Джек на Луне (СИ) - Русуберг Татьяна. Страница 45
Мать сдалась первой. Пошла вся несчастная спать. Я нырнул в койку, чтоб не спалиться. Слышу – за ней Сева топает. Пошебуршался чего-то и в ванную. Я в стиле ниндзя прокрался по коридору. Дверь толкаю – не заперто. Думаю, ладно. Сейчас или никогда. Захожу и задвижку за спиной опускаю.
Себастиан стоит в халате, зубы чистит. Увидел меня в зеркале в одних труселях, глаза выпучил и мне сквозь пену:
- Джек, ты не видишь? Здесь занято! Если невтерпеж, внизу туалет есть.
- Я сюда не за этим, - говорю.
Чувствую, начинает меня поколачивать. Задвижка так и жжет ладонь, так что я ее отпустил. Спиной к двери прижался.
Сева рот ополоснул, ко мне поворачивается:
- А зачем же? – у самого морда безразличная, но в глазах интерес.
- Я... – голос сел, так что пришлось откашляться. – Я хотел прощения попросить. За субботнее.
- Да ну? – отчим приподнял бровь. – И ты что, серьезно думаешь, этого будет достаточно?
Я мотнул головой.
- Нет, я... – Фак! Фак! Фак! – Я все понял. Я больше так не буду. Я... – смотрю в его глаза и вижу: они стеклянные. Как у чучела. Глаза человека, вставленные в череп хищника. И то желание, что проблескивает в них тревожным маячком – оно тоже оттуда, из мира монстров. И тогда я понял, чего он хочет. Понял, каких слов он ждет. И заставил себя сказать их.
Я снова лежал в кровати, но меня не отпускала дрожь. Я то напрягал мышцы, то пытался расслабиться – ничего не помогало. Руки-ноги жили своей собственной жизнью, нижняя челюсть тоже. Еще я мерз, хоть и закатался в одеяло, как мумия. «Приходи завтра в башню ровно в десять. Дверь будет открыта. Разденься, сядь на диван и жди меня». Вот что сказал Себастиан, гладя меня по лицу. Я стоял перед ним на коленях, глаза жгли бессильные слезы, и я старался не моргать, чтобы они не побежали через край.
В доме тихо. Я специально оставил дверь в свою комнату приоткрытой. Отчим ничего не обещал, но я рассчитывал, что мать он теперь не тронет. Дотерпит до завтра. Но я должен был убедиться. Убедиться, что он выполнит свою часть соглашения.
Телефон запищал где-то в час. Я стал, по ходу, задремывать, и решил сначала, что это будильник. Прихлопнул мобилку ладонью, чтоб заткнулась, и только потом сообразил, что еще ночь. Глянул на экран. «1 сообщение от Жаворонка». Я аж на кровати взвился. Открыл смску: «Мне плохо. Жду тебя». Ёпт! Свесил ноги с кровати, штаны схватил – и тут задумался. Если Сева узнает, что я смотал из-под ареста... Все, на что мне сегодня пришлось пойти, будет зря. И второй раз этот номер не прокатит. Послушные папочкины мальчики не сбегают из дома по ночам. И не плюют на папочкины заперты.
Я снова взял телефон. «Где ты? Что случилось?». Смска отправилась во вселенную с тихим «Уи-ип!» Но я не мог просто сидеть и дожидаться ответа. Влез в джинсы, подошел зачем-то к окну. Поднял жалюзи, впуская внутрь лунный свет. Блин! Я сплю, или это глюк? На нашем причале стоял кто-то. В полумраке да издалека было ясно только, что это подросток. Джинсы, кофта, капюшон на голове. Стоит по колено в тумане и смотрит на озеро. А озера нет. Дым один серебрится и кратерами заворачивается. Луна над ним низко висит – здоровая такая хлебная горбушка в зеленой плесени. Паренек на этом фоне – темный силуэт, вырезанный из ночи. Якоб?
Я тряхнул головой, но призрак не пропал. Почему она не отвечает? А вдруг уже не может ответить? Вдруг с ней случилось что-то, и я единственный, кто об этом знает? И вот сижу тут, трясусь за свою, шкуру, а Лэрке... Лэрке...
Короче, влез я по-быстрому в кенгуруху и в коридор. Прошелестел на цыпочках до родительской спальни. Прислушался. Ничего, только сонное похрапывание. Кажется, Сева. Авось пронесет. Спустился вниз, бесшумно отпер дверь. Велик решил не брать – только навернешься по темноте да туману. Потрусил по дорожке вниз. План был проверить для начала, дома ли Лэрке. Но так далеко бежать не пришлось.
На наших мостках действительно тусовался кто-то. И рассеиваться дымом вроде как не собирался.
- Эй! – крикнул я, подойдя ближе, и врубил фонарик в телефоне.
Паренек обернулся, капюшон соскользнул, и...
- Лэрке? – я чуть на траву не сел.
- Джек?! – она прикрыла ладонью глаза, заслоняясь от света. – Ты что тут делаешь?
- Я... – и тут я заметил это. Ее пальцы – распухшие, посиневшие. Темный след на запястье. – Что с твоей рукой?
- Ничего, - она быстро сунула ее за спину. – Да выключи ты свой дурацкий фонарь!
- Прости, - я сунул телефон в карман. – Ты бы лучше не стояла там. Дерево совсем гнилое, - я знал, что в мостках было полно дыр, невидимых сейчас под туманным молоком. - Провалишься еще.
- А тебе-то что? – она надвинула капюшон здоровой рукой, заправила под него волосы. – Иди, куда шел.
- Но я к тебе шел, - не понял я.
- Ко мне? – ее лицо пряталось в тени, но в голосе звучало недоверие. – Как ты узнал, что я здесь?
- В окно увидел, - я махнул в сторону высящейся над зарослями башни.
- Ты что, снова следил за мной? – Кулачки сжались, она сделала шаг вперед. – Тебе все мало? Это ведь ты записку Марку подкинул, так?
Понимание лягнуло меня в затылок, как норовистая лошадь:
- Погоди, это он?! Это он сделал? – я потянулся к ее руке, но получил толчок в грудь.
- Чего ты лезешь в мою жизнь, а?! Чего тебе надо? Я тебя пожалела, а ты все изгадил! Зачем?! Ну зачем?! – она топнула ногой, и доски угрожающе хрустнули. - Теперь все думают, что я парней к себе днем вожу, пока дома нет никого! Что я сплю с ними, что я чуть ли не... Братец такого насочинял, что меня собственная мать шлюхой называет! А все из-за тебя!
В голове все путалось, сердце словно рвали крючьями на части:
- Я же не хотел... Я не думал, что все будет так!
- Видеть тебя больше не хочу! – она пятилась в туман, который теперь доходил ей до бедер. - Чего ты приперся?! Чего тебе надо от меня?!
- Но ты же сама меня позвала! – заорал я, заводясь. – Сама прислала эту факинг СМСку!
- Какую СМСку? – Лэрке тряхнула головой. Из-под капюшона выбились пушистые пряди. – Ты что, больной?
- Это ты больная, - я вытащил мобилу из кармана. – Вот: «Мне плохо. Жду тебя». И вот, - я ткнул пальцем в «плей», и ночь разорвал на клочки рэп:
Он сказал: «Музыка — твоей боли дом».
И объяснил, я понял только потом:
«Ярость свою излей в ноты,
Возьми их на сцену, покажи, кто ты,
Сорви крышу,
Пусть все слышат».
Я хочу сделать все,
Чтоб ты гордился мной,
Там, на небесах...
Трек оборвался. В тишине я слышал только дыхание Лэрке – натужное, частое, со свистом. Она подняла ладони и стала тереть ими лицо. Не так, как отирают пот или слезы. Она будто хотела стереть свои черты начисто. Будто рисунок ластиком. Губы, нос, скулы...
Я не мог этого вынести. Шагнул к ней. Мостки протестующе скрипнули, внизу что-то подалось и шлепнулось в воду. Пахнуло гнилью. Еще шаг. Я схватил ее за запястье.
- Не прикасайся ко мне! – она толкнула меня с такой яростной силой, что я оступился. Нога попала в дыру. Я потерял равновесие и полетел вниз, ломая трухлявые доски. Вода залила уши, но я слышал, как Лэрке кричит. – Не смей меня трогать! Ты не он, понял! Тебе никогда им не стать! Никогда!
Я сидел по шейку в холодной воде, облепленный водорослями, и слушал, как ее рыдания растворяются в ночи.
У Лэрке кто-то был. Я и раньше подозревал об этом, но теперь мои подозрения подтвердились. Наверное, она просто нечаянно отправила СМСки на мой номер. Такое бывает иногда. Может, наши телефоны – мой и этого счастливого чувака – различаются только одной цифрой. Или еще чего такое. Какая разница? Она же сама сказала, что пустила меня из жалости. Что все было – из жалости. Значит, она знала обо мне? Или догадывалась? Может, все тут все знают – и молчат? Да, а может, у меня паранойя. Может, я больной на голову, как Лэрке сказала. Может, по мне уже не психолог плачет, а психиатр?