Раб (СИ) - Нэльте Нидейла. Страница 19
— Ну что, — переключается, хватаясь и начиная поглаживать кнут. — Прошло уже наказание? Покажешь?
— Ладно, — говорю, словно бы балансируя на грани недовольства и желания похвастаться. Нет, через полгода ты у меня тут не останешься, тварь. Такие, как ты, жить не должны…
— Антер! — зову. Выходит, в новой одежде, плечи расправлены. Вот таким ты мне ужасно нравишься!
Бросаю взгляд на Олинку. Глаза горят, язык обводит губы. Хорош, хорош, вижу… нравится.
— Ох, и почему я его себе не оставила? — говорит. — Раздевайся!
Антер не двигается.
— Олинка, — говорю, — я его хозяйка, он меня слушается.
— Правильно, конечно, — с долей обиды. — Но и меня тоже должен. Ты что, против, чтобы он разделся?
— Он мой! — говорю.
— Не жадничай, всё равно я его уже видела. Ну покажи, хотя бы надпись!
Руки тянутся к пульту, сейчас ведь ни в чём не повинного парня мучить будет, если желанную игрушку не дают.
— Ладно, — говорю, желая убить сразу двух зайцев, — твой тогда пусть тоже разденется.
— Хорошо, — радуется.
— Вставай, — говорю её рабу, — раздевайся.
— Ты тоже, — добавляет Антеру. Оба дожидаются подтверждающего кивка от своих хозяек. Меня тошнит от собственной роли. У Олинкиного раба все колени кровоточат, но уж лучше подняться и раздеться, чем продолжать стоять на этих шипах.
— Давай я его полечу, чтоб тебе меньше забот было, — говорю, идя за медиком.
— Да ладно, ну его, — тянет, жадно следя за тем, как Антер раздевается.
Достаю походного медика, парень отшатывается, но перечить боится. Надеюсь, хуже не сделаю… Вручаю ему, пусть сам залечивает, так как похотливые ручки уже тянутся к чёрной надписи, и нужно спасать моё драгоценное имущество.
Олинка приседает, упираясь на колено, с вожделением рассматривает чёрные буквы. Сведу гадость поскорее! Сегодня же перепроверю, делают ли это где-нибудь ещё на чёртовом Тарине.
Ощупывает пальцами, прикасается языком. Антера ощутимо передёргивает. Олинка вскакивает:
— Он посмел выразить неприязнь!
Выхватывает кнут.
— Это мой раб! — говорю холодно. — Если бы он не выказывал неприязнь к кому-либо, кроме меня, получил бы уже от меня.
— На, — протягивает кнут. — Накажи сама.
— Не хочу, — отказываюсь. — Он правильно сделал. Это МОЙ раб! — подбавляю истеричных ноток. Олинка предпочитает не настаивать.
— Давай на колени, — говорит. Антер стоит. Олинка начинает психовать.
— На колени перед госпожой!
— Я его хозяйка, — напоминаю.
— Так прикажи ему!
— Это мой раб!
— Ну ты же обещала! — такая непосредственная обида. — Скажу папе, что зря тебе подарили!
А вот этого не нужно, портить отношения с Корнелем я не собираюсь.
— Да что мне, жалко, что ли, — иду на попятную. Антер смотрит как на предателя, впрочем, быстро берёт себя в руки, становясь непроницаемым.
— Давай, раб, исполняй пожелания моей гостьи.
Ох зря я дура, дура! Олинка тут же заводится.
— Быстро на колени, скотина!
Антер исполняет, ему тут же суют под нос коленку:
— Показывай, какие удовольствия доставлять умеешь!
— Он мне доставляет, — вклиниваюсь, — а тебе пусть твои доставляют!
— Ну что тебе, жалко?
— Жалко! — начинаю разыгрывать истерику. Антер поднимается. — Это мой раб, мой первый раб! У тебя их вон сколько, зачем тебе мой? — ору, плачу, жалуюсь. Её глаза оборачиваются к своему, уже отложившему походного медика.
— Давай поменяемся, а? — говорит тоскливо. — Хоть на денёк?
— Нет! — упрямо мотаю головой.
— Ну ты же сама сказала, чтобы он исполнял мои пожелания… Посмотри, он посмел подняться! Сам!
— Знает, что если я недовольна, меня лучше не злить!
— Да ну? — недоверчиво. Конечно, я ж ни разу ещё при ней даже не попыталась ударить. И потом, саму Олинку разозлило бы именно то, что поднялся. После просительно:
— Ну можно ещё чуть-чуть… Ну пожалуйста…
Вздыхаю, киваю. Что с такой сделаешь.
Берёт его руку, кладёт себе на грудь, закрывает глаза. Бедный мой раб не в силах сдержать гримасу отвращения.
— Ты видишь?! — орёт Олинка, бьёт его рукояткой кнута по лицу, я кидаюсь наперерез, ору, что он мой раб, она доказывает, что я должна его наказать… В общем, чудесно проведённый день, всегда о таком мечтала. Антер, то ли видя, что я скоро окажусь в тупике, то ли боясь, что решу поразвлечься с Олинкой, то ли желая хоть так защититься от нее, решает по-своему. Опускается на колени, хватает мои ноги, бормочет о прощении — за то, что прикоснулся к кому-то кроме меня, за то, что не удержался и скривился, за то, что прикоснулся без разрешения ко мне и ещё не знаю за что, Олинка всё же замахивается, ударяет кнутом — профессионально, не задев стоящую рядом меня, болезненно, он дёргается, кожа на спине лопается, он сжимает мои ноги сильнее, я ору на Олинку, что это мой раб… И понимаю, что второго такого кошмара просто не переживу.
— Кто тебе разрешал лечиться? — переключается вдруг на своего.
— Ты же сама разрешила! — говорю. Смотрит недоверчиво.
— Ну дай пульт, а? Хоть разок нажать…
Извращенка чёртова.
— Не дам! — упираюсь. — Он мой!
— Ну нажми сама!
— Не хочу!
Антер затих, не отпускает. Едва ощутимо трусится. По спине льётся кровь.
— Идём, — говорит Олинка, хватая ошейник.
— Одень его! — напоминаю.
— Обойдётся, — злобно отвечает. — Он меня плохо развлекал.
— Госпожа, — взмолился раб. — Я же исполнял все ваши пожелания…
— Кто тебе давал право говорить? — рука тычет в первую попавшуюся кнопку на пульте, мужчина падает, изгибается, пытается молчать, Олинка остервенело тыкает в остальные кнопки, добавляет сверху кнутом и успокаивается, только услышав вопль.
— Вот так, — говорит удовлетворённо. — Знаешь, что один мне придумал? Сразу же кричать, хотел чтобы не нажимала больше. Теперь все знают, нужно терпеть до последнего, и орать, только если невмоготу. Симулянтов такое ждёт… — мечтательно улыбается. Иди уже отсюда, психопатка чёртова, видеть тебя не могу! Неужели таких полпланеты?? Взорвать тут всё к чёртовой бабушке! Ненавижу!
— Ещё перечить будешь? — спрашивает. Раб тяжело дышит, глаза мутные, но на ноги встаёт, качает головой, хрипит, что никогда не посмеет, пусть прекрасная госпожа пощадит неразумного.
— Пришлёшь мне одежду, ладно, лень нести? — спрашивает напоследок.
— Так пусть он сам несёт, — говорю. Хоть чем-то будет прикрыться да кровь промокнуть. Олинка пожимает плечами, но кивает разрешающе. Исполосованный бедняга собирает одежду и на дрожащих ногах ковыляет за ней.
— Как мне повезло… — выдыхает в мои колени Антер. Провожу рукой по волосам.
— Пусти, — говорю, — медика возьму.
Разжимает руки, но так и не поднимается. Снова назад отбросило, вот чёрт. Залечиваю рану, протираю тёплым мокрым полотенцем.
— Иди, — говорю, — покупайся…
Парня бьёт мелкая дрожь. Опускаюсь к нему, обнимаю, кладу голову к себе на плечо.
— Ну всё хорошо, милый, всё хорошо, я постараюсь больше не допустить, надеюсь, ей надоест и… чёрт, не хочу так говорить, бедный тот, на кого она переключит своё внимание. Но ты мой…
Чёрт, не то, он не собственность, не нужно ему этого внушать!
— Не продавай меня… пожалуйста…
— Никогда, обещаю.
— Я буду слушаться беспрекословно, слова против не скажу, никогда не посмею снова тебя…
— Прекрати, — шепчу. — Прекрати…
Так и не обнял меня в ответ. Ох, видимо, вернулось всё отвращение. Отпускаю. Встаю, спешу быстренько собрать шипы и бросить в утилизатор. Минут через двадцать Олинка возвращается.
— Я у тебя забыла свои камешки, — говорит.
— Извини, я уборщика запустила, и он их утилизировал.
Лицо искривилось.
— Прости, не подумала. Я тебе новые куплю.
— Не надо, я и сама куплю. Лучше дай еще раз на Антера посмотреть.
— Не дам.
— Ну последний раз, честно! Больше не буду…
— Клянёшься?
— Слово даю!