Раб (СИ) - Нэльте Нидейла. Страница 38

Ух, опускаю руки на квадратные плечи, дышу в лысеющий затылок, просто предел моих романтических мечтаний. Хоть бери и снимай свои бриллиантовые босоножки на высочайших шпильках. Да не поможет.

Впрочем, Корнель абсолютно учтив и даже неплохо для своей комплекции двигается, ноги не отдавливает, ещё и разговор поддерживать умудряется.

— А кто такая леди Келла? — интересуюсь при первом же удобном моменте.

— Вас разве не познакомили? — удивляется.

— Познакомили, — спешу уверить, — просто я не совсем представляю… почему это такая редкость, почему вообще никто из правящих домов у нас не бывает… Интересно же!

— Действительно редкость, чтобы кто-то из семей Трёх Глав выходил в свет, а тем более племянница действующей Главы. По большому счету никто не знает даже, где они живут, полный коммуникационный барьер: ты никогда не дозвонишься, даже зная номер… Это всё делается в целях безопасности, и войти в этот круг очень непросто.

— А новые Главы как выбираются? — спрашиваю наивно. Бросает на меня взгляд, но, видимо, решает, что это лишь праздное любопытство, а не желание выбиться в Главы и составить конкуренцию несравненной Олинке.

— Это закрытая информация, Ямалита, нужно сначала в их круг попасть.

То есть Главами могут стать исключительно представители нескольких семейств? Так, что ли? Хорошо устроились… Или возможны смещения без кровопролитий?

— Это сложно, наверное?

— Очень сложно…

Ох, что-то не нравится мне оживление вокруг того места, где я Антера оставила, и музыка так долго играет — надоела уже, не бросать же мне Корнеля в самом деле…

— Вижу, вы уже поглядываете на сверстников, — улыбается радушно, наверное, и самому надоело голову ко мне задирать.

— Ну что вы… — изображаю смущение, но, боюсь, скрыть свои пожелания не удаётся. Что там у моего милого стряслось?

— Вы мне сердце разбиваете, так заглядываете, — посмеивается Корнель. Осознаю, что это мне положено его отпустить, а он уже и не знает, как намекнуть.

— Благодарю за танец, — говорю, — не представляете, насколько я счастлива, что довелось сразу же с вами познакомиться… Вы для меня здесь как отец!

А Олинка — сестрёнка, ага.

Раскланивается, предлагает обращаться в любое время дня и ночи, даже руку целует. Наконец-то ухожу.

Антер

Тали в длинном изумрудном платье и сверкающих босоножках рядом с этим низким толстяком — такая картинка карикатурная, даже не обидно. Осознаю, что она не могла отказаться от предложения, по нему же за километр видно, насколько он здесь важный мужик и какая львиная доля контроля у него в руках. Как повезло, что он меня сразу же ей подарил…

А вот в кресло зря усадила, понимаю, хотела как лучше. Где это видано, чтобы рабы в креслах сидели, уж лучше бы к дереву какому пристегнула.

Лучше ли? Логичнее — да, но ведь так хоть какая-то забота ощущается…

Только вот танцевать они пошли, когда все остальные уже возвращаются. Ладно, я сижу, мне разговаривать и с места подниматься нельзя…

— Привет.

Это моя знакомая из рабского бара, не помню, как зовут. Киваю. Подходит, на подлокотник усаживается. Интересно, не разговаривать — это вообще не разговаривать, или можно сказать, что нельзя разговаривать?

— Скучаешь? Идём к нам?

— Лайла, ему хозяйка говорить запретила, — Анита с другой стороны.

— Вот сука, — возмущается Лайла, но слова неприятно царапают. Она же и правда как лучше хотела. Пожимаю плечами.

— Да, — соглашается Анита, — под такой ангельской внешностью та ещё тварь скрывается, нюхом чую.

Кошусь на неё. Нюх телохранительницы, конечно, хорошая вещь. Но злость бесправной рабыни, которая не видит… Да ведь никто, кроме тебя, не видит. Зачем она притворяется?

А когда она притворяется? Что из того, что ты видишь — правда?

Лайла кладёт руку на моё плечо, слегка прижимается — с полупрозрачной одеждой как-то излишне откровенно получается, кажется, опять начинаю краснеть, интересуется:

— Что, снова мучает тебя?

Не хочется говорить, что хозяйка меня мучает. Пожимаю плечами.

— Анита, может, ты попросишь? Тебе же всё можно, — Лайла.

— Прямо так и всё, — усмехается телохранительница. Посматриваю на них. Что им от меня нужно? Мало рабов, которым отдыхать позволено?

"Ты хоть представляешь себе, как ты хорош? Ты же красивый… Разве не понимаешь, почему Амира с Олинкой слюни пускают, всё забыть тебя не могут? Потому, что в тебе настоящая, мужская красота, и мужественность тоже!"

Смотри, хозяйка, а то и правда красавцем себя сочту. Улыбаюсь. Для чего бы она это ни говорила, а ведь приятно слушать…

— А что это постельный тут расселся? — Селий подходит с дружком своим. Сжимаю зубы. Ну же, Анита, будь другом, скажи ему… Говорит:

— Его хозяйка усадила, запрещает с кем-либо, кроме неё, разговаривать…

Спасибо…

— Чем же ты ей не угодил? В постели облажался?

Сжимаю зубы ещё крепче. Нельзя разговаривать, напоминаю себе.

— А кто ему в кресло сесть разрешил? — это уже Халир.

— Хозяйка, — сообщает Анита. Да что ж, тебя так до конца жизни и будут женщины защищать?

На Тарине, видимо, да… Ненавижу эту планету.

— Анита, не лезь, а? — Селий.

— Господин… я просто хотела спросить… если можно… Может, вы у госпожи Ямалиты спросите, может, она Антера…

У Селия глаза такие злые, что Анита замолкает, а Лайла соскальзывает с подлокотника и предпочитает отступить подальше.

— Что, Анита, он тебе нравится? — почти угрожающе.

— Ну… просто все веселятся, отпустила бы его с нами, а то сидит тут…

— И пусть сидит, не твоё дело, поняла?

— Простите, господин, — кивает Анита и тоже быстренько уходит. Ты не смеешь меня трогать без разрешения Тали, я тебе ничего не делаю.

— А что, — интересуется невысокая дико рыжая девка, что танцевала с Халиром и сейчас от него не отлипает. Глаза такие… нахальные, бесчеловечные совсем.

Интересно, ты теперь все не голубые глаза будешь бесчеловечными считать?

— … Ямалита действительно так с ним носится? Разодела как — дороже тебя, Халир, выглядит…

— Дороже? — хмыкает Халир. — Прицениваешься, что ли?

— Дразнюсь, — хлопает глазками. — Не нравится мне, как ты на неё смотришь… И так на Тарине не дождёшься, прилетаешь — и давай под все юбки заглядывать. Вот возьму тебя в мужья — будешь знать.

— Дорогая, я не готов ещё, пощади, — смеётся Халир.

— Предупреждаю, только попробуй к ней пристать!

— Да что ж я буду дорогу другу перебегать… — подмигивает Селию.

— А ну поднимайся с кресла, — говорит Селий. Смотрю на него. — Наглеешь?

Тянет мою голову, Халир хватает поводок.

— Что тут происходит? — голос Свеллы.

— Раб не слушается, — поясняет ее дорогой брат.

— Раб? — смотрит на меня подружка Ямалиты, ожидая разъяснений.

— Госпожа велела сидеть и ни с кем не разговаривать, — поясняю.

— Селий, отстань от него, Литу снова разозлишь. Дался он тебе.

— Твой брат неравнодушен к постельным мальчикам, — ухмыляется Халир. Селий смотрит на него с возмущением:

— Кто бы говорил!

— Да шучу я! — хлопает по плечу. — Но ты и правда слегка помешался на этом рабе. Какая тебе разница, как с ним развлекается Ямалита?

— С каким-то рабом развлекается, а… — Селий вовремя прикусывает язык, но, кажется, все поняли, что он хотел сказать.

"А ещё завидовал тебе ужасно, рассчитывал занять твоё место в моей постели…"

Это она ему отказала, что ли? Вот дурак, не могу улыбку сдержать.

— Ты чего лыбишься? — Халир, садится на подлокотник. Молчу. Нельзя мне разговаривать. Хотя ох как хочется сказать… Наклоняется, говорит тихо:

— Ты, тряпка постельная. У тебя ж, наверное, до хозяйки и хозяева были? Можешь себе представить, что мы с тобой сделаем — только повод дай… Попробуй ещё раз ухмыльнуться или глянуть косо — рабыне в борделе позавидуешь. А повод, знаешь, и по дороге в сортир заработать можно. Чтобы смотрел в пол, к господам только на коленях обращался и чтобы первые твои слова были, когда тебе разговаривать разрешат, — слова извинения, ты понял?