Обладатель Белого Золота - Дональдсон Стивен Ридер. Страница 79

В словах Ковенанта слышалась такая убежденность, что Линден едва не приняла их на веру. Но все же не приняла, ибо считала, что он не может быть прав. Достаточно было вспомнить о позиции элохима, тоже не отрицавшего важности свободы. Его сородичи опасались за судьбу Земли из-за того, что Обладатель кольца и Солнцемудрая не являлись одним и тем же человеком – поскольку он не обладал восприимчивостью, которой мог бы руководствоваться, делая выбор, она же – Силой, которая сделала бы ее выбор значимым. И если до сих пор Ковенант не раз обманывался, поддаваясь на уловки Фоула, значит, несмотря на свое благородство и решимость, мог обмануться вновь и сделать роковой выбор.

Но она промолчала, ибо считала необходимым найти собственный ответ на то, что тревожило элохимов. К тому же она боялась не за себя, а за него. Пока он любил ее, она намеревалась оставаться с ним. А пока она оставалась с ним, у нее была возможность использовать свое видение. Предостеречь его от ошибок и тем самым хотя бы отчасти искупить вред, нанесенный его собственными ошибками. Правда, это налагало на нее страшную ответственность, ибо в случае гибели Земли и Страны ей было некого винить, кроме себя самой.

Эта ответственность предполагала и признание роли, отведенной ей элохимами, и риск, связанный с возможным исполнением обещания Гиббона. Но, в конце концов, ей были даны и другие обещания. Ковенант обещал, что никогда не уступит кольцо Презирающему. А старик на Небесной Ферме – что она не потерпит поражения. Казалось, впервые эти слова внушали спокойствие.

Между тем Ковенант настойчиво смотрел на нее в ожидании ответа. Немного помедлив, она попыталась продолжить нить его рассуждений:

– Итак, он не может одолеть тебя. А ты его. Ну и что же хорошего находиться в мертвой точке?

Ковенант сурово улыбнулся, но ответ его оказался совсем не тем, какого она ожидала:

– В Анделейне Морэм попытался предостеречь меня. И сказал, что нет никакой пользы в том, чтобы избегать расставленных Фоулом ловушек, ибо каждая из них окружена множеством других. Жизнь и смерть взаимосвязаны слишком тесно, для того чтобы их разделять. Он советовал мне, коли я окажусь в затруднительном положении, вспомнить о парадоксе белого золота. О том, что надежда может корениться в противоречии... – Выражение его лица постепенно смягчилось, став более похожим на то, которое она так любила. – Не думаю, что мы и вправду окажемся в мертвой точке.

Линден ответила ему самой лучистой улыбкой, на какую была способна. Она хотела оставаться достойной его в той же мере, в какой он – дружбы древнего Лорда.

Линден надеялась, что он снова заключит ее в объятия, желала этого, несмотря на Солнечный Яд; в его объятиях она могла вынести все.

Но, глядя в глаза любимого, она неожиданно услышала разливающуюся по холмам странную, резкую и прерывистую мелодию. Точнее, даже не мелодию – создавалось впечатление, будто не умеющий играть человек пытается извлечь из флейты хоть какие-то звуки. Или же, может, просто ветер поет в пустынных скалах.

Ковенант из-под ладони оглядел склоны.

– В прошлый раз я слышал здесь флейту.

Тогда он побывал здесь с Еленой, а звук флейты предшествовал появлению человека, рассказавшего истину о его снах.

Правда, эти визгливые звуки трудно было назвать музыкой. Но доносились они со стороны Ревелстоуна.

Мелодия оборвалась в очередной раз, и Ковенант иронически поморщился:

– Кто бы там ни играл, похоже, бедняге никак не совладать с этой штуковиной. Ну да ладно, нам все равно пора возвращаться. Я хочу покончить со всеми делами здесь и вступить в путь еще до полудня.

Линден кивнула. Сама она предпочла бы отдохнуть несколько дней в Ревелстоуне, но готова была с радостью подчиниться любому его желанию. К тому же сейчас, чтобы подольше сохранить ощущение чистоты и свежести, ей отнюдь не помешало бы спрятаться от Солнечного Яда под каменной толщей.

