Проклятие лорда Фаула - Дональдсон Стивен Ридер. Страница 24

Подойдя вплотную к девушке, Кавинант сгреб обеими руками платье у нее на груди и разодрал тонкую ткань, словно паутину. Она не могла даже шевельнуться. Мгновение он смотрел на нее, на ее робкие нежные груди и маленькие трусики, с мрачным триумфом в глазах, словно он только что разоблачил какой-то отвратительный заговор. Потом, схватив девушку левой рукой за плечо, он сорвал с нее трусики, одновременно повалив ее на песок. Теперь Лена и хотела было сопротивляться, но не могла пошевельнуть руками, обезоруженная шоком от такого обращения. Мгновение спустя Кавинант всей тяжестью навалился на нее, и ее лоно пронзила, точно дикое пламя, острая боль, которая вынудила ее закричать. Но этот крик еще не стих, а она уже знала, что теперь слишком поздно. Нечто, считавшееся у ее народа даром, было вырвано, отнято у нее.

Однако Кавинант не чувствовал себя вором. Оргазм изверг из него целый поток эмоций, словно он упал в Мифиль растопленной ярости. Задыхаясь в страсти, он почти терял сознание. Потом время, казалось, перестало существовать для него, и он лежал неподвижно несколько мгновений, которые, как он знал, могли оказаться и часами — часами, в течение которых весь его мир, возможно, рассыпался, никем не замеченный. Наконец он вновь ощутил мягкое тело Лены под собой и почувствовал, как она сотрясается от глухих рыданий. Он с усилием поднялся и, посмотрев вниз, в свете гравия увидел кровь на ее бедрах. Его голова мгновенно закружилась и он покачнулся, словно заглянул в пропасть. Он повернулся и неуклюжими, нетвердыми шагами поспешил к реке, упал плашмя на скалу, и его стошнило. Воды Мифиль мгновенно унесли все прочь, словно ничего и не было.

Он неподвижно лежал на скале, а его возбужденные нервы постепенно успокаивались. Он не слышал, как встала Лена и, собрав клочья своей одежды, пыталась как-то прикрыть свою наготу; как она что-то говорила, как потом покинула ущелье. Он не слышал ничего, кроме беспрестанного стенания реки, и не видел ничего, кроме затуманивающего взор тепла своей выгоревшей страсти, и не ощущал ничего, кроме влажного, словно покрытого слизью камня под щекой.

Глава 8

Этиаран

Жесткое каменное ложе постепенно отрывало Томаса Кавинанта от видений пылких объятий. Некоторое время он медленно плыл в восходящем потоке рассвета, окруженный на своей аскетической постели раздумьями, рекой, отыскивающей свой путь, свежими ароматами утра, криками кружащих в небе птиц. По мере того как к Кавинанту возвращалось сознание, он чувствовал умиротворение, свою гармонию с окружающим, и даже непреклонная жесткость камня казалась ему уместной, необходимой частью утра в целом.

Первым его воспоминанием о прошедшей ночи было воспоминание об оргазме, о разрывающемся сердце, о насладительном высвобождении и удовольствии, столь драгоценном, что он готов был продать свою душу за то, чтобы сделать все это частью реальной жизни. Вспоминая и словно бы заново переживая эти ощущения, он испытал долгий прилив радости. Потом он вспомнил, что для того, чтобы получить все это, он причинил боль Лене. Лена!

Перекатившись на бок, Кавинант сел. Уже совсем рассвело. Хотя солнце еще не поднялось над горами, все же в долине было достаточно света, чтобы Кавинант увидел, что Лены нигде нет. Она ушла.

Она оставила свой огонь гореть в песке, выше по ущелью от того места, где лежал Кавинант. Он с трудом поднялся и осмотрел все ущелье и оба берега Мифиль, надеясь найти какой-нибудь след девушки, — о, лишь теперь его воображение представило месть жителей подкаменья. Сердце тяжело бухало в груди: всем этим людям, сильным, как скалы, будет наплевать на его объяснения и извинения. Словно дезертир, он пытался увидеть следы погони. Но ничто не нарушало утреннего покоя, словно здесь не было ни людей, ни преступлений, ни жаждущих наказания. Постепенно паника Кавинанта пошла на убыль. Оглядевшись в последний раз, он начал готовиться к тому, что бы ему ни предстояло.

Он знал, что должен немедленно отправиться в путь, поспешить вдоль реки по направлению к относительной безопасности равнины. Но он был прокаженным и не мог так просто пуститься в одиночное путешествие, ему необходимо было подготовиться.

О Лене Кавинант не думал, он инстинктивно решил, что не может себе позволить думать о ней. Он осквернил ее доверие. Осквернил доверие подкаменья. В страсти прошедшей ночи он зашел слишком далеко. Это кануло в прошлое, безвозвратно прошло, это было иллюзорным, как сон.

С усилием, заставившим его задрожать, он отбросил от себя мысли об этом. Почти случайно на Смотровой Кевина он нашел ответ на это безумие: продолжай двигаться, не думай об этом, выживи. Теперь такой ответ был даже еще более необходим. Его страх «Берека», испытанный накануне вечером, казался сейчас почти несущественным. Его сходство с легендарным героем было всего лишь частью сна, а вовсе не обязательным фактом или требованием. Эту мысль он тоже отбросил, а затем заставил себя произвести тщательный осмотр своего тела и ВНК.

Убедившись в том, что на теле нет незаметных ушибов и опасных пурпурных пятен, он двинулся к концу мыса. Он все еще не полностью пробудился. Ему требовалась больше самодисциплины, самоуправления; руки его дрожали, как будто не могли успокоиться без обычного ритуала бритья. Но перочинный нож в кармане не годился для этой цели. Выждав мгновение, Кавинант сделал глубокий вздох, ухватился за край скалы и бросился прямо в одежде в реку, чтобы искупаться.

Течение соблазнительно тянуло его, побуждая проплыть под голубыми небесами прямо в весенний день. Но вода была слишком холодна — выдержки Кавинанта хватило только на то, чтобы нырнуть и несколько секунд поплескаться в струях течения. Потом он, подтянувшись, снова выбрался на каменный мыс и встал на нем во весь рост, отдуваясь и стирая воду с лица. А вода продолжала стекать с волос прямо в глаза, ослепляя Кавинанта и не давая ему увидеть Этиаран, стоящую на песке возле ямки с гравием. Она смотрела на Томаса мрачным твердым взглядом.

Когда Кавинант наконец ее заметил, то позволил воде ручьями стекать с него, словно его застигли в момент преступного акта. Мгновение он и Этиаран мерили друг друга взглядами через песок и скалу. Когда Этиаран заговорила, Кавинант внутренне съежился, ожидая, что она будет оскорблять его, бранить, осыпать упреками и проклятиями. Но она сказала только:

— Подойдите к гравию. Вам надо обсушиться.

С удивлением он тщательно проанализировал выражение ее голоса при помощи всех своих обостренных чувств, но не смог обнаружить в нем ничего, кроме решимости и спокойной печали. Внезапно он понял, что она не знает, что случилось с ее дочерью.

Делая глубокие вдохи, чтобы держать под контролем работу сердца, Кавинант двинулся вперед и скорчился возле огня. Его разум с невероятной скоростью перебирал самые немыслимые предположения, которые объясняли бы поведение Этиаран, но он подставил теплу лицо и молчал, надеясь, что она скажет что-нибудь, и он поймет, как ему следует держать себя с ней.

И почти сразу же она пробормотала:

— Я знала, где вас искать. Прежде чем я вернулась после разговора с кругом старейшин, Лена рассказала Треллу, что вы были здесь.

Она замолчала, и Кавинант заставил себя спросить:

— Он с ней уже виделся?

Он знал, что это подозрительный вопрос. Но Этиаран ответила просто:

— Нет. Она отправилась провести ночь с подругой. Проходя мимо дома, она просто крикнула отцу.

После этого Кавинант долго сидел молча, будучи не в силах говорить, пораженный подтекстом поступка Лены. Просто крикнула. Сначала голова у него закружилась от облегчения. Он был в безопасности — по крайней мере, на время. Со свойственной ей скрытностью Лена сберегла для него драгоценное время. Очевидно, люди этой страны с готовностью несут жертвы.

Еще мгновение спустя он понял, что она не сделала для него никакой жертвы. Он не мог себе представить, чтобы она заботилась о его личной безопасности. Нет, она решила защитить его, потому что он был похож на Берека и должен был доставить послание Лордам. Она не хотела, чтобы возмездие подкаменья помешало осуществлению его намерений. Это был ее вклад в дело защиты Страны от Лорда Фаула, Серого Убийцы.