Волчий берег (СИ) - Шолох Юлия. Страница 46

Малинка подняла заплаканные глаза. Что? Что мне сказать? Как пояснить, если я сама толком не понимаю.

- Да.

Её лицо исказилось.

- Почему ты раньше не поняла? Как ты могла не заметить?! Я же говорила тебе! Я говорила! Почему ты не слышала? Как ты могла?!

Малинку трясло, как припадочную. С ней случилась натуральная истерика. Она обвиняла меня, что я струсила, что я закрывала глаза и не слушала своего сердца. Что я бросила Гордея и теперь они все умрут. И Всеволод умрёт, и никогда она не скажет ему, что любит.

А я только и могла, что обнимать её, потому что душа билась в таком же отчаянии. Что-то невообразимо огромное поселилось внутри и оно было связано с Гордеем. С волком, который готовился жизнь положить в войне за свой народ. С правителем, который был готов отказаться от личного счастья, потому что не время.

Туман. Вот что я помню про те часы, что мы провели в одиночестве, обнимаясь и плача. Туман в голове, туман в глазах, туман в мыслях.

Потом пришло опустошение. Кажется, мы ели и спали. Наверное, мы приходили в себя, а потом наше с ней ненастоящее горе заслонило другое – горе в глазах тех, кто потерял в той битве своих родных: мужей, братьев и сыновей.

Они ничего мне не говорили, ни слова, и злобы в их взгляде не было, но почему-то я решила, что они меня обвиняют. Что думают, будто я виновата. Если бы я не бросилась так глупо пытаться помочь, мужчины не последовали бы за Вожаком и остались бы живы.

Это были слабые, трусливые мысли.

Но они не уходили.

Однако, страдать было некогда. Жизнь звериной деревни менялась на глазах и за этими изменениями было больно следить.

Не прошло и дня, как деревня поднялась и все, кто мог держать оружие, приготовились и только ждали вестей, чтобы выступить навстречу врагам. Многие мужчины уехали вдогонку Гордею. Женщины и дети собрались и отправились прочь от границы, под защиту городов и их крепких стен, в деревне остались разве что старики, которые напрочь отказались покидать дома.

- Даже слабая старушка, если перекинется, унесёт с собой врага. – Сказала бабушка, в доме которой мы с Малинкой жили. – Дай только в горло вцепиться! А вот вам хорошо бы уехать, молодые слишком. Родные есть?

- Нет.

- Ах, что я, глупая, говорю. – Она махнула рукой. – Есть у вас родные. Тебе, Жгучка, в Гнеш нужно, к матери Вожака, самое тебе место.

Но я думала иначе. У бабушки в сарае отходил от ран взрослый, седой волк по имени Ясень, которому было велено как можно быстрей доставить нас с сестрой в безопасное место. В Гнеш. Данное слово взял с него Гордей и он же дал бумагу, податель которой мог получить любую необходимую ему помощь на Тамракских землях.

Гордей тоже считал, что следует прятаться в Гнеше, в безопасности. Что мне нет места возле него.

Но я чего-то не понимала. Если… если его не станет, что тогда? Кому я буду нужна в Гнеше, кроме сестры? И как тогда жить? Знать, что могла хотя бы несколько дней быть рядом, смотреть на него, дышать одним воздухом, но предпочла безопасность в окружении крепких стен? Его выбор я поняла, так нормально хотеть, чтобы дорогой тебе человек был в безопасности… но если бы дали выбор мне?

Малинка. Про сестру тоже нельзя забывать. Я не могу бросить её и уехать вслед за Гордеем, ведь охранять приказано меня, а не Малинку. Ясень бросится за мной, а сестра останется в деревне на произвол судьбы. Местные не оставят, конечно, на улице, но что если война докатится сюда?

Это так страшно.

И выхода нет.

Я обещала заботиться о Малинке. Не маме перед смертью, нет, но только потому что не успела. Но я хотела бы верить, что мама слышала моё обещание – я сделаю для сестры всё, что сделала бы мать.

Нельзя её бросать здесь, в преддверии войны. Нельзя её