Зеркало ее сновидений - Дональдсон Стивен Ридер. Страница 72

Джерадин снова остановился и посмотрел Теризе в лицо:

— Он сделал меня самым счастливым человеком на свете. И я этого никогда не забуду. Я не так предан ему, как должен бы, — ведь он запретил мне разговаривать с вами, помните? — но он мой король, и я буду стараться служить ему до тех пор, пока это будет в моих силах. — Затем он стеснительно улыбнулся. — Во всяком случае, это лучшее объяснение, какое я могу вам дать. Однако, если вы зададите мне еще хотя бы пару вопросов, я заговорю вас до смерти и тем самым не дам возможности рассказать, что же произошло с вами вчера.

Теризу охватил ужас. Не в силах встретиться с ним взглядом, она сказала:

— Мне понравился рассказ о вашей семье. Вы слышали, что Саддит упоминала о прогулке? Она собиралась показать мне Орисон. Я хотела бы познакомиться с тем, что меня окружает, поближе. — И, к собственному изумлению, добавила: — Эта комната начинает действовать на меня угнетающе.

Забыв о своей стеснительности, Джерадин мгновенно стал собранным и задумчивым:

— Я с удовольствием буду сопровождать вас. После вчерашнего я, без сомнения, могу себе позволить устроить день отдыха. Но заседание Гильдии — вещь слишком важная, чтобы беседовать о ней на публике. С моей удачливостью кто-нибудь нас обязательно подслушает. Почему бы вам не рассказать мне, что случилось после того, как я ушел? А затем мы пойдем.

Если он втайне хотел знать, чем же она занималась с Мастером Эремисом, то хорошо скрывал свои чувства. Однако Теризе нужно было каким-то образом отвлечь его, и ей не пришло в голову ничего лучше, чем сказать:

— А вы уверены, что хотите услышать именно об этом, а не о том, что было у Мастера Эремиса? Вы ведь довольно настойчиво пытались прервать наши занятия.

Она попыталась, чтобы слова ее звучали поддразнивающе, — и это ей не удалось. Они прозвучали так, будто их произнесла ее мать, пытаясь шутливостью прикрыть желание причинить боль.

Джерадин поспешно нахмурился, чтобы не вздрогнуть, его лицо помрачнело.

— Я был неправ, миледи? — спросил он растерянно. — Неужели Мастер Эремис желал вам добра?

Она не могла ответить на это; ей было слишком стыдно за свое поведение. Мягко, словно извиняясь, она сказала:

— Вы знаете, что он для меня сделал? Он доказал, что я не существую. Или не существовала, пока вы не нашли меня в зеркале. Вы каким-то образом создали меня.

Внезапно пригодник разгневался. Его глаза запылали:

— Он убедил вас в этом? Вас? Это, должно быть, потребовало всей его логики. И что же он сказал? Какие аргументы он приводил на сей раз?

Удивленная и слегка напуганная реакцией Джерадина, она ответила:

— Язык. Зеркала ведь не воплощают звук. — Сконфуженная, она повторила то, что сказал ей Мастер Эремис.

В ответ Джерадин всплеснул руками. Остановившись у окна, он посмотрел наружу, на зимний пейзаж.

— Сукин сын, — прохрипел он. — Ну почему он занимается такими делами? — Затем пригодник резко повернулся к Теризе. — Все это чушь собачья, и это ему хорошо известно. Это интересный факт, но он ничего не доказывает.

Она безмолвно смотрела на него.

— Есть по меньшей мере одно альтернативное объяснение этому. Воплощение изменяет сами объекты. Это — часть таинства. Язык — это еще не все. Когда я сунул голову в зеркало — в то, где был виден Воин, — у меня не было никаких проблем с воздухом, которым я дышал. Но почти наверняка в том мире, куда я попал, воздух должен быть совсем другим, не как здесь. Почему зеркало создает чуждые пейзажи, чуждых людей, чуждые законы природы, чуждые существа — и не создает чуждого воздуха? Это все не имеет смысла. Я, должно быть, изменился при воплощении так, чтобы иметь возможность дышать нормально. И если бы те люди не были столь решительно настроены убить меня, мы с ними могли бы побеседовать.

Однако этим я точно так же не могу ничего доказать. Но доказательство

— не главное. Главное то, что ответ, который дал вам Мастер Эремис, не обязательно правилен. Возможны и другие объяснения.