Взявшись за руки, они стали взбираться на склон.

На гребне холма флейта была слышна более отчетливо. Казалось, будто ее мелодию исковеркало солнце пустыни.

Плато от края до края было совершенно пустым. Но и воды Мерцающего, и сама форма расстилавшихся вокруг холмов каким-то образом заставляли верить, что здешняя почва упорно сохраняет живую силу, а стало быть, возрождение жизни еще возможно.

Зато равнина, расстилавшаяся внизу, такого впечатления не производила.

Большая часть низвергавшейся с обрыва воды испарялась, еще не достигнув дна водопада. Солнце опаляло Линден, словно призывая ее к себе.

И она, как ни силилась, не могла полностью отвергнуть этот призыв. В темных глубинах ее сердца таилось алчное стремление подчинить Солнечный Яд, заставить его служить ей. Каждый миг, проведенный под обжигающими лучами, напоминал о том, сколь уязвима она для осквернения.

К тому времени как они добрались до входа, где дожидался Кайл, стало ясно, что звуки флейты доносятся с самого края плато, с узкого мыса, нависающего как раз над сторожевой башней. По молчаливому согласию они направились туда и вскоре увидели сидящего на краю обрыва, свесив ноги в пропасть, Красавчика.

Флейта казалась в его огромных руках крохотной, но он дул в нее так самозабвенно, словно надеялся, что упорство рано или поздно позволит ему извлечь из инструмента погребальную песнь.

При их приближении Красавчик положил флейту на колени и улыбнулся, но улыбка его была невеселой.

– Друг Земли, – начал он голосом, что был под стать улыбке. – Я счастлив видеть тебя снова. Равно как и Избранную, не раз и не два доказавшую свою ценность для Страны. И двойная радость – видеть вас вместе. Однако, – добавил он, отводя глаза, – я думал, что вы уже ушли от нас. – Его затуманенный взгляд был устремлен в сухую, мертвую землю позади Линден. – Прошу прощения за то, что боялся за вас. Страх порождается сомнением, а сомнения вы не заслужили.

Неловким движением, словно подавляя порыв, он указал на флейту.

– Я виноват. Я так и не сумел извлечь из нее мелодию.

Непроизвольно подавшись вперед, Линден положила руки на плечи Великана. Несмотря на согбенную спину, он даже сидя был почти с нее ростом, а мускулы задубели так, что ей с трудом удавалось их разминать. Однако Линден продолжала упорно массировать напряженные плечи, ибо не знала, как еще утешить его.

– Сомнение присуще всем, – промолвил Ковенант, все еще стоящий поодаль: на краю пропасти у него могла закружиться голова. – И все мы напуганы. Ты ни в чем не виноват. – Затем голос Ковенанта потеплел, и он, словно только сейчас вспомнив, что перенес Красавчик, спросил: – Могу ли чем-нибудь помочь тебе?

Мышцы Красавчика буграми вздулись под ладонями Линден. Помедлив мгновение, он сказал:

– Друг Земли, я желаю лучшего исхода. Пойми меня правильно, – торопливо пояснил Великан. – То, что было сделано здесь, сделано хорошо; будучи смертными, вы – ты, Друг Земли, и ты, Избранная, – превзошли все мыслимые ожидания.

Он тихонько вздохнул.

– Но я не удовлетворен. Я проливал кровь, во множестве убивал людей, хотя я не меченосец и мне претит это занятие. Нанося удары, я терзался сомнениями. Нет ничего ужаснее, чем совершать кровопролитие, когда надежда уничтожена страхом. Печаль мира должна объединять живущих, а не разъединять их, подталкивая к убийству и злобе. Друзья мои, сердце мое нуждается в песне. Нужда эта велика, но песня, увы, не приходит. Я Великан, и мне часто случалось петь, превознося великанскую доблесть:

Голос его стих, словно улетел с обрыва. Линден чувствовала его боль и не могла ничего сказать в утешение, ибо понимала, что суть страдания Великана глубже, чем простое самообвинение. Понимала его стремление и не знала, чем на него откликнуться. Ковенант, однако, чувствовал себя увереннее, и голос его звучал требовательно: