Война Иллеарта - Дональдсон Стивен Ридер. Страница 18

Теперь Трой решительно развернулся и посмотрел прямо в лицо Кавинанту, негодование появилось в голосе:

— Но при этом я никак не могу понять тебя. Понимаешь ли ты, что все это место, — он обвел вокруг рукой, указывая тем самым на Ревлстон, — крутится вокруг тебя? Белое Золото. Дикая Магия, которая разрушает мир. Неверящий, который нашел Второй Завет и спас Посох Закона — сам того не желавший, как я слышал. В течение сорока лет лосраат и Лорды работали над тем, чтобы вернуть тебя назад. Бог не даст мне соврать: с человеческой точки зрения они сделали все возможное, чтобы попытаться защитить Страну другими способами. Они извели Боевую Стражу, истощили свой мозг над Учением, рисковали своими жизнями в таких вещах, как поход Морэма к Яслям Фаула. И при этом они — щепетильны.

Они утверждают, что принимают твою противоречивую позицию. Они утверждают, что не ждут от тебя спасения. Все, что они хотят — это сделать возможным, чтобы Дикая Магия помогла Стране, так, чтобы им не пришлось упрекать себя за пренебрежение возможной надеждой. Но, уверяю тебя они не верят, что есть какая-либо иная надежда, кроме тебя.

Ты знаешь Лорда Морэма. Ты имеешь представление о том, какой стойкий этот человек. У него такой твердый характер, что его сложно взволновать чем-нибудь. Так вот, слушай. Он вскрикивает во сне. В его сновидениях — беды. Я слышал его однажды. Я спросил его на следующее утро, что одолевает его? Тихим добрым голосом он сказал мне, что Страна погибнет, если ты не спасешь ее. Ну, хорошо, сам я не верю в это — Морэм это говорит или не Морэм.

Но он не единственный. Высокий Лорд Елена ест, пьет и спит, думая о тебе, Неверящий. Дикая Магия и Белое Золото, Кавинант Кольценосец. Иногда я думаю, что это ее преследует. Она…

Но Кавинант не мог больше молчать. Он не мог больше переносить, что на него взваливают такую ответственность и такие обязательства. Он грубо прервал Троя:

— Почему?

— Я не знаю. Она даже не знает тебя.

— Нет. Я имею в виду, почему она Высокий Лорд вместо Морэма?

— А что тут такого? — сказал Трой раздраженно. — Совет избрал ее пару лет тому назад — когда Осондрея, предыдущий Высокий Лорд, умерла. Они объединили свой разум вместе — ты должен был заметить, когда был здесь раньше, что Лорды могут объединять свои мысли, думать вместе — и она была избрана. — По мере того как он говорил, раздражение ушло из его голоса. — Они сказали, что она обладает особыми качествами, внутренним мужеством, которое делает ее лучшим вождем в этой войне. Возможно, я не совсем понимаю, что они имеют в виду — но я знаю, что в ней что-то есть. Ей невозможно отказать. Ради нее я бы сражался против Фаула даже вилками для мяса и суповыми ложками.

Так вот, тебя я не понимаю. Может быть, ты единственный живой человек, который видел Празднование Весны. И вот она стоит пред тобой и выглядит как очарование всей Страны, собранное вместе, и почти умоляет тебя. А ты!..

Трой ударил по столу своей рукой, уставился своими пустыми глазницами на Кавинанта.

— Ты отказываешься.

Внезапно он вдруг резко надел свои солнцезащитные очки, встал из-за стола и принялся шагать по комнате так, словно не мог сидеть спокойно, глядя на упрямое лицо Кавинанта.

Кавинант следил за ним, закипая от того, с какой свободой судил Трой, и того, с какой уверенностью он полагался на свои собственные доводы. Но Кавинант уловил что-то еще в голосе Троя, другое объяснение. Чтобы получить прямое подтверждение, он спросил:

— Морэм тоже влюблен в нее?

При этом Трой повернулся, уставив с обвинением негнущийся палец на Неверящего.

— Знаешь, что я думаю? Ты слишком циничен, чтобы увидеть красоту Страны. Ты — примитивен. Ты уже получил свое в этом твоем «реальном» мире, все эти королевские почести в огромном количестве. Ну и что, что ты болен? Это не может остановить тебя в стремлении быть богатым. Попав сюда, ты получаешь шанс настрочить еще больше бестселлеров. Для чего тебе бороться с Презирающим? Ты сам такой же, как он.

Прежде чем вомарк продолжил, Кавинант прохрипел:

— Убирайся. Заткнись и убирайся.

— И не подумаю. Я не собираюсь уходить до тех пор, пока ты не дашь мне хотя бы один…

— Убирайся.

— …хотя бы один разумный довод, почему ты так действуешь. Я не уйду отсюда и не позволю тебе разрушить Страну только потому, что Лорды слишком совестливы, чтобы склонить тебя.

— Хватит! — Кавинант встал. Он вскипел от обиды прежде, чем смог овладеть собой. — Неужели ты не знаешь, что такое прокаженный?

— А что это меняет? Это не хуже, чем быть не зрячим. Разве здесь ты не здоров?

Собрав всю силу своего оскорбления, своего неистового горя, Кавинант подтвердил:

— Конечно же нет! — он взмахнул руками. — И это ты называешь здоровьем? Это ложь!!

Крик этот явно ошеломил Троя. Черная уверенность его солнцезащитных очков была поколеблена; внутренняя аура его духа была смущена сомнением. Впервые здесь он выглядел как слепой человек.

— Я не понимаю, — сказал он мягко.

Некоторое время он стоял, обратившись лицом к бешеному напору, исходившему из свирепого взгляда Кавинанта. Затем повернулся и вышел из комнаты, двигаясь тихо, смиренно.

Глава 6

Высокий Лорд

Когда наступил вечер, Томас Кавинант устроился на балконе понаблюдать за закатом солнца за Западные горы. Несмотря на то, что лишь недавно закончилось лето, на многих горных вершинах сверкал снег. Когда солнце зашло за них, западная часть неба засияла холодом и огнем. Словно белое серебро расплескалось от снега на край сверкающего неба оранжево-золотое величавое представление, плывущее под полными парусами за горизонт.

Кавинант уныло наблюдал за этим. Хмурый взгляд сморщил его лоб.

До полудня он был полон бесполезной ярости, но потом его злость на Троя затихла в тлеющих угольках его протеста против вызова его в Страну. Теперь в своем сердце он чувствовал холод, опустошенность и одиночество. Решение, которое он сообщил Морэму, его решимость выжить выглядели претенциозными, обреченными и слабоумными. Хмурость стиснула его лоб так, словно плоть его черепа отказывалась принять, что он исцелился.

Он подумал о том, чтобы выпрыгнуть с балкона. Чтобы преодолеть свою боязнь высоты, ему следовало подождать, когда темнота ночи станет полной и земли не будет видно. Но, завладев им, эта идея и привлекала, и отталкивала его. Она оскорбляла его навыки прокаженного, делала смешным и нелепым все, что он уже вытерпел, цепляясь за жизнь. Это было бы знаком поражения, таким же горьким, как абсолютная злоба. Он жаждал разрешения своей дилеммы. Он был иссушен как пустыня, и потому разумное объяснение пришло легко. Самым главным аргументом было то, что поскольку Страна не была реальной, то это не могло убить его; смерть здесь только лишь вернет его обратно в реальность, которая была единственной вещью, в которую он мог верить. Но в своем одиночестве он не мог определить, что же выражал этот аргумент — мужество или трусость.

Последний кусочек солнца медленно ушел за горы, и его отсветы потухли на небе. Сумерки распространились от теней горных вершин, накрывая равнины, лежащие внизу перед Кавинантом, пока он едва смог различить их тревожащие, смутные очертания под небесами. На небе появились звезды, они постепенно становились все ярче, как если бы пространство, отделяющее их, делалось все более прозрачным, но расстояния между ними были слишком большие, и в образованной ими картине не было знакомых очертаний. Его сухому скупому взгляду казалось, что они мерцали неутешительно. Когда раздался вежливый стук в дверь, его потребность в уединении застонала, потревоженная. Но у него были и другие потребности. Он резко встал, чтобы пойти ответить на стук.

Каменная дверь легко открылась на бесшумных петлях, и свет заструился в комнату из ярко освещенного коридора, ослепив его так, что некоторое время он не мог узнать ни одного из мужчин, стоящих перед входом в комнату. Один из них сказал: