Слезы в раю - Доналд Робин. Страница 21

— Я не верю вам, — медленно произнесла она. Голос ее звучал хрипло, а мозг лихорадочно работал.

— Ты не веришь, что я хочу тебя? — Грудь его беззвучно вздымалась. — Я хотел тебя, как только увидел. Я все время чувствовал твой взгляд, пока шел через зал, но, когда я поравнялся с твоим столиком, ты уткнулась в свою тарелку — такая скромница! — и я увидел только твои ресницы, такие густые и темные на фоне шелковистой матовой кожи, и алые губы. Потом мы встретились на рынке, помнишь, ты еще упала в обморок, и, когда ты открыла глаза, они были похожи на серебристые кристаллы алмаза, теплые, чистые и сверкающие. Эти глаза, эта нежная кожа, шелк волос и мягкий, похожий на цветок алый рот — все говорило о чувственности, о затаенном желании. О Боже, Кэндис, когда я говорю, что хочу тебя, это даже в малой степени не передает того, что я чувствую к тебе на самом деле.

Его теплое дыхание щекотало ей щеку. Она подумала о штормах, которые зарождаются в этих морях и иногда докатываются до самых берегов Новой Зеландии, о яростных циклонах с ветром и дождем, о разрушениях и бедствиях, которые они несут с собой, и вздрогнула. Подобно урагану, Сол способен причинить ей такие беды, которые она не могла даже себе представить.

Собрав всю свою волю, она вырвалась из его объятий. И хотя он и не пытался остановить ее, его запах, такой мужской и бесконечно притягательный, его стройное крепкое тело рядом с ее мягкой податливой плотью, его гладкая кожа — всего этого было достаточно для того, чтобы позволить ему делать с ней все, что он хочет.

Теперь она с тоской поняла, почему ее приемные родители, делая свой выбор, переступили через нее. Это не означало, что, осознав это, она тоже могла, как и они, бросить своего ребенка — нет, никогда, но эти мгновения в его объятиях открыли ей, почему физическая страсть была одной из самых могучих сил в этом мире. Она обращала в прах целые королевства, ломала и губила человеческие судьбы, приводила к падению и гибели династии и религии. Это была такая огромная, мощная сила, которая, однажды вырвавшись на свободу, могла неистовствовать, как самый жестокий тропический ураган.

И все же против нее должна быть какая-то защита, ведь разум и логика тоже обладают силой. Именно эта мысль заставила ее встать и нетвердой походкой направиться к двери. Только когда она была уже у дверей, он окликнул ее:

— Кэндис.

Она остановилась, не поворачиваясь.

Его голос звучал мягко и ровно, но решимость, которую она в нем уловила, заставила ее внутренне содрогнуться.

— Ты все равно будешь моей, Кэндис. Однажды ночью я открою для себя все твои тайны, стану хозяином всего, что у тебя есть, всего, что ты есть.

Его холодная самонадеянность, его уверенность в том, что он когда-нибудь все-таки овладеет ею, привели ее в ярость и испугали ее. В голове сейчас была полная пустота. Она набрала в легкие как можно больше воздуха и, цепенея, произнесла:

— Я не хочу…

Бесшумным броском он в одно мгновение оказался у нее за спиной, резко повернул ее и, взяв за подбородок, притянул к себе, пристально вглядываясь в ее лицо, пытаясь прочитать на нем что-то очень важное для себя. В этом взгляде было что-то дикое, что-то напряженное и хищное.

Между ними словно пробежала электрическая искра, когда в тишине послышался его ровный, спокойный голос:

— Я думаю, ты прекрасно знаешь, как действует на большинство мужчин этот капризный, упрямый рот, эти полузакрытые глаза. И я не исключение. Я хочу увидеть, что скрывается за этими ресницами, хочу целовать этот рот до тех пор, пока он сам не раскроется мне навстречу в безумном желании.

Ее ресницы взметнулись вверх. В его глазах было столько неутоленной страсти, что она невольно вскрикнула. И этот тихий короткий звук вдруг лишил его последнего самообладания.

Теперь его рот не был так ненасытен, как в первый раз. Он слегка коснулся губами ямочки на ее шее, там, где, словно пойманная птица, бился ее пульс. Она задыхалась. Ей хотелось сделать глубокий вдох, но вместо этого удалось вобрать в слабеющие легкие лишь немного воздуха, чтобы не потерять сознание и продлить эту сладкую, адскую пытку.

