Осенняя молния (СИ) - Даркевич Марина Викторовна. Страница 41
Ольга перечитала послание дважды, и подумала, а не позволил ли мальчишка себе легкий намек на шантаж?.. Конечно, он вполне уже мог похвастать лучшему другу про связь с «училкой». Вероятнее, всего, друг ему не поверил (я бы точно не поверила, подумала Ольга). Но это действительно ничего не значит: этот друг как-нибудь при встрече с приятелями, где будут обсуждать, чьи ляжки красивее — Танькины или Юлькины, брякнет что-нибудь вроде: «а вот Макс брешет, что трахнул Точилову, нашу классную». Все, конечно, поржут, но слух пойдет. Про слухи, правда, еще Высоцкий в свое время сказал, но некоторым слухам люди очень хотят верить… С другой стороны, у Максима могут спросить: «ну и как оно было?» Что-то уж очень сомнительно, чтобы школьник начал с упоением рассказывать сверстнику о некоторых особенностях своего сексуального поведения. Конечно, никто не будет спорить относительно обратной зависимости между высотой интеллекта и высотой поцелуев, но никто не будет спорить и с тем, что в средней школе и интеллект у учащихся тоже вполне себе средний. А мальчишки-«альфы» либо обладают интеллектом ниже среднего, либо намеренно занижают его, прикидываясь более «крутыми», дабы повысить уровень брутальности и цинизма… А то еще и с уклоном в уголовные понятия. Есть вещи, которые в определенном социуме являются табу, и школьник не имеет права сознаваться, что увлекается ими; отдельные сексуальные изыски как раз к таким табу и относятся. Социум беспощаден, затравить любого мальчишку можно за меньшее, и даже секс ни при чем — Ольга вспомнила случай, когда она еще проходила практику: пятиклассник на уроке литературы расплакался в процессе читки рассказа «Муму», а именно — на эпизоде утопления собачки Герасимом. Мальчик тот был немного нелюдимым, друзей не имел, ни с кем не тусовался, но зато довольно-таки хорошо учился и был воспитанным, вполне нормальным ребенком для своего возраста. Вот только беда — будучи не вхожим в социум в полной мере, он просто не знал, что упомянутые герои Тургенева давно уже перестали быть трагическими фигурами, а превратились в персонажей анекдотов, этакое национальное посмешище, вроде поручика Ржевского и Василия Иваныча с Петькой. Дело кончилось тем, что мальчика перевели в другую школу, некую закрытую гимназию с православным уклоном, но даже туда через какое-то время перекочевала кличка «мумуфил» (спасибо соцсетям), и там из новичка быстро сделали парию… Ольга, будучи школьницей, любила заглядывать в хрестоматии для старших классов, и она тоже плакала над этим рассказом… Но она это делала дома, в одиночестве, так как, находясь в социуме, априори знала, что эмоции надо держать при себе… К тому же социум недвусмысленно давал понять, что упомянутый рассказ суть веселая комедия, и требует соответствующего к нему отношения. Во всяком случае, на людях. Большинство которых — это все те же случайные пассажиры в автобусе, чьи истинные мысли и желания настолько же далеки от сонетов Серебряного века, насколько копошение трупного червя отличается от полета бабочки.
На ум вдруг пришли странный визит учеников на минувшей неделе и обрывки подслушанных мыслей в классе.
«Ну что же, пора и мне возвращаться в общество себе подобных, — подумала Ольга». Не закрывая «ВКонтакте», она начала набирать сообщение другому человеку из числа своих виртуальных «друзей»:.
«Привет!.. Надеюсь, у вас все хорошо, и вы уже готовы принять решение? Тут вот еще какое дело: я угодила в одну не очень приятную историю. Вернее, еще не попала, но могу попасть. И надежда только на тебя. Мы сможем встретиться? Ты ведь приедешь? Выручишь? Уверена, ты сумеешь для меня кое-что сделать…»
Поскольку собеседник находился в офлайне, Ольга закрыла окно программы, выключила компьютер и, совершив ряд привычных действий, направилась на работу. Ничто не предвещало негативных известий, но едва Точилова прошла в кабинет русского языка, ей позвонили. Вынув телефон, Ольга прочитала имя абонента и спешно закрыла дверь класса изнутри, благо пока находилась одна.
А позвонил Сергей. И печально сообщил о том, что у него случилась некая неприятность.
— Так мы сегодня не увидимся? Я правильно поняла?
— Оленька, правильно. Мне сложно объяснить, почему так происходит, но поверь, тебе не надо ни о чем беспокоиться. У меня стряслась проблема, мне придется ее решить, и я с ней буду в ближайшее время справляться.
— Но что за проблема, Серж? Может, я сумею чем-то помочь?
— Ты не сможешь… Оля, прости меня, я не могу и не хочу говорить тебе о ней сейчас… Либо я скажу чуть позже, либо… ты вообще о ней не узнаешь, и она так и останется моей собственной полностью и целиком.
— Послушай, — вдруг начала догадываться Ольга. — А это не связано с… тем случаем?..
— Оля, — перебил ее Сергей, — пожалуйста. Пожалуйста, не надо ничего сейчас говорить. И, прошу тебя, давай закончим разговор, потому что… ну, в общем… никак не получится объяснить…
В голосе Сергея явственно звучала боль, причем как будто физическая. Что ее вызывало? Речь его, обычно ровная, сейчас прерывалась, словно ему трудно было произносить простые слова.
— Хорошо, Серж. Позвони мне, как только сможешь.
— Обыкновенно, — донесся ответ. — До свидания, Оля, я позвоню.
И связь разъединилась. Он сказал «обыкновенно»? Странно, уж не послышалось ли ей? Может, он сказал «обязательно»? Или, все-таки нет?
Точилова просидела минут десять, слегка ссутулившись и почти без движения, зажав телефон в руке. Ей хотелось плакать и бить кулаком по столу. Что же это происходит с ее любимым (да, именно так!) мужчиной, почему опять все идет наперекосяк?
Ладно. Долго так сидеть нельзя. Все же рабочее место, а ученики и без того уже подозревают, что с Ольгой Викторовной происходит неладное. Учительница резко встала, прошла взад-вперед перед доской, надевая на лицо маску холодной и бесстрастной леди, расправила плечи, подняла голову… «(У нее прямо военная выправка… Ходит, как будто лом проглотила…)» — вспомнились чьи-то ментальные реплики.
«Ну и черт с вами, пусть будет лом. Пусть будет военная. На войне, как на войне!»
Ольга прошла к двери кабинета и щелкнула замком. Некоторые из шестиклассников уже приплясывали в нетерпении, когда же их пустят внутрь. Галдя и топая, ученики кинулись по своим местам, швыряя рюкзаки и сумки. Точилова, глядя на них, неожиданно начала успокаиваться. Какие бы грозы ни полыхали сейчас у нее в душе, снаружи все должно выглядеть мирно и безмятежно.
С каждым днем осень все активнее вступала в свои права, темнота сгущалась раньше, а листвы на деревьях становилось все меньше. Одежды на женщинах, наоборот — все больше. Если ранние сумерки были для него союзником, голые деревья — враждебным фактором, то излишнее количество одежды — почти тупиковой ситуацией. Если еще совсем недавно он мог просто ходить по улице, оценивая потенциальных жертв, то теперь вечера становились прохладнее, а плащи, длинные куртки и головные уборы скрывали от него все особенности женской внешности. Насколько же хорошо жить где-нибудь на юге — в Крыму или на Кубани! Там, конечно, холодный сезон тоже есть, но он не такой адский, да и длится всего месяца два-три, а не семь, как здесь! Прямо хоть перебирайся туда из этого жуткого климата… Но как? Это ведь только на словах просто звучит — «перебирайся», а что на деле? Как быть с работой? Как быть с мамой, которую ведь не потащишь насильно, да и она несколько раз уже говорила, что не подумает сниматься с места? Как быть с жильем? Есть, конечно, наметки, но все они настолько зыбкие и несерьезные, что нет смысла принимать их во внимание.