А значит, он вовсе не относится к вам хорошо, раз позволяет себе подобное. — Его тон был непререкаемым, словно сжатый кулак. И он, казалось, не сознавал, что Териза все больше впадает в панику.

Ее прошлое было реально? Она не могла просто повернуться к Джерадину спиной и игнорировать его слова, словно это была сыгранная роль, и она была вправе выбрать себе другую. Ибо если он прав, тогда она не принадлежит этому месту — и в таком случае все, что она делает, имеет большое значение. Ее ошибки могут вызвать серьезные осложнения; риск, на который она пошла ради принца Крагена перед королем Джойсом, может привести к ужасным последствиям.

Джерадин едва слышно сказал:

— Видно, у него есть причина желать, чтобы вы поверили, будто я создал вас. Он чего-то от вас хочет. — Затем он скривился. — Конечно, он хочет переспать с вами — но я имел в виду не это. Если бы все было так просто, он не старался бы принизить вас.

Миледи, так что же произошло на заседании Гильдии после моего ухода? Какое решение они приняли?

Териза почти не слышала его, но через мгновение его слова вдруг прозвучали в ее сознании резко и громко, и она уловила, что он сказал. Ее лицо побледнело.

— Решение? — выдохнула она, стараясь не впасть в панику. Даже это — ее решение оберегать его на самом деле может быть неправильным. Может быть, ей не следовало верить Мастеру Квилону. Или же, возможно, Джерадину следовало умереть — быть может, он представлял для Морданта некую опасность, чего Териза сама понять никак не могла, потому что была здесь посторонней. Она знала недостаточно; верный ответ был ей недоступен. Чувство слабости охватило ее, тьма закружилась в уголках глаз. Колени ее начали подгибаться.

Как-то незаметно для нее Джерадин преодолел расстояние, разделявшее их. Он схватил Териза, сжал ее кисти в своих руках.

— Териза! — прошипел он страстно. — Что они решили?

Ноги не держали ее. Если бы он ее отпустил, она просто упала бы. Но через мгновение она вдруг обнаружила, что страстное желание знать на его лице понемногу возвращает ей силы. Он рисковал больше, чем когда-либо будет рисковать она. Мастер Квилон прав: Джерадин слишком прямодушен, чтобы остерегаться. Она не могла позволить, чтобы его убили; она не хотела дать его врагам повод убить его.

Но когда Териза выпрямила колени и ощутила собственный вес, она поняла, что путей к отступлению нет. Она не могла допустить, чтобы его убили. Но что же она могла сделать? Она никак не могла заставить себя солгать ему. Она понимала, что не сможет солгать человеку, который смотрит на нее вот так, как сейчас Джерадин. Даже если раньше она не существовала, с этого момента она стала реальной, потому что Джерадин так смотрел на нее: в ярости от ее поведения и в то же время отчаянно желая помочь ей.

Одну за другой она рывком высвободила руки и, продолжая испытывать слабость, сказала:

— Мне велели ничего вам не говорить. Мне сказали, что если вы узнаете, что решила Гильдия, то ваши враги убьют вас.

Внезапное и болезненное, словно от пощечины, изумление исказило его черты, и он отступил на шаг.

— Убьют?.. — Его взгляд забегал по сторонам, словно пытаясь найти объяснение. — Меня? Какие враги? Почему кто-то?.. — Вопросы вылетали из него отрывками, и он не мог притормозить их поток, чтобы выговаривать полностью. — А вы?.. Они поступили так с вами? Кто?..

Внезапно он видимым усилием воли взял себя в руки, подавил в себе смятение и сдавленным голосом пробормотал:

— Вы несчастная женщина. Вы знаете нечто, чего не знаю я, и хотите поделиться со мной, но боитесь, что это будет стоить мне жизни. А если я скажу, что у меня нет врагов, — я даже представить не могу, что у меня есть враги, — вы просто не будете знать, кому верить.

Она кивнула. Если он будет продолжать в том же духе, то вскоре она расплачется.

Но вдруг Джерадин сделал нечто, потрясшее ее до глубины души. Ничто в странной любви ее отца, слабоволии преподобного Тетчера или страстности Мастера Эремиса не подготовил ее к тому, что Джерадин успокоится, проглотит свое неудовольствие и одарит ее улыбкой.