Раненые (ЛП) - Уайлдер Джасинда. Страница 28

Знаю, он подтолкнет меня к чему-то, я откажусь, а он меня убьет. И тогда всё закончится.

Я слышу его движения за спиной. Я слышу сигнал - звон пряжки, и во рту все пересыхает. Я опускаю голову, расслабляю плечи и спину, готовлюсь к его жесткому вторжению. Но вместо этого он бьет меня по заднице так сильно, что я не могу остановить крик.

Он бьет меня по заду снова и снова, пока не отползаю прочь.

— На колени, шлюха! — кричит он. — Я с тобой еще не закончил.

Я заставляю себя вернуться в ту позу, сражаясь со слезами страха. А он шлепает по другой стороне моей попы, снова и снова, пока ее не начинает жечь так, будто она горит в огне.

Он смеется.

— Посмотри на себя, шлюха. Твоя маленькая задница уже красная. Ты готова. — Он ласкает мой зад, нелепо мягкий после его жестокости. — Я тр*хну тебя в задницу, шлюха. А тебе это понравится. Поняла?

Затылком я чувствую холодный металл дула его пистолета. Не могу двигаться. Знаю, что это. Моя жесткая черта. Я бы не позволила такого ни одному мужчине. Меня били и раньше, но я всегда отказывалась.

И я откажусь сейчас.

Необходимое количество слюны набирается не сразу, мне приходится несколько раз сглотнуть, и только тогда я могу говорить.

— Нет. — Короткий, но яростный шепот.

— Что ты сказала? — голос Абдула становится низким и безжалостным.

— Я сказала «нет». — Мой голос стал громче. Я готова умереть. — Ты этого не сделаешь. Я позволю тебе сделать все, что ты захочешь. Позволю тебе трахнуть меня. Я тебе отсосу. Не буду сопротивляться. Но там ты ко мне не прикоснешься.

Все еще стоя на коленях, я все понимаю и двигаюсь так, чтобы повернуться к нему и столкнуться с ним лицом к лицу. Но он быстрее. Он хватает меня за волосы у корней и сильно дергает. Я кричу. Он жестоко тычет в голову прикладом своего пистолета. Я вижу звездочки, и через голову простреливают острые уколы боли.

— Пусти! — кричу я. Теперь я полна решимости бороться с ним.

Он снова дергает меня за волосы, поднимая меня с пола. Его колено давит на мою спину, лишая меня дыхания. Приклад его пистолета тычет не вбок, прямо в почку, и я даже стоять прямо не могу из-за ослепляющей боли, даже вдохнуть не могу, чтобы закричать.

Он заставляет меня встать на четвереньки, его рука все еще сжимала мои волосы. Его колени раздвигают мне ноги, и теперь я чувствую его готовность в складке своей задницы. Во мне вспыхивает паника, подстегивающая меня извиваться и метаться под его хваткой, визжать и кричать. Я пинаюсь, и обнаженная пятка встречается с мягкой плотью. Он снова тыкает кулаком в живот, и боль затыкает меня против моей воли. Что-то твердое и горячее толкается мне в задницу, но не проникает, хотя рвется, ранит, почти терзает нежную кожу. Я кричу так громко, как только могу, не смотря на крадущую дыхание боль, и борюсь. Борюсь.

Во мне мимолетно возникает желание, чтобы Хантер мог мне помочь, но он не может.

Потом Абдул исчезает. Он кричит, рычит. Я шлепаюсь на задницу, и сквозь слезы вижу, как Абдул отступает, сжимая руку. Я отползаю от него и вижу, как что-то мокрое и красное течет сквозь его пальцы. Горячая липкая кровь орошает мои волосы и спину. У его ног валяется что-то розовое. Отсеченные пальцы. Абдул кричит. Его штаны болтаются у лодыжек, и он пытается освободиться от них, чтобы иметь возможность бороться.

Хантер возвышается над ним, освещенный светом свечи. Его лицо - маска гнева, забрызганная кровью. Его нож зажат в кулаке, опущенном к талии. Кровь капает с лезвия ножа с медленным звуком «пум-пум-пум».

А кроме этого царит тишина, потому что теперь Абдул перестал кричать.

Мужчины столкнулись лицом к лицу. Абдул обнажен ниже груди, и это могло быть смешно, но нет. Ствол лежит на полу, вне зоны досягаемости. Я не могу двигаться, застывшая из-за жестокости. Все происходит без предупреждения. Вот Хантер просто стоит, а вот он нападает на Абдула быстрее, чем атакующая змея. Я слышу хруст сталкивающихся тел, и Абдул оступается, из его живота течет кровь.

Я хочу, чтобы меня тошнило, но даже этот рефлекс застыл.

