Обладатель Белого Золота - Дональдсон Стивен Ридер. Страница 93

– Ты уверена, что на самом деле хочешь в Анделейн? Помнится, в прошлый раз ты отказалась.

То была правда. Тогда она отказалась, хотя даже на расстоянии ее оголенные нервы ощущали благотворные эманации деревьев. Страх ее отчасти объяснялся рассказами Холлиан, считавшей Анделейн проклятым местом, отнимающим у людей рассудок. Но лишь отчасти. Основная причина заключалась в боязни всего, способного воздействовать на ее обостренную чувствительность. Солнечный Яд вливался в нее подобно мучительному недугу, но природа недуга как такового была ей ясна. Анделейн казался страшнее, ибо от него исходила угроза ее с таким трудом обретенному самообладанию. Линден не верила в возможность благоприятного исхода от всего того, что имело над ней такую власть.

А позднее Ковенант рассказал, что Елена считала, будто ей, Линден, в конечном итоге доведется исцелить всех. А Лесной старец предупреждал, что ее появление может поднять в Анделейне мрачные тени.

Стоило Линден вспомнить об этом, как к ней вернулись старые страхи. Но сейчас она была другой женщиной, женщиной, нашедшей доступ к красоте и сумевшей научиться использовать дарованное Страной видение для исцеления. Она поведала Ковенанту о своих родителях и тем самым вытащила из сердца несколько ядовитых жал. Она научилась называть свое тяготение к его силе истинным именем. И наконец, она знала, чего хотела. Любви Ковенанта и конца Солнечного Яда.

С мрачной усмешкой Линден ответила:

– Попробуй остановить меня.

Она рассчитывала, что эти слова доставят ему облегчение, но Ковенант только кивнул, и Линден почувствовала, что нечто так и осталось невысказанным. Пытаясь достучаться до него, подтолкнуть его к большей откровенности, она добавила:

– Мне необходима передышка. Чем скорее я выберусь из-под Солнечного Яда, тем лучше.

– Линден... – Он произнес ее имя так, словно высказанная ею готовность ничуть не облегчала его задачу. – Помнишь, в подкаменье Мифиль, когда Сандер сказал, что ему пришлось убить свою мать, ты... – Ковенант сглотнул, – ...ты ответила, что он имел право избавить ее от страданий... – Он поднял на нее глаза, в которых явно читался вопрос о смерти ее матери. – Ты и сейчас так думаешь?

Линден моргнула. Она предпочла бы отмолчаться, во всяком случае до тех пор, пока не поймет, почему он задал этот вопрос. Но нужда Ковенанта была столь настоятельной и очевидной, что не ответить не было возможности.

– Она испытывала ужасные муки. Думаю, люди, которые так страдают, имеют право на смерть. Но убийство из милосердия не есть милосердие, если речь идет о том, кто это убийство совершает. Мне не нравится то, что происходит с человеком, совершающим такое действо. – Линден старалась говорить отстраненно, но вопрос был слишком болезненным и острым. – Мне не нравится то, что произошло со мной. Даже если ты назовешь содеянное мною не убийством, а актом милосердия.

Ковенант сделал быстрый неловкий жест. Голос его звучал мягко, но выдавал странное лихорадочное возбуждение.

– Что ты собираешься делать, если беда случится с Анделейном? Если тебе не удастся выбраться из-под Солнечного Яда? Каер-Каверол знал о такой возможности. Фоул уже извратил, исказил все остальное. Что тогда? Что мы будем делать? – В судорожных движениях его гортани угадывалась близость паники. – Я могу вынести все, что угодно! Но не это. Только не это.

Ковенант выглядел таким беззащитным, что этого не могла вынести она. Глаза ее наполнили слезы.

– Может, все и обойдется, – со вздохом промолвила Линден. – На это можно надеяться. Он держался так долго, почему бы ему не продержаться и еще немножко.

Но где-то внутри, в холодных глубинах ее сознания звучали совсем другие слова: «А если нет, я не стану заботиться о последствиях. Я вырву сердце этого негодяя! Во что бы то ни стало раздобуду силу и вырву его проклятое сердце!»

