Невротическая личность нашего времени - Хорни Карен. Страница 38

Третий путь, которым невротик может защищать себя от неодобрения, – это поиск спасения в неведении, болезни или беспомощности. В Германии я столкнулась с выразительным примером этого в лице молодой француженки. Она была одной из тех девушек, о которых я уже упоминала, направленных ко мне по подозрению в слабоумии. В течение нескольких первых недель анализа я сама испытывала сомнения по поводу ее умственных способностей. Она, казалось, не понимала ничего из того, что я ей говорила, даже несмотря на то, что превосходно владела немецким. Я пыталась говорить то же самое более простым языком, но безрезультатно. Наконец два фактора прояснили ситуацию, У нее были сновидения, в которых мой кабинет представлялся в виде тюрьмы или кабинета врача, который проводил ее обследование. Обе эти идеи выдавали ее тревогу по поводу возможности разоблачения, причем последнее сновидение – потому, что она очень боялась любого медицинского обследования. Другим проясняющим фактором стал случай из ее сознательной жизни. Она вовремя не уладила формальности по поводу документов с немецкими властями. Когда наконец она предстала перед официальным лицом, то притворилась, что не понимает по-немецки, надеясь таким образом избежать наказания. Она со смехом рассказала мне об этом инциденте. Затем призналась, что использовала ту же самую тактику по отношению ко мне – и по тем же самым мотивам. Начиная с этого момента она «превратилась» в умную девушку. Она пряталась за таким поведением и тупостью, чтобы избежать опасности обвинения и наказания.

В принципе эту же стратегию использует каждый, кто ощущает себя и действует подобно безответственному, шаловливому ребенку, которого нельзя принимать всерьез. Некоторые невротичные люди постоянно практикуют такие отношения. Или, даже если они не ведут себя по-детски, они могут отказываться принимать себя всерьез в собственных чувствах. Функцию такого отношения можно увидеть в процессе анализа. На пороге осознания собственных агрессивных наклонностей пациенты могут внезапно ощутить беспомощность, внезапно начать вести себя как дети, не желая ничего, кроме защиты и любви. Или у них могут быть сновидения, в которых они видят себя маленькими и беспомощными, носимыми во чреве матери или у нее на руках.

Если беспомощность неэффективна или неуместна в данной ситуации, той же самой цели может служить болезнь. То, что болезнь может служить уходу от трудностей, хорошо известно. Однако в то же самое время она служит для невротика заслоном от осознания того, что страх уводит его от разрешения ситуации должным образом. Например, невротик, у которого возникли осложнения с вышестоящим лицом, может найти спасение в остром приступе желудочного расстройства. Апелляция к физической неспособности в такой момент объясняется тем, что она создает явную невозможность действия, так сказать, алиби, и поэтому освобождает его от осознания своей трусости.

Последней и очень важной формой защиты от неодобрения любого рода является представление о себе как о жертве. Чувствуя себя оскорбленным, невротик отбрасывает какие-либо упреки за собственные тенденции использовать других людей в своих интересах. С помощью чувства, что им пренебрегают, он освобождается от упреков за свойственные ему собственнические склонности. Своей уверенностью в том, что другие не приносят пользы, он мешает им понять, что стремится взять над ними верх. Эта стратегия «ощущать себя жертвой» столь часто используется и прочно укореняется именно потому, что в действительности является наиболее эффективным методом защиты. Она позволяет невротику не только отводить от себя обвинения, но и одновременно обвинять других.

Вернемся теперь к позиции самообвинения. Ока выполняет еще одну функцию: самообвинения не позволяют невротику увидеть необходимость изменений и в действительности служат заместителем таких изменений. Произвести какие-либо изменения сложившейся личности крайне трудно для любого человека. Но для невротика эта задача трудна вдвойне – не только потому, что ему гораздо сложнее осознать необходимость изменения, но также потому, что очень многие из его отношений порождены тревожностью. Вследствие этого он смертельно напуган перспективой изменения и прячется от осознания необходимости этого. Один из способов увиливания от такого знания связан с тайной верой в то, что посредством самообвинения он сможет «вернуться». Этот процесс можно часто наблюдать в повседневной жизни. Если человек сожалеет о том, что сделал или не смог чего-то сделать, и поэтому хочет восполнить это или изменить свое отношение, из-за которого так получилось, он не будет погружаться в чувство вины. Если все-таки это происходит, то указывает на его уход от трудной задачи изменения себя. В самом деле, много проще заниматься раскаянием, чем самоизменением.

В связи с этим упомянем, что еще одним способом, посредством которого невротик может препятствовать осознанию необходимости изменения, является интеллектуализация существующих у него проблем. Пациенты, которые склонны так поступать, находят огромное интеллектуальное удовлетворение в приобретении психологических знаний, включая знания, относящиеся к ним самим, но оставляют их без использования. Позиция интеллектуализации применяется тогда в качестве защиты, которая освобождает их от эмоциональных переживаний и, таким образом, препятствует осознанию ими необходимости изменения. Это как если бы они смотрели на себя со стороны и говорили: как интересно!

Самообвинения могут также служить для устранения опасности обвинять других, ибо принять вину на себя представляется более безопасным. Внутренние запреты на критику и обвинения других людей, усиливающие тем самым тенденции к обвинению собственного «Я», играют в неврозах столь огромную роль, что требуют более подробного обсуждения.

Как правило, такие внутренние запреты имеют свою историю. Ребенок, растущий в атмосфере, которая порождает страх, ненависть и лишает его естественного самоуважения, приобретает глубоко укоренившиеся чувства обиды и обвинения в адрес своего окружения. Однако он не только не способен их выразить, но, если он достаточно сильно запуган, даже не осмеливается допускать их в сферу осознаваемых чувств. Частично это происходит из-за простого страха наказания, а частично вследствие его страха потери любви и расположения, в которых он нуждается. Эти инфантильные реакции имеют прочную основу в реальной действительности, поскольку те родители, которые создают такую атмосферу, вообще вряд ли способны воспринимать критику из-за собственной невротической чувствительности. Однако повсеместное представление о непогрешимости родителей обусловлено культурным фактором. Позиция родителей в нашей культуре основана на авторитарной власти, на которую всегда можно опереться, чтобы добиться послушания. Во многих случаях в семейных взаимоотношениях царит благожелательность и родителям нет необходимости подчеркивать свою авторитарную власть. Тем не менее, пока данная позиция существует в культуре, она в определенной степени накладывает отпечаток на взаимоотношения, даже оставаясь на заднем плане.

Когда взаимоотношения основаны на авторитарности, имеет место тенденция к запрещению критики, потому что обычно она подрывает авторитет. Она может быть запрещена, и данный запрет будет усиливаться наказанием, или, что намного более эффективно, данный запрет может, скорее, молчаливо подразумеваться и навязываться на моральных основаниях. Тогда критическое отношение со стороны ребенка сдерживается не только индивидуальной чувствительностью родителей, но также тем, что родители, впитавшие в себя принятое в культуре правило – грешно критиковать родителей, – пытаются явно или неявно заставить ребенка чувствовать то же самое. При таких условиях менее запуганный ребёнок может выражать некоторое противодействие, но и его в свою очередь заставят ощущать свою вину. Более робкий, запуганный ребенок не осмеливается показывать никакого недовольства и даже не решается думать о том, что родители могут быть не правы. Однако он чувствует, что кто-то, должно быть, не прав, и, таким образом, приходит к заключению, что раз родители всегда правы, то вина лежит именно на нем. Нет надобности говорить о том, что обычно это не интеллектуальный, а эмоциональный процесс. Он побуждается не мышлением, а страхом.