Лесничая (ЛП) - Мартин Эмили Б.. Страница 20

Мона посмотрела на темнеющее небо.

— Но если пойдет дождь… люди будут в домах. Скаутов короля может там не быть. Да?

Нет, но им не нужно было знать об этом.

— Возможно. Дождь хотя бы скроет наш дым.

— Но у нас нет нужных трав, — сказала она снова. — Что мы заварим?

Я выдохнула, посмотрела на покрасневшую кожу Кольма.

— Есть другая идея, даже безумнее первой. Но я думаю, что нам нужно пойти в шахту. Ничто не поможет, если мы застрянем тут в грозу, — несколько тяжелых капель упало на камни.

— Ты не можешь построить шалаш? — спросил Арлен.

— Могу, конечно. Но он не спасет от дождя, а Кольму придется еще и бороться с ознобом.

Озноб. Я знала, что они охнут. Их народ должен был знать об этом, проводя половину жизни в холодном озере в любую погоду. Холод и влага не убивали их, но я знала, что они хотя бы понимают опасность. Я вдохнула.

— Нам нужно укрытие, чтобы мы могли разжечь костер. Самое близкое и безопасное место сейчас в шахте.

Кольм шумно вдохнул и закашлялся. Я инстинктивно проверила его пульс.

— Как нам туда попасть? — спросил Арлен.

Я посмотрела на склон, скользкий и пологий. Дождь сделает его еще хуже.

— Придется нести его, — сказала я.

Я думала, они будут возражать, снова возмущаться, но Арлен только кивнул.

— Понесешь мою сумку?

— Сам ты не справишься. Не вверх по склону. Мы будем нести его между собой…

— Не нужно. Мы будем идти со скоростью улитки.

— Он большой, Арлен, — сказала я. — Больше тебя. Ты уже так делал?

— Я носил каноэ, — сказал он, снимая сумку. — Вряд ли это отличается.

Как по мне, это сильно отличалось.

Мы прикрепили его сумку к моей, а сумку Кольма — к Моне. Капли дождя за это время превратились в ливень, ожидаемый поздней весной. Холодные капли били по нашим плечам и склоненным головам. Я сломала стебельки недотроги и втерла в кожу Кольма, надеясь, что это замедлит распространение жуткого покраснения. Я склонилась к его груди. Я задела цепочку на его шее, и она выскользнула из-под туники. На цепочке висело кольцо, маленькое и изящное, украшенное рядом розовых жемчужин.

Мы замешкались на миг, а потом Мона спрятала кольцо под его тунику.

— Его жены? — спросила я.

— Да.

Дождь стал громким, оглушающим, лился сквозь ветви, гремел по камням и ручью, и мы закончили разговор. Гром раскатами бушевал над горами. Арлен закончил прикреплять сумки и склонился над Кольмом. Он взварил брата на плечо, его плечо оказалось между ногами Кольма. Все еще на коленях, он удобнее устроил Кольма на спине.

— Арлен, — сказала я. — Ты уверен? Мы можем соорудить носилки…

Он тяжелым движением выпрямил ноги, его колено хрустнуло, но он встал.

— Уверен. Бери сумку, я не хочу стоять так весь день, — он пошел по склону. Я закинула сумку на плечи и поспешила за ним.

Подъем по ужасно скользкому склону был тяжким. Дождь усиливался, шипел, мы промокли и дрожали, а земля часто выскальзывала из-под ног. Мы шатались, поднимаясь, Мона постоянно придерживала Арлена, раскачивающегося под весом брата. Порой я останавливала его и проверяла пульс и дыхание Кольма. При этом я недовольно отмечала наши следы среди мокрой листвы, ямы в грязи. Но я ничего не могла сделать. Время было против нас. Кольм все еще дышал слабо, пульс был быстрым, вялым. Нам нужно было доставить его в укрытие, пока он еще мог дышать. Я могла лишь надеяться, что дождь смоет следы нашего прохода раньше, чем их заметят скауты короля.

Через полчаса нас окружили хвойные деревья. Температура упала, пробиралась под нашу мокрую одежду. Я не замедлялась, ощущала себя мышкой под надзором кота, который мог в любой миг напасть. Дождь заглушал звуки, это помогало и мешало. Лесничие с острым слухом не сразу уловят наш шум, но даже скауты-новички смогут тихо идти по мокрой земле. Мы не услышим, пока нас не окружат с луками наготове.

Мы приблизились к гребню горы, дождь жалил, он превращался в мокрый снег. Наши шаги стали неровными, от капель немели руки и лицо. Мона не отреагировала, когда упала лицом в грязь. Она встала на ноги, вытерла грязь с веснушек, ее волосы теперь были в листьях и прутиках. Пару минут спустя моя нога проехалась по мокрой земле, цепляясь за камешки. Это было слишком для моих поношенных сапог, шов ослаб на правой ноге у подошвы. Вода и грязь лились на мою голую стопу. К счастью, Арлен не упал, он ступал осторожно, голова Кольма покачивалась у его плеча. Гром шумел вокруг нас, молнии рассекали небо, и я молилась, чтобы отряды скаутов не решили сейчас устроить поиски, я держалась подальше от тех деревьев, что могли приманить молнию. Я покачала головой, отгоняя мысли. Против молнии не выстоять. Одиннадцать человек погибло от одного удара на горе, когда я была скаутом… Я отогнала тревоги. Укрытие. Я должна была думать только об этом. Это важнее. По проблеме за раз.

Ветер усиливался, свистел вокруг нас, воровал из нашей одежды остатки тепла, пока мы взбирались. Я обрадовалась, когда мы пересекли знакомый холм и пошли по травянистой впадине, раскинувшейся перед нами. Темный проем зиял в склоне холма, деревянная решетка, пострадавшая от погоды, прикрывала проход. Наше убежище.

Мы поспешили вперед, ноги хлюпали в лужах в траве. Я отодвинула решетку. Выступ у прохода заслонял ее половину от дождя, и я бросила деревянную решетку внутрь, чтобы потом использовать для костра. Проем вел во тьму, воздух был холодным и влажным. Я схватила Арлена за руку и повела внутрь, помогла спустить Кольма с его плеч. Без слов он прижался спиной к мшистой стене, съехал к земле, его ноги растянулись перед ним, как у лягушки.

— Эй, — сказала я ему, устраивая Кольма у стены. — Хорошая работа.

Он застонал.

Я повернулась к Кольму, хотела прижать пальцы к его шее, но моя рука застыла в воздухе. Его щеки не были больше красными, они стали белыми, как кора березы. Пораженный участок был красным и с волдырями на фоне белизны. Моя рука поднялась с его шеи на лоб. Я резко вдохнула.

— Что такое? — Мона опустилась рядом со мной.

— Он пылает. Лихорадка, — я занесла руку над его ртом, его дыхание было едва заметным. — О, земля и небо, Кольм…

— От ядовитого плюща? От него бывает лихорадка?

— Я о таком не слышала, но час под дождем и снегом на пользу ему не пошел, — я махнула ей и Арлену. — Соберите сухие ветки и мох. Нужно разжечь костер.

Пока они ползали на четвереньках, собирая все, я выкопала яму, ссыпала туда мох, что они собрали, окружила его прутьями. Я оторвала куски от решетки, устроила их в центре. Мои руки немели от холода, я возилась с кремнем и огнивом, высекая искры на мох. Сначала ничего не случилось, и я переживала, что все слишком промокло. Я снова ударила огнивом, и — земля и небо — мох загорелся. Червячки оранжевого света разошлись в стороны, и я легла на живот рядом с ямкой и дула на мох. Огонь трепетал, танцевал, рос, и вспыхнул первый высокий язык пламени, добрался до хвороста. Золотой свет мерцал на стенах.

Арлен сел на пятки, его плечи опустились от усталости.

— Прекрасное зрелище.

Я продолжила ломать решетку.

— Вытащи котелок из моей сумки, — я сложила сухие куски решетки подальше от входа, мокрыми остатками я загородила проход.

— Что ты делаешь? — спросила Мона, передавая мне почерневший котелок.

— Защитную стену, — сказала я. — Отражает жар, и дерево сохнет, — я наполнила котелок из фляги и поставила его на огонь. В котелок полетела черная кора ивы из моей аптечки. Я оставила воду закипать и подползла к Кольму. Мона присоединилась ко мне, в тревоге заламывая руки.

— Он будет в порядке? Лихорадка… может одолеть.

— Может, но он уже борется, — я прижалась ухом к его груди. Его дыхание клокотало в легких. — Я переживаю за его воздушные пути. У меня нет ничего, чтобы открыть их, кроме перечной мяты.

Она склонилась надо мной с тревогой на лице. Надеясь отвлечь ее занятием, я указала на наши мешки.

— Поищи что-нибудь сухое, чтобы накрыть его. Арлен, натяни чуть дальше веревку из моей сумки. Повесим вещи сушиться и задержим тепло.