Шакалота. Птичка в клетке (СИ) - Филон Елена "Helena_fi". Страница 66

— Неужели… неужели вообще никто не пришёл?.. — себя будто со стороны слышу.

Макс выпрямляет спину и складывает руки на груди:

— Ни одна сука из тех, кого Костик другом считал.

— И поэтому ты им мстишь?..

— Мщу? — горько усмехается. — Клетка — не гроб. Из неё выбраться можно. Но вот какого в ней сидеть, одному, без поддержки, без помощи… Потому что никто не придёт, никто не поможет. Сиди и душись своим одиночеством.

— И сколько их таких… было? «Птичек», — языком с трудом ворочать удаётся. — Сколько до меня?

— Всего? Не знаю. Меня другие не волнуют. А тех, кто на Костяна забил — семь. Ты седьмая.

Опускаю взгляд и пытаюсь как-то переварить услышанное.

— А Оскар и… и Паша? — спрашиваю.

— Десерт обычно напоследок оставляют, — отвечает небрежно, неверно истолковав мой вопрос, и шагает к окну, пока я провожаю его взглядом. — Ни один компромат Оскару жизнь не сломает, если его жизнь уже — полное дерьмо. А Чача… — И Макс не договаривает, но определённо есть что — чувствую.

— Я имела в виду… почему… почему они не пришли? — наблюдаю как Лучик бродит по кухне исследуя новое жилище и внезапно размытым становится — слёзы на подходе.

— Потому что трусы, — отвечает Макс, не задумываясь. — Я говорил тебе — Чача трусливый кусок дерьма. Ещё и лжец.

— Паша не мог не прийти! — для чего-то отстоять его пытаюсь. Не могу поверить, что Паша… тот Паша каким я его знала, такой трус.

— Тогда почему не пришёл? Или я слепой, не заметил его просто? — Макс разворачивается ко мне, руки на груди складывает и смотрит пристально. — Не было на похоронах твоего Чачи. Может, у него спросишь, раз так и не поняла, какое он чмо?

И вновь слишком тихо становится. Эта тишина хуже любого шума, слишком давящая, слишком напряжённая.

Поднимаюсь со стула и говорю, не подбирая правильных слов, говорю, как думаю:

— Ты не на них зол. Ты на себя зол и на весь мир за компанию. Только вот злость и обида никогда не принесут облегчения и друга твоего не вернут. И если Костя был таким, каким ты про него рассказываешь, он даже не пожалел бы тебя… Месть и жестокость не заслуживают похвалы.

Макс не отвечает. Даже не смотрит на меня.

— Я пойду, — говорю негромко и шагаю к выходу с кухни. — Позаботься о Лучике.

— Подожди, — но Макс преграждает дорогу. Не выглядит требовательно, а так… так будто просто не хочет оставаться один.

— Я в школу возвращаюсь.

— Недавно последний урок начался. Нет смысла.

— Я пойду.

— Останься, — шепчет.

— Зачем? — также тихо.

— Не знаю, — сглатывает, так что «чёрная птица» на шее тут же взгляд мой приковывает. — Просто… просто останься ещё ненадолго.

— Прости, но… — Боже, почему так говорить сложно? — Не думаю, что твоей девушке это понравится.

Не краснеть. Не краснеть. Только не сейчас, пожалуйста.

«Не отводи взгляд, Лиза. Не показывай, что его девушка каким-то левым боком тебя волнует».

Не выдерживаю. Прячу глаза и чувствую себя полной идиоткой. А сердце-то как трепещет. Из-за него? Из-за Яроцкого?.. Даже после всего, что услышала?

— Говорят, что от любви можно сойти с ума… Буквально. Веришь в это? — мягким шёпотом и у меня колени дрожать начинают. От того, как близко стоит. От того, каким тоном говорит со мной. От того как смотрит. И добавляет: — Ты хотела знать: где моя мать?

— Нет, — лгу. Мне действительно интересно. Мне настолько интересно, почему в его доме так холодно, почему на стенах нет ни одного фото, почему… по каким вообще страшным причинам этот парень живёт здесь один. Ест один. Почему даже свет не включает. Почему все оставили его?

— Она бросила тебя? — нерешительно спрашиваю.

Болезненная улыбка, которую Макс пытается спрятать под маской безразличия играет на его губах, но в глазах не вижу того холода, который обжигал прежде. Той ненависти, с которой на меня смотрел, будто я ему кинжалом под дых ударила. Нет больше этого, пропало.

И только хуже теперь стало.

— Если расскажу, останешься?

Нет. Нет, Лиза. Ты не останешься. Ты и так половину дня провела с тем, кого за километр обходить должна.

— Как надолго? — Глупость моего вопроса подтверждает весёлый смешок Макса, который даже с умилением теперь на меня смотрит. Примерно с тем же, с каким смотрел на больного, страшненького котёнка, но это ведь котёнок, разве можно смотреть на него по-другому? Вот каким его взгляд ощущаю.

— Только ты могла это спросить, — не может прекратить улыбаться. — Будто я тебя запереть собираюсь и принуждать к чему-то. Эй? Ты опять покраснела.

— Тебе кажется. — Если бы! Обхожу его сбоку и направляюсь к выходу.

Ловит меня за руку и разворачивает к себе.

— Пусти. — Да, мне страшно — себя боюсь. И он видит этот страх в моих глазах, потому что больше не улыбается, больше не выглядит расслабленно и слегка печально, теперь кажется… обессиленным. Одиноким. Ничем не лучше Лучика.

Всё ближе подходит. Скользит ладонью по руке, пока не находит мои ледяные пальцы и не переплетает со своими.

— Что… ч-что ты делаешь? — смотрю на него затаив дыхание. Руки — две ледышки, в то время когда спина уже взмокнуть успела.

— Не знаю, — спокойно, мягко. Шаг вперёд делает, а я не могу заставить себя назад отойти, или в сторону, я вообще ничего не могу. Только смотреть на него могу, слушать с каким грохотом в груди сердце бьётся, чувствовать, как кожа мурашками покрывается.

Вторую ладонь осторожно мне за шею заводит, касается кожи мягко, почти невесомо. Его руки тёплые, дыхание размеренное и глубокое, не то что моё: на каждом судорожном выдохе обрывается.

Наконец включаются остатки разума: на слабых отступаю назад. Ладонь Макса падает с шеи, но вторая продолжает держать меня за руку. Шаг вперёд делает, и ловит за талию, когда я вновь отойти пытаюсь.

— Боишься меня? — шепчет с горечью.

— Нет, — и это правда. Себя боюсь.

— Не простишь никогда?

— Не знаю, — и это тоже правда. Во рту пересыхает, голова кругом идёт. — Зачем ты это делаешь? — качаю ею.

— Что я делаю?

— Ты знаешь, что. — Не могу озвучить. Спросить, почему за руку держит, почему глаз с моего лица не сводит. Язык спросить не поворачивается, это всё моя неуверенность в себе. Разве я могу нравиться ему? Я — мышь в сравнении с Вероникой.

Припадает лбом к моему лбу, скользит пальцами по шее, а я всем телом напрягаюсь, глаза зажмуриваю, но не могу и не хочу убегать, оттолкнуть его не могу. Хочу стоять так до бесконечности, хочу касаться его, хочу вдыхать его запах, чувствовать его тепло.

«Ты сошла с ума, Лиза. Это конец. Обратно дороги нет.»

— Не помнишь, что мне в баре сказала? — шепотом скользит по губам, всего в сантиметре от моих замер. — Когда мне в шею дышала, и засыпала у меня на руках. Не помнишь?

— Нет, — приоткрываю глаза, предчувствуя катастрофу.

Макс беззвучно усмехается, а в глазах ещё больше печали появляется, вины и даже некого сожаления.

— Костя сначала меня попросил с тобой в друзья поиграть, — будто с трудом это произносит, слегка отстраняясь. — И вот я думаю… а что было бы, согласись я?

— Не понимаю, о чём ты…

— Понимаешь, — проводит ладонью по моей пылающей щеке, так что взлететь от ощущения хочется, куда-нибудь далеко, в космос желательно.

— Сейчас всё чаще думаю о том, как всё сложилось бы, если бы в тот день Костик уговорил меня, а не Чачу… Возможно, Костик не напился бы перед тем, как собирался признаться тебе в чувствах. Возможно, Чача не стал бы предателем. Возможно, им бы стал я… Что если бы им стал я?.. Чёртова история, в которой при любом раскладе не обошлось бы без разбитого сердца. Но, возможно, если бы твоим другом попытался стать я, карты легли бы иначе. Возможно, не было бы столько лжи. — Делает паузу и потом обрушивает, как снег на голову: — Возможно, ты бы до сих пор меня любила, Лиза.

«Как я могла любить такого козла, как ты?»

«Как я могла любить такого козла, как ты?»