

– И что же теперь будет? – спросил Лукас.

Толстяк пожал плечами.

– Их выставили.

– Сколько лет они прослужили?

– Кейс отслужил шесть лет, но мне его не жаль. За ним водились делишки. Мы подозреваем, что он и еще один охранник таскали стереосистемы и проигрыватели со склада «Сирс» несколько месяцев назад. Но мне жаль новичка. Кейс объяснил ему, что так и надо вести себя на улице. Попользоваться девчонками в закоулке – это нормально.

Лукас покачал головой.

– Прямо на улице, средь бела дня, – подтвердил толстяк.

Последнюю лошадь завели в кабинку, и буквально через секунду стартовые ворота с грохотом открылись, и диктор объявил:

– Все идут ровно. Вот Пемброк Дансер обходит всех по внешнему кругу, его догоняет…

Дансер оторвалась от основной группы. Опережая всех на два корпуса, она вошла в поворот, в конце прямого участка она уже на четыре корпуса впереди и вот финиширует, обогнав пришедшую второй лошадь на восемь корпусов.

– Вот это да! – с почтением проговорил толстяк. – Я выиграл шестьсот долларов.

Лукас поднялся.

– Я ухожу, – сказал он. Взглянув на табло ставок, он что-то быстро прикинул в уме и, оставшись удовлетворенным своими подсчетами, повернулся к полицейским. – Едем со мной?

– Нет, нет, не стоит, – стал отказываться толстяк. – Спасибо, Лукас.

– Больше не играйте, – заметил Дэвенпорт. – Все остальные заезды ерунда. Там трудно угадать победителя. И вот еще что, Баки.

– Да?

Толстяк оторвал взгляд от выигрышного билета.

– Не забудь сообщить куда надо об этих шестистах долларах.

– Ну конечно, – сказал тот обиженно. Лукас ухмыльнулся и ушел, а толстяк пробормотал: – Да, спешу и падаю.

Он снова опустил было глаза на свой билет, но тут заметил, что женщина с фиалковыми глазами быстро догоняет Лукаса. Она настигла его прямо около входа. Толстяк увидел, как, когда они вместе входили в здание, Лукас улыбнулся ей.

– Смотри-ка, – сказал он своему напарнику, но тот изучал ставки на табло и тихо шевелил губами. Толстяк уставился на него. – Что там?

Тощий сделал предостерегающий знак рукой, чтобы его коллега подождал с вопросом, и все продолжал шевелить губами. Потом губы замерли, он обернулся, взглянул в ту сторону, куда пошел Лукас.

– Что? – снова спросил толстяк, тоже уставившись на табло.

Лукас и женщина с фиалковыми глазами уже ушли.

– Я мало что понимаю в скачках, – заметил тощий, – но если я правильно разобрался в ставках, то Дэвенпорт отхватил двадцать две тысячи пятьдесят долларов.

Кабинет начальника полиции находился на первом этаже городской мэрии. Две стены почти полностью занимали окна, выходившие на улицу, а две другие были увешаны цветными и черно-белыми фотографиями в рамочках – они относились к периоду с сороковых годов до настоящего времени. Даниэль с семьей. С шестью последними губернаторами Миннесоты. С пятью сенаторами от штата. С длинной чередой людей, о которых никто не знал и которые походили один на другого. Такие обычно занимают места на обедах у больших политиков. Прямо за спиной начальника висел герб департамента полиции Миннеаполиса и мемориальная доска с фамилиями полицейских, погибших при исполнении служебных обязанностей.

Лукас развалился в кожаном кресле, которое стояло прямо напротив стола начальника полиции. Он был удивлен, хотя и старался этого не показывать. Последнее время его ничто не удивляло, разве что женщины.

– Возмущен?

Глядя на Лукаса, Квентин Даниэль даже нагнулся к покрытому стеклом столу. Даниэль выглядел как типичный начальник полиции, поэтому некоторые его политические противники, которые ныне уже не занимались политикой, делали ошибочные выводы, думая, что он получил свой пост только благодаря своим внешним данным. Это было не так.