Хотя эти мысли Линден подавила, Ковенант, похоже, ощутил ее внутреннее напряжение и, вместо того чтобы обратиться к ней за утешением, замкнулся в своей решимости, сути которой она не понимала и разделить которую с ним не могла. И это непонимание отделяло их друг от друга всю ночь.

Прошло немало времени, прежде чем Линден поняла, что Ковенант вовсе не отвергал ее, а всего лишь старался подготовиться к тому, что ждет его впереди.

Все окончательно прояснилось, лишь когда забрезжил серый рассвет и усталый угрюмый Ковенант, выбравшись из-под одеяла, первым делом поцеловал ее. Он словно бы стоял над обрывом и едва удерживал равновесие. Часть его естества, побывавшая в Ядовитом Огне, не знала колебаний, но сосуд, вмещавший этот внутренний сплав, казался хрупким, как истлевшие кости. Но, несмотря на дрожь, Ковенант попытался улыбнуться ей.

Она ответила вымученной гримасой, ибо не знала, как его защитить.

Пока Красавчик готовил завтрак, Ковенант подошел к Сандеру и, опустившись на колени за его спиной, принялся онемелыми пальцами разминать окаменевшие мышцы спины и плеч гравелинга.

Сандер не реагировал. Он не интересовался ничем, кроме Холлиан, не замечал ничего, кроме ее бледного лица, и не чувствовал усталости, но видение Линден указывало на то, что гравелинг дошел до крайней степени изнеможения. И она чувствовала обжигающее прикосновение крилла к его незащищенному телу. Однако казалось, будто Сандер обретает в этой боли силу, словно она каким-то образом помогала поддерживать в нем жизнь.

Через некоторое время Ковенант присоединился к Великанам и Линден.

– Может быть, Сандер встретит ее в Анделейне, – со вздохом промолвил он. – Возможно, ей удастся найти способ прорваться к нему.

– Нам следует молиться о таком исходе, – пробормотала Первая, – ибо надолго его не хватит.

Ковенант кивнул. И потом – во время бритья и перекусывая сушеными фруктами – кивал еще несколько раз, как человек, не имевший никакой другой надежды.

Спустя короткое время над ободом мира появилось солнце, и спутники расположились на камнях, встречая новый рассвет.

Над горизонтом, отбрасывая изумрудные блестки на дрожащую поверхность реки, появилось зеленое свечение.

Завидя его, Линден ощутила мгновенный прилив облегчения: лишь сейчас она поняла, до какой степени боялась, что снова взойдет солнце дождя. Тепло: солнце плодородия несло с собой тепло. Оно укрощало неистовство потока, прогревало и воду, и ее измученные нервы – подобно сухому, согретому у костра одеялу. Необходимость погрузиться в воду уже не вызывала у нее такой ужас.

Однако облегчение не сделало ее незрячей. Доброта солнца плодородия была кажущейся, всего лишь иллюзией. Линден видела, как по берегам реки из земли, извиваясь словно черви, выползали ростки, как раскидывали ветви корчившиеся в муках кусты, как с неистовством обреченных тянулись вверх деревья. Относительная безопасность, в которой пребывала Линден, в известной мере даже обостряла ее восприятие: она почти физически слышала мучительные стоны беззащитных растений.

«В конце концов, – думалось ей, – возможно, Лесной старец Анделейна уже сгинул. Как долго мог выдерживать он весь этот ужас, не имея возможности вмешаться?»

Стиснутая с обеих сторон болью трав и деревьев, река уносила спутников на восток, к Анделейну и Горе Грома. По прошествии некоторого времени сознание Линден странным образом раздвоилось. Она цеплялась за плечо Первой, удерживала голову над водой и смотрела на расползавшееся по проплывающим мимо берегам зеленое месиво. Но частью своего сознания она отрешилась от всего окружающего. Из потаенных глубин естества поднималась тьма, порожденная прикосновением Гиббона. Питаемая Солнечным Ядом горечь пронизывала ее насквозь. Она помнила – так, словно никогда и не забывала, – что, скрытая немыслимой печалью, болью и отвращением, загнанная на самое дно, таилась ужасающая радость, которую испытала она, задушив мать. Жуткое, безумное опьянение вкусом силы. Она отдаленно осознавала, что происходит, понимала, что слишком долгое пребывание во власти Солнечного Яда сказывается на ее способности владеть собой и видеть себя той, кем она в действительности желает быть.