Лесничая (ЛП) - Мартин Эмили Б.. Страница 16
Звери притихли от изумленья
От хитрости умных людей,
Они научились всему, и отныне
Жемчуга собирали они.
«Пусть так и знают, — сказали монархи, —
Создания суши и вод,
Что озера люди сильны и умелы,
Хитрее всех их умов».
— Немного сократил, Кольм, — сказала Мона, пока я не успела похвалить богатство его голоса при пении. — Ты пропустил бобра и рака. Но не важно. Смысл остался. Эту песню поют детям на ночь. Мы растем с ней. Но никто не верит, что звери смеялись над первыми людьми озера. Мы любим указывать на умения зверей и говорить, что сами придумали это. Мы верим в метафору, а не в реальность песни.
— Это скорее колыбельная, — отметил Кольм.
— Но есть похожие песни не для этого, — сказала она. — «Баллада над водой» длится час, первый куплет вырезан в камне у пристани озера. Но многие считают это причудливой легендой, а не историческим фактом.
— И ты не веришь в мифологию, не веришь в Свет, — сказала я. — Во что ты веришь, Мона? Только в себя?
— Я верю в осязаемое, — мрачно сказала она. — Я верю в качества и силу своего народа, в свою роль в своей стране.
— Знаешь, кто еще в это верит? — спросила я. Мои следующие слова будут грубыми, но я не удержалась от сравнения. — Король Селено из Алькоро. Он тоже верит в свою роль.
— Я разозлилась бы, если бы не знала, что ты пытаешься меня уколоть, — сказала она. — Селено не верит во что-то конкретное. Он верит в бред, произнесенный сотни лет назад. Он верит в пустые слова и заявления. Он ни во что не верит. И это поддерживают все вокруг него, от королевы до подданных. Все они хотят верить в правду слов на камне в Каллаисе. Если бы они не верили в это, во что тогда они верили бы? — она махнула на небо над нами. — Так и со Светом, нас вдохновляет закат, и мы зовем его великим, считаем живым, хотя это просто наши глупые разумы хотят, чтобы это были не только красивые огни на небе.
— Ты никогда не пыталась понять, что делает Свет? — сказала я, раздраженная ее едкими словами. — Ты быстро заявляешь, что это напрасно и глупо, но подумай, чем бы был мир без этого. Солнце поднимает растения с земли. Луна двигает воды океана. Звезды помогают путникам. Я бы не называла это просто красивыми огнями на небе.
— Потому что мы, люди, придумали, как использовать их для своих целей, — сказала она. — Мы сами связали жизни с огнями, потому что это было логично. Но это не значит, что огни разумны, что они направляют нас по незримому пути. Мы чтим их, потому что они полезны для нас.
— А мой народ? — спросила я. — Светлячки? Красивые, но их нельзя назвать полезными. Почему мы чтим их? Если все должно быть полезным, почему мы, люди, ищем красоту? Красота бесполезна.
Я думала, что победила, что сказала в этот раз последнее слово. Но она повернулась на бок, спиной ко мне и звездам.
— Я никогда не считала вас разумным народом, — сказала она.
Еще одна безрезультатная ночь.
* * *
Несколько дней спустя опасность прошла совсем близко. Мы шли к последним оврагам, после них оставался долгий подъем по главной гряде, по хребту гор. Нам везло с погодой и местностью, лишь несколько раз прошел небольшой дождь, лес был открытым. Мы как раз перебрались через камни, покрытые мхом и обрамленные густыми зарослями азалии. Я сверялась с компасом, королевичи были за мной, что-то обсуждали. Я нашла метку и прятала компас в мешочек, когда тихий шум долетел из-за камня.
— Тихо, — резко сказала я.
Мона и ее братья замолкли. Это уже доказывало, что мы сблизились, ведь они слушались меня, оценивали мою тревогу, не задавая вопросов. Через миг мои страхи подтвердились. Я поманила их безумными жестами за сплетение азалий.
— Наденьте капюшоны, — прошептала я, толкая их в кусты. — Замрите. Ни звука, — я пролезла к ним, пригнулась и смотрела в просветы между ветвей.
Через полминуты три фигуры появились чуть ниже нас, пересекали камни тихими точными шагами. Они были в формах Лесной стражи — туники цвета мха, коричневые короткие штаны, кожаные пояса с инструментами. На их ногах были кожаные сапоги с мягкой подошвой и бахромой на лодыжках. На их спинах висели легкие сумки, на их бедрах были колчаны, полные стрел с перьями индеек. С ними были плоские луки.
Я узнала в ближнем скауте друга по бараку, он был старше меня на пару лет. Других я не знала. Я скользнула взглядом по склону, отмечая признаки нашего присутствия: сдвинутый камень тут, примятый мох там. Они шли по нашему пути, последний скаут посмотрел на землю, и сердце замерло в моей груди. Но он промолчал, они пошли дальше без остановок, пересекли камни быстро и тихо, пропали в лесу на дальней стороне.
Я мысленно ругала их за то, что они не обращали должного внимания на округу. В таком отдаленном месте следы активности требовалось исследовать. Но это ощущение подавила радость. Нам очень повезло, что мы встретились на каменной поверхности, а не на влажной земле. Повезло, что они тихо говорили, выходя из леса, повезло, что ветер дул в нашу сторону, а не в их, и он принес их слова, а не наши.
Столько везения.
Я задерживала дыхание, пока они не скрылись в лесу. Через пару ударов сердца я поверила, что они ушли. Мы выждали еще минуту, а потом я выдохнула с тихим шипением.
— Скауты? — едва слышно прошептала Мона.
— Да, но они не активно искали что-то, и среди них не было Лесничего. Они идут на юг, так что, думаю, они возвращаются в Лампириней с задания в северном лесу. Странно… обычно тут редко ходят. Многие используют тропу у оврага.
— Ты их узнала?
— Только одного. Мы делили барак. Но это ничего не значит. Если бы я была одна, я могла бы уговорить их пропустить меня. Но я веду трех незнакомцев по стране, которую они защищают, и этому они не обрадуются, — я вдохнула, стараясь замедлить биение сердца, проверила еще раз склон. — Хорошо, теперь тихо. Говорите как можно меньше. Мы будем все ближе к тропе, ваш акцент выделяет вас, как ворона среди крапивников.
* * *
Мы добрались до края последнего оврага, и я поняла, почему три скаута шли по склону, а не по тропе. Я прошла мимо колючих сосен и замерла, покачиваясь, на краю неожиданной пропасти. Почва покатилась из-под моей ноги, я сделала несколько шагов назад, впилась в сосну. Мой рот раскрылся.
Там, где раньше был пологий склон с лесом, теперь была открытая рана, тянущаяся в стороны от нас. Я смотрела на ущерб, а земля обваливалась даже без вмешательства. Кусты рододендрона на дне были в обломках. Десятки мертвых сосен усеивали склон, как груды хвороста.
Гнев нахлынул на меня, я сжала дерево дрожащей рукой, замечая ряды дыр, оставленных вредителями-жуками. Я посмотрела на красную сухую крону. Это дерево тоже скоро умрет. И весь лес продолжит обваливаться в этом районе, пока не превратится в озеро земли.
Арлен присвистнул, они присоединились ко мне.
— Это все усложняет.
Мона отпрянула от ручейка земли.
— Мы можем это обойти? Пересечь севернее или южнее?
Им не было дела. Никому не было дела. Никто не думал, как легко можно было предотвратить такой поворот. Никто не думал, что ручей внизу больше никогда не будет чистым. Никто не думал о существах, что попали под обвал земли. Никто не думал, что это была основа работы Лесничих.
Моей работы.
Я недовольным воплем я отломала сухую ветку, за которую держалась, и бросила в рану в земле. Она упала с неприятным шлепком в густую грязь.
Краем глаза я увидела, как Мона вскинула брови, но мне было все равно. Я развернулась, растолкала их и пошла по пути, откуда мы пришли.
— Идемте, — сказала я. — Отойдем от края, пока он не обвалился.
Мы ушли к здоровым деревьям. Я остановилась и вытащила компас, сверлила взглядом стрелку. Кольм, шедший в конце группы, догнал меня.
— Мне жаль деревья, — сказал он.
Компас дрожал в моей руке.
— Я проверяла этот склон в начале обучения. Мы знали, что он неустойчив. Когда Вандален заставил нас сосредоточиться на склонах ниже, мы все равно отправляли туда скаутов, чтобы следить за деревьями, — я закрыла компас и вдохнула. — Они явно прекратили это делать.