Дива - Алексеев Сергей Трофимович. Страница 5
— Ну и разводись! — огрызнулась тётка. — А я деньги сыму с книжки и себе хвархворовые вставлю! А с ними я хоть за лешего пойду, хоть за Деда Мороза!
Казалось, ссора у них серьёзная, смертельная для брака, сейчас биться начнут, вон мужик уже кулаки стиснул, того и гляди врежет супруге по новым зубам. И сам тут же получит! Не хватало ещё стать свидетелем семейной драки: Зарубин поэтому и попутчиков не брал, чтобы ехать в тишине, думать, мечтать: пустынная дорога к этому располагала. Но попутчик расхохотался, держась за круглый живот.
— Ох, уморила! Скажи ещё — в снегурки возьмёт! Да ты знаешь, сколь они стоят? Она с книжки сымет!..
И тут Зарубин узнал, что за большие деньги, примерно как стоимость новых «жигулей», можно и в Тотьме поставить себе фарфоровые на титановых штырях, которые вкручивают в оставшиеся пеньки. Сам не видел, но Бору- та рассказывал: возятся во рту, как в слесарной мастерской, дрелью сверлят, ключами крутят, зато потом челюсти снимать и в стакан класть не надо! Цивилизация добралась и до этих глухих мест, вот только денег на такие зубы ни в жизнь не заработать, поскольку у попутчиков в наличии осталось всего на одну нетель. А в пересчёте требуется ровно как на восемнадцать нетелей, если их покупать как мясо. Стадо целое во рту можно носить! Так что, мол, никуда ты от меня не денешься — это он уже про жену; леший тоже не дурак: бесприданницу с пластмассовыми челюстями брать не захочет.
В общем, забавные попутчики попались, весёлые, простодушные: они тут же помирились, заулыбались и даже неловко обнялись. Зарубин не пожалел, что нарушил своё правило дорожного одиночества и прихватил голосующих на дороге. Вставив пластмассовые челюсти почти даром, они теперь сияли хищными улыбками, словно американцы, и без умолку, перебивая друг друга, рассказывали совершенно невероятные истории. Послушать — так Зарубин попал в сказку, в волшебный, но почему-то опустевший рай, в заколдованный лес, где ничего, кроме чудес, теперь уже не творится.
Как ни спешили, как ни срезали углы и петли по прямицам, на паром всё-таки опоздали. Скособоченный ржавый понтон стоял у причала на другом берегу уже без катера, ушедшего куда-то вверх по реке: ещё отражённые полны и пенный кильватерный след не успели выгладиться на тёмной воде и дым от выхлопной трубы реял в вечернем воздухе. Попутчик надеялся догнать, побежал берегом за поворот и даже там что-то кричал, но вернулся раздосадованным и только руками хлопал. Паром был частный, фермера Дракони, сама переправа нелегальной, поэтому паромщик никаких графиков не соблюдал, переправил молоковоз после вечерней дойки, отцепился от понтона и уплыл домой. К тому же был уже пьяный, поскольку днём наверняка перевозил за реку городских грибников и ягодников, а у него строгий тариф — сто граммов с колеса, — и вот уже лет пятнадцать не меняется. Мост через Пижму был, но пришлось бы делать крюк километров восемьдесят по разбитым просёлкам, чтобы приехать опять сюда же.
Сам Зарубин никуда не торопился, и ночёвка на берегу была в удовольствие, тем паче вечер был без дождя, хоть и влажный, однако у костра терпимо, палатки ставить не придётся. А после четырнадцати часов за рулём никакого снотворного не надо. Спешили попутчики, ибо ночевать в каких-то двадцати верстах от своего дома обидно. И хоть семеро по лавкам у них не сидело, скотины пока не держали, всё равно переживали, потому как дочка должна была с практики приехать на краткосрочные каникулы — картошку копать. Ещё переживали, урожай погниёт в земле: две недели висят над головой моросящие дожди, хорошо, у них песок, а у кого суглинок — в огород не могут зайти, тонут, будто в Дорийском болоте. Оказавшись на берегу возле парома, они посожалели, что опоздали, но как люди местные и привычные ко всему, тут же развели костёр, достали какую-то провизию и принялись дружно готовить ужин.
А Зарубин, разминая тело, прихватил бинокль и пошёл тропинкой воль реки, испытывая редкое ощущение блаженства и какой-то ребячьей радости от того, что вчерашняя кабинетная мечта сбылась самым чудесным образом. Даже искупаться захотелось, тем более вода показалась тёплой, ещё не осенней, но берега глинистые, топкие. Подыскивая удобное место, он ушёл за полкилометра от парома и увидел целый лес деревянных свай с обеих берегов: в колхозные времена тут явно был мост, который восстанавливали после каждого половодья. А посередине торчал высокий бревенчатый сруб — мостовая опора, пережившая десятки вёсен и изглоданная льдом. Лучше нырялки не найти, и внизу глубина большая, воду пучит. Зарубин уже прикинул, как можно по уцелевшим балкам перебраться на сруб, но вдруг увидел высокого человека на верху: место было занято. Он стоял на краю, смотрел в бегущую воду, не замечая ничего вокруг, и всё бы ничего, но при этом выглядел как сказочный Дед Мороз. Сначала подумал, это от баек попутчиков блазнится, однако вскинул бинокль — нет, натуральный! Синяя шуба с белым меховым стоячим воротом, боярская шапка и в руках не простая палка — посох, обмотанный чем-то блестящим! Только этот новогодний костюм весь пожёван, затаскан, видно, даже вата торчит из дыр. И не хватает белой бороды: вместо неё торчит настоящая, окладистая и чёрная. И на вид примерно ровесник, лет сорока...
Когда Зарубин въезжал в Вологодскую область, видел дорожный транспарант «Родина Деда Мороза» и особого внимания на это не обратил, мало ли вдоль дороги глупой рекламы? Но сейчас вспомнил и на минуту оторопел. Что за представление? Откуда взялся, если до Нового года далеко, на улице середина сентября? С прошлого загулял? И почему этот ряженый у переправы? Специально выставили на пути, чтоб напустить мистического тумана? Однако никто не знал, что Зарубин здесь поедет, свернуть на дорогу с паромом посоветовали попутчики, чтобы не наматывать лишние километры через мост...
И впрямь чудеса!
Окликать его Зарубин не стал да и купаться расхотелось, от воды холодном дохнуло. Теряясь в догадках, он пошёл обратно, к костру, где хлопотали попутчики. Они уже приспособили старые ящики вместо стола, вскипятили котелок, заварили чай и намазывали бутерброды покупным маслом.
Это забавно, — сказал он, присаживаясь у огня. — но я сейчас видел настоящего Деда Мороза.
Где? — односложно спросил попутчик, никак не выразив чувств.
— Вон там, за поворотом! На мостовой опоре стоит.
— Видать, тоже на паром опоздал, — как ни в чём не бывало проговорила тётка.
Зарубин головой потряс.
— Что он здесь делает? В такую пору?
— Бродит, — сказал попутчик, тоскливо взирая то на чайник, то на свои сумки. — У нас же все леса заколдованные. Поэтому написано кругом: «Родина Деда Мороза»! А раньше на въезде плакат висел: «Пижма — земля героического труда!» Это когда наш председатель вторую Звезду Героя получил. Теперь тут круглый год — Новый год! Колхозов нет, работы нет, а каждый день — праздник! Зарплату никто не получает, а кругом одни магазины и торговые центры. Даже у нас возвели новый маркет. Коммунизм построили, мать его за ногу!..
И выразительно пнул сумку.
— Домой приедем — получишь! — спокойно сказала его жена, оценив намекающие телодвижения мужа. — И тебе будет праздник. А ты присаживайся, каши манной поедим, чайку с конфетками попьём!
Это уже было приглашение к столу, бывшие беззубые но привычке всё ещё варили себе кашки. Зарубин открыл багажник, достал сумку с провизией, заготовленной в дорогу, и армейскую фляжку с коньяком — попутчик сразу повеселел.
— Только этот Дед Мороз у нас не совсем настоящий. Хотя росту в нём два метра с лишком! Я его, как тебя, не раз видел близко. Бывают же такие высокие люди! Он у нас артист.
Тётка посмотрела, как Зарубин наливает коньяк, и жёстко выразила своё неудовольствие:
— Дьявольское отродье — ваш артист. Ещё говорят: оборотень! Или хуже того — леший. Сила в нём сатанинская!
Попутчик был решительно не согласен, но выразился как-то туманно: