Появление темного и голодного бога. Прыжок во власть - Дональдсон Стивен Ридер. Страница 39

Это была абстрактная часть активности Энгуса. Он выполнял её не рассуждая – а иногда даже не понимая того, что делает. Другие куски информации имели личностный оттенок.

Энгус полностью слился с кораблём. Он чувствовал «Трубу» каждым дюймом кожи от макушки до пальцев на ногах. Он был настроен на любую неожиданность. Ошалев от шизофрении, Термопайл почти радостно мчался к холодной скале Малого Танатоса, наслаждаясь силой корабля и своей способностью командовать им. Осязательное удовольствие было настолько острым, что у него чесались ладони, – как будто их не вскрывали до костей, чтобы вставить микролазеры. Когда он вводил команды, проверял системы и прислушивался к сервоприводам, на его лице пылал румянец вдохновения.

Но радость просачивалась сквозь фрагментированное сознание и терялась. Вместо неё из трещин появлялись визгливые примеры замешательства. Они кричали в его сознании, как дети, оставленные в своих кроватках.

Почему он должен изучать эту чушь о термоядерных генераторах? Согласно его базам данных, в современных реакторах использовались магнитные контейнеры для излучаемой энергии, в то время как в старых моделях случались гравитационные утечки, которые влияли на массу тел, находившихся в зоне их действия. Он это уже знал. Но ему приходилось перечитывать заново абзацы текста. Что, чёрт возьми, задумал Диос?

«Мы совершили преступление против вашей души».

Что он хотел ему сказать? Зачем подключался к его программному ядру? Кого пытался предать шеф полиции?

«Это нужно остановить».

Ещё какие-то фрагменты…

Среди них, словно электроны, лишённые ядер, проносились небольшие вспышки ярости – намёки на насилие, точные и чистые, как норадреналин в его нервных окончаниях, и такие же бессмысленные, как неразгаданная физика контактного поля бреши. Человеческий мозг был плохим инструментом для той работы, которую он выполнял. Только искусное программирование и зонные импланты позволяли ему продолжать многоцелевое функционирование, иначе он давно развалился бы на куски, как корабль при взрывной декомпрессии.

Его программному ядру было безразлично, останется ли он в своём уме или превратится в полного идиота. Им управляла электронная система, для которой безумие или здравомыслие ничего не значили. Но Энгус сражался за себя, удерживая разлетавшиеся куски своей личности.

Ему хотелось наслаждаться полётом «Трубы». Ему хотелось увидеть Морн Хайленд. Ему хотелось отомстить Майлсу. И Уорден Диос дал ему лучик надежды.

«Мы совершили преступление против вашей души. Это нужно остановить».

Энгус ничего не знал о человеке, который говорил ему такие слова. Насколько он мог судить, его вообще не существовало. Термопайл считал, что Уорден, как и все другие люди, действовал по злобе. Но Энгус понимал, что мишенью Диоса был не он. Не в этот раз.

Злость главы полиции Концерна была направлена на кого-то другого. А значит, все могло измениться, когда различия между командами его программного ядра и директивами Лебуола начнут проявлять себя в полной мере.

И тогда крики Энгуса не будут звучать в его голове колокольным звоном – крики ярости и боли, потери и надежды, крики маленького мальчика, которого терзали и мучили в детской кроватке.

Эти крики удерживали его от желания сдаться. Зонные импланты не выпускали их на уровень сознания, но они жили в его хитрости и злости, в его ненависти и странной осведомлённости, в его усилиях уменьшить зазоры между кусками разума.

Курс «Трубы» был определён. Никаких изменений вносить не требовалось. Чтобы избавиться от просмотра ненужных баз данных, Энгус сконцентрировал внимание на помощнике.

Команды программного ядра требовали от него фиксации всего того, что говорил и делал Майлс. Очевидно, Лебуол и Диос не доверяли бывшему помощнику шефа службы безопасности Рудной станции. Прекрасно! Энгус тоже не доверял ему. Но его недоверчивость – нет, его лютая ненависть – отличалась особым свойством.

Лебуол и Диос подозревали, что Тэвернер может предать миссию Энгуса. А Термопайл знал, что Майлс пойдёт дальше – гораздо дальше. Недели шизофренического ошеломления, голода и унижений, не говоря уже о привкусе ника и дерьма, заставили Энгуса изучить характер Майлса – причём более тщательно, чем это мог бы сделать любой полицейский. Он хотел знать о Майлсе все, потому что намеревался сначала кастрировать его, а затем выпотрошить голыми руками. И любые сведения о Тэвернере, любые намёки на его стремления и слабости могли в дальнейшем помочь ему добиться этой цели. Вот каким образом Энгус Термопайл сражался за обретение своей целостности.

Когда Майлс закончил свои тайные переговоры, «Труба» находилась в шести часах лета от дока. Тэвернер сиял от самодовольства и с улыбкой посасывал ник. Он пытался скрыть свои чувства, но они проявлялись во всём его виде, как пятна засохшей спермы на костюме Энгуса. Чувства изливались из него, словно электромагнитный поток. Термопайл ловил каждый оттенок этой бесстрастной изощрённости. Он прекрасно понимал Тэвернера. Тот был самовлюблённым человеком, и его желание унизить Энгуса диктовалось старыми обидами и потребностью в силе. Его кодированные сообщения по прямому лучу дали ему долгожданную уверенность, которую он по какой-то причине не хотел показывать сейчас. Энгус многое бы отдал, чтобы содрать эту улыбку с лица Майлса – содрать вместе с кожей и мышцами прямо до костей. Одна часть его «я» хмуро следила за Тэвернером, другая пыталась расшифровать сообщения, третья часть отмеряла расстояние до кресла Майлса, оценивая свои возможности, а ещё одна часть ждала…

Майлс выбрался из кресла и, забыв о невесомости, взлетел к потолку.

– Джошуа, мне нужно отдохнуть, – небрежно произнёс он, обращаясь скорее к плафонам ламп, чем к Энгусу. – Дай мне знать, если что-то случится.

Оттолкнувшись от приборной консоли, он, как воздушный шар, подлетел к трапу и покинул мостик. Энгус облегчённо вздохнул. Теперь он мог заняться расшифровкой сообщений.

Однако его надежда помочь работе программного ядра оказалась пустой иллюзией. Микропроцессор функционировал сам по себе, на своей собственной скорости. Более того, это он принимал решения за Энгуса. Несмотря на злость и возбуждение, Термопайл почувствовал сонливость. Очевидно, программа решила, что он тоже нуждается в отдыхе. Не в силах сопротивляться принуждению зонных имплантов, он откинул голову на спинку кресла и провалился в тёмное пространство между его умом и механическим разумом процессора. Засыпая, он злобно обругал Лебуола. Но это ничего не изменило. Его программное ядро продолжало работать.

Он проснулся через четыре часа со странным чувством, которого у него никогда прежде не было. Открыв глаза, Термопайл понял, что знает обо всех событиях, случившихся на корабле во время его сна. В памяти Энгуса были записаны данные Башни о траектории «Трубы» и движении других судов. Ему даже стало интересно, а не говорил ли он с диспетчером, пока его сознание спало. Чёрт знает, на что было способно его программное ядро. Однако записи компьютера свидетельствовали о том, что «Труба» сохраняла молчание и лишь автоматически реагировала на корректировку навигационных буев верфей «Купюра».

Отбросив в сторону ощущение, что он существует одновременно в нескольких местах, Энгус начал готовиться к делам, которые ожидали его на Малом Танатосе.

Конечно, Башня не транслировала новости пиратской колонии, но Термопайл понимал, что космопорт омывали гигантские волны интриг. Это было очевидно по присутствию трёх кораблей: «Мечты капитана» на гостевой стоянке, «Штиля» в амнионском секторе и «Затишья» на орбите Малого Танатоса, причём последнее судно находилось на оптимальной для выстрела дистанции. Капитан Ник Траходав прилетел сюда с Станции Всех Свобод и привёл на хвосте два самых больших амнионских крейсера, когда-либо виденных Термопайлом. Это предполагало конфликты и тайны, которые могли облегчить задание Энгуса.

Его программное ядро ничего не сообщало ему о «Мечте капитана». Но со слов Диоса он знал, что на борту этого судна находилась Морн Хайленд. И ещё он подслушал слова Лебуола, когда тот в беседе с Фриком сказал, что программа Джошуа не учитывала спасения Морн. Одного этого было достаточно, чтобы вызвать у Энгуса желание помочь ей остаться в живых.