Хантер не пытается сделать все быстро. Абдул снова на ногах, прижимает к животу беспалую правую руку. Он теряет много-много крови. Думаю, он смертельно ранен, но Хантер еще не закончил. Он не говорит ни слова.

Хантер снова делает выпад, и я вижу, как предательски морщится его лицо, что говорит мне: он все еще чувствует боль, но отказывается позволять ей остановить или хотя бы замедлить его. Нож сверкает у груди Абдула, и генерал снова отступает. Губы Хантера изгибаются в отвращении и презрении.

Он сокращает пространство между ними и мощным ударом сбивает Абдула с ног. Хантер возвышается над ним и с торжествующей улыбкой смотрит вниз, но потом его лицо бледнеет, он покачивается и отклоняется назад, чтобы удержать равновесие. Он не видит, как Абдул протягивает руку, дотягивается до пистолета и хватает его. Я выкрикиваю предупреждения, но уже слишком поздно. Пистолет трещит, за этим следуют вспышки выстрелов, и Хантер хрипит, отворачивается и падает.

Кто-то кричит... думаю, я. Абдул откатывается, хватается за штаны и, спотыкаясь и истекая кровью, идет прочь.

Он не умрет, но ранен сильно; думаю, вернется он не скоро. Мои проблемы с Абдулом еще не закончились, но сейчас наступила передышка. Я позволила ему уйти и подползла к Хантеру. Пуля ранила его в бок, и я знаю достаточно, чтобы понять: эта его рана серьезнее всех остальных. Возможно, задет какой-нибудь орган или что-то вроде того. Не знаю. Знаю только, что рана серьезная.

Я плачу, прижимая руку к кровавому отверстию. Хантер протягивает руку к моей рубашке, лежащей рядом, и пытается прижать ее к ране, но потом теряет сознание. Я кричу, с силой прижимая рубашку к его боку.

Не знаю, что делать.

Я трясу его за плечи, трясу. Он приходит в сознание.

— Что мне делать? — молю я его.

— Нужен... доктор... хирург... кто-нибудь, — это я, слава Аллаху, понимаю.

Потом я ухожу, умоляя Аллаха, в которого я перестала верить еще девочкой. Я натягиваю на себя юбку, несусь в соседнее здание за рубашкой, чтобы прикрыться, а потом бегу в больницу, где осуществляю контроль рождаемости и проверку на заболевания. Она находится в нескольких кварталах от меня, но я добираюсь за рекордное время. На моих руках кровь.

Врач, которого я знаю лучше всего, мужчина по имени Хусейн, сейчас на дежурстве.

— Сабах! Что с тобой случилось? Ты ранена?

Я качаю головой.

— Нет, не я. Мой... мой друг. Пожалуйста, идем со мной. Ему нужна помощь.

Хусейн смотрит на меня с опаской.

— Во что ты меня втягиваешь?

— Доктор, пожалуйста. Вы же меня знаете. Я приходила к вам годами. Пожалуйста, помогите моему другу.

Выражение лица Хусейна меняется, и я понимаю, что бесплатно мне это не дастся. Иногда я плачу Хусейну деньгами, но я узнаю этот похотливый блеск в его глазах - на этот раз он потребует больше, чем динар. Он потребует меня.

— Вы получите все, что захотите, доктор Хусейн. Но пожалуйста, идемте.

Он кивает.

— Очень хорошо, Сабах. Позволь мне взять мою сумку.

Я веду его в мечеть, но останавливаю его, прежде чем мы войдем.

— Доктор, прежде чем вы увидите моего друга, я должна попросить... пожалуйста, просто оставьте это между нами. Это важно.

Хусейн щурится.

— Что-то мне подсказывает, что мне это не понравится. Но я здесь, а еще я давал клятву Гиппократа.

— Что?

Он качает головой.

— Клятва о том, что нужно помочь тем, кто нуждается в помощи. Но я не подвергну себя или свою семью опасности, Сабах. — Я киваю и веду Хусейна в мечеть.

Он тут же останавливается, когда видит Хантера.

— Американец? Ты с ума сошла, Сабах?

Я не могу ответить ничем, кроме шепота:

— Пожалуйста.

Хуссейн всматривается в мое лицо.

— Да поможет мне Аллах, Сабах. Ты с ума сошла. Ты его любишь.

Я трясу головой, но не уверена: я отрицаю то, что он говорил, или же отказываюсь отвечать. Хусейн лишь мягко выдыхает между толстыми мясистыми губами, почесывает густую бороду и опускается на колени рядом с Хантером. Хусейн поднимает его рубашку над раной и осматривает, прежде чем что-то сделать. Исследует рану пальцем, а потом поднимает Хантера, чтобы осмотреть спину.