Он не делал ей больно. Он даже не так крепко сжимал ее в объятиях. Почему же тогда она не может уйти?

Она еще раз попыталась перевести дыхание, потом беззвучно застонала, когда кончик его языка коснулся теплой кожи у нее на шее.

— Какая ты хрупкая, — прошептал он, слегка покусывая ее в плечо. — Ты похожа на жемчужину. Такая же округлая, гладкая и мерцающая, такая же редкая и драгоценная. Мужчины готовы пойти на преступление, чтобы обладать ею. Прекрасна, как лунный свет, но так же, как он, опасна. Мы готовы отдать за нее свою душу, свою честь и гордость.

Спазмы сладчайшей муки пронзали все ее тело до кончиков пальцев, зарождаясь там, где его зубы нежно терзали ей кожу. Не в силах больше владеть собой, она коротко и пронзительно вскрикнула. Он засмеялся и слегка повернул ее к себе.

Узел, стягивающий саронг у нее на груди, сбился на одну сторону, тонкая ткань, словно ласка возлюбленного, заскользила вниз, вдоль нежной матовой кожи, послушная его смуглой руке, уверенно движущейся в направлении ее груди. Она задохнулась от пронзившего ее сладострастного чувства и, глядя в его смуглое, непроницаемое лицо, почувствовала, как болезненно налились ее груди, как напряглись и отвердели соски.

— Видишь, твое тело все знает само, — резко сказал он. — Оно не может лгать, Кэндис. А теперь попробуй убедить себя, что ты меня не хочешь.

Она молчала, смущенная тем, что ее собственное тело выдало ее, охваченная неведомыми ей раньше ощущениями, испытывая жестокие, дикие муки страсти, которая жаждала утоления…

Она снова и снова со стоном ловила губами воздух, когда сначала нежно и осторожно, а потом жадно и ненасытно он начал ласкать губами ее сосок, а потом отпустил его, пульсирующий от возбуждения и твердый, и стал целовать его бледный ореол, лаская ее груди и с восторгом любуясь их пышной округлостью.

— Ты заставляешь меня хотеть такого, о чем я никогда раньше не подозревал, — страстно выдохнул он. — Я должен овладеть тобой…

Такое откровенное выражение чувств повергло ее в шок, мгновенно вырвав ее из адского пламени сводящей с ума, головокружительной чувственности. Она подняла на него затуманившийся взгляд и увидела на его лице дикую, животную страсть. Она мгновенно напряглась и вдруг увидела себя со стороны: полураздетая, дрожащая, с влажным, полуоткрытым в томительной страсти ртом, податливая и готовая уступить любым его желаниям.

— Нет, — с трудом произнесла она, вырываясь из его объятий.

Он не шевельнулся, не остановил ее. Она со страхом и замирающим сердцем следила за тем, как он пытается побороть охватившее его дикое желание и выходит победителем в этой борьбе. И только что-то страшное качнулось в глубине его зрачков.

Закрывая рукой свою обнаженную грудь, она потянула на себя легкую податливую ткань. От возбуждения пальцы ее дрожали. Она облизала языком пересохшие губы.

— Я не могу, — прошептала она. — Нет. Пожалуйста.

Ее гордо расправленные плечи ныли от напряжения. Она прислонилась спиной к стене, не в силах освободиться из плена его глаз. Острое желание пронзило ее. Словно сквозь пелену тумана, она почти физически ощущала, как его желание давит на нее, приводя в смятение все ее мысли. Но даже сейчас, когда она колебалась, она поняла, что, уступив ему, она станет рабой таких чувств и желаний, темная, необузданная сила которых таит в себе страшную опасность. Это безрассудство, этот, всепоглощающий порыв отдаться страсти, которая знойной аурой окружала сейчас их обоих, — вот чего она боялась всю жизнь. И ему стоило только взглянуть на нее, чтобы в глубине ее тела предательски завибрировали, задрожали запретные струны.

Открыв глаза, она резко повернулась к нему спиной.

— Я не готова занять место Лидии, — твердо сказала она. — А легкий флирт мне тоже не нужен.

Вся напрягшись и замерев, она ждала, что он ответит.