Шестые врата (СИ) - Русуберг Татьяна. Страница 22

Блу был легендой и «демоном», на этот раз настоящим. Ей удалось его впечатлить, и не только прыгом в двойке. Из Крыма Игнат возвращался один. Он позвонил ей в ту ночь, когда «демонов» брали на объекте. Лилит обнаружила звонок только на следующий день и набрала знакомый номер – чтобы узнать, что уже слишком поздно. Она так никогда и не узнает, был ли это несчастный случай или... Игнат сам выбрал свою смерть. Когда они расставались у Качи-Кальона, он сказал ей кое-что. Тогда казалось – глупость ревнующего мальчишки. Теперь...

Теперь ей больше всего хотелось, чтобы в ту ночь она взяла телефон. Чтобы успела все ему объяснить. Чтобы он понял и... нет, не простил. Забыл. Как вышло, что ее белая сторона оказалась изнанкой лжи? Лилит бежит по неправильной стороне лестницы, и врет любимая песня Игната о том, что всегда можно сменить дорогу.

Первое, что Край услышал, была тишина. В тишине дышало что-то тяжело и страшно, с хрипами. И еще она воняла – кисло и мерзко, так что свербело в подкорке. После некоторого сопротивления веки разлепились. Свет ударил по зрачкам – нестерпимо белый. Рука долго блуждала в пространстве, прежде чем нашла и протерла слезящиеся глаза. В размытом далеке вырисовался четырехугольник окна с черным пятном в центре: как паук, в паутине света скрючился силуэт, накрывавший комнату волнами вони. Край сморгнул, еще раз. Зрение сфокусировалось, мозг выдал идентификацию картинки: старик в кресле-каталке. Сидит и смотрит в окно. И тут же тревожный сигнал: какой старик? Какой свет? Где Фактор?!

- Кто... вы? – Выдал он прерывающимся голосом, пока ладони нашаривали опору и нашли – пол. – Что вы тут делаете?

Кресло качнулось назад, развернулось. Колючие глаза уставились на него с обтянутого пергаментной кожей черепа.

- Я тут живу, - беззубые челюсти с трудом пережевывали слова. – А вот что тут делаешь ты?

- Я... – Край встал на четвереньки, выпрямился, опираясь о стену. Фотографии в старинных рамках поплыли эскадрой в Японское море, – не знаю. А где я?

Визгливый смешок взметнулся под низкий потолок, посыпался штукатуркой, перешел в сипатый надрывный кашель. Край слушал, как что-то клокочет во впалой груди под остатками когда-то, кажется, синей рубашки, смотрел на мокрое пятно, расползшееся по штанам старика, и думал, что уже знает ответ. Он ошибался. Ввалившийся рот распахнул свою черную утробу и выдохнул:

- В гостях у сказки.

- Я нашел тебя в энциклопедии, - сказал Игнат ей в спину, пока Лилит запихивала в чехол скатанный спальный мешок.

- А я и не знала, что уже знаменитость, - фыркнула она, сдувая со лба пропитанные потом пряди.

- Не ты, а твое имя, - очевидно, парень решил не реагировать на игнор. – Ты вообще знаешь, что оно значит?

- Мне больше нравится версия о демоне, - Лилит надавила на спальник коленом, но лоснящаяся мягкая масса никак не желала лезть в слишком узкое отверстие. – Первая жена Адама звучит как-то... ветхозаветно, не находишь? К тому же, – она снова расстелила мешок на траве и принялась тщательно сворачивать, - я хочу быть не только первой, но и единственной.

- Я хотел того же, - Игнат присел на корточки, поймал ее руку своей – со стороны, наверное, казалось, что он просто помогает ей паковаться. Лилит отвела взгляд, чтобы не утонуть в приливе его глаз. Отняла руку.

- Прости.

Спальник скользил под ладонями – ее и Игната, или они скользили в синей пучине, глубже и глубже, но в отличие от нее, ему нужен был воздух, и, наконец, он отстал и вынырнул на поверхность. Лилит дернула шнур, затягивая горловину чехла. Ткань жалобно треснула.

- У тебя все еще будет – только не со мной.

- Лилит...

Она не отозвалась. Все уже было сказано. Осталось только приторочить спальник к рюкзаку.

- В переводе это значит «тень сердца», - продолжил он. - Похоже, от твоего сердца, и правда, осталась только тень.

То, что он попал, Фактор понял еще там, под кустом шиповника. Но только теперь сообразил, насколько. Потому что речь шла уже не только о роялях. Ну, кому, кому могло прийти в голову тащить с собой больного, который, того и глядишь, врежет[4] от сквозняка?! Да, то, что Шива психопат, можно считать окончательным диагнозом, но разве от этого легче? Вот, пожалуйста, Врата здесь, прямо под носом, а где его славная команда?! Рядом – один ее жалкий бессознательный остаток, мальчишка, у которого то ли почки отказывают, то ли печень. Аптечка, положим, в рюкзаке есть, только толку от нее... Тут скорую вызывать надо, хотя, как – не очень ясно. Эх, был бы он реаниматором, а не стоматологом!

Федор бросил в углу коврик, подхватил под мышки костлявое тело, перетащил. Уложил беспомощно мотнувшуюся голову на надувную подушку. Укрыл походным одеялом. Так, что у нас тут? Телефонный аппарат притулился у компьютера. Может, хоть этот работает? Серая трубка молчит в руке, не желая общаться. А что с интернетом? Фактор шевельнул мышкой, и картинка с флегматично плавающими золотыми рыбками сменилась стандартным синим фоном и... чертовым окошком с запросом пароля. Ни на что особо не надеясь, он пошарил по столу – девчонки в офисе часто хранили пароли на бумажках, приклеенных к монитору, но тут обитали не секретарши – подсказок не было.

- Там где ляжет тень, там где ляжет тень...

Федор вздрогнул, когда колонки разразились визгливыми звуками. Очевидно, он задел что-то в поисках пароля.

Там где ляжет тень - вдаль дорогаПраведная тень, праведная теньПраведная тень сердца Бога.Тень, тень, тень, сердца тень[5].

Лилит давно уже не слышала фортепиано – слишком далеко забралась по лестнице вверх... или вниз? Новая музыка, просочившаяся сквозь одну из дверей, несла с собой восточные ритмы и скрежет металла. Два голоса, высокий и низкий, сливались в острие стрелы, указывающей путь. Тени ходят там, куда их хозяевам попасть и не снилось. Тени странствуют по стенам и потолкам, безнаказанно пересекают границы, без страха ныряют в темноту и становятся только сильнее от света. Если от меня осталась только тень, думала Лилит, что мешает мне сменить сторону?

- Меня забыли, - в голосе старика не было ни жалости к себе, ни обиды, ни гнева. Простая констатация факта. Край подумал, что это будет его первым желанием, если он выберется отсюда через Врата или без оных – забыть все, как страшный сон.

- Очень удобно, правда? – Продолжал калека, кривя бесцветные, сползающие влево губы. – Они ушли и оставили меня здесь. Знали, что не смогу спуститься без лифта. Дед с возу, кобыле легче, - костлявые плечи мелко затряслись, в груди засипело в такт, ввалившиеся глаза заслезились, и Краю трудно было понять, смеется старик или плачет. – Кобыла, это значит Анька моя. Вырастил паскуду на свою голову. Решила, раз их выселяют, зачем в новую-то квартиру старый хлам тащить? Вот и бросила меня тут, как чемодан без ручки или дырявый чайник.

Глаза Края невольно скользнули по стене с фотографиями в поисках Аньки, но нашли только улыбающуюся круглощекую девушку с кудрями до самой рамки, вряд ли способную претендовать на звание паскуды.

- Но как же вы... – он замялся, не зная, как лучше сформулировать не дававший покоя вопрос, - выжили здесь все эти годы? Один?

- А кто сказал, что я выжил именно здесь? – Старик подмигнул ему, сморщив землистые черепашьи веки, и довольно сложил руки на животе.

Лилит направила на себя фонарь. Яркий луч пронзил ее, словно меч. Черная растрепанная тень перегнулась через перила, скользнула по стене. Девушка подняла руку повыше. Свесилась со ступенек, сложилась пополам и сунулась головой на ту сторону.

- Тень сердца взойдет... Тень сердца взойдет...

Понеслась бесшумно по следам Игната – все выше и выше. Никогда еще она не была так высоко. YouaregettinghigherthanImpireState, baby[6]. Вот уже и последний этаж, выход на чердак и - железная дверь. Лилит ударилась о нее, растеклась чернильным пятном. Заперто. Даже тени не могут проходить сквозь запертые двери. Заметалась по площадке, то вытягиваясь длинными руками-ногами, то сжимаясь в безголовую пульсирующую кляксу. Позвала эхом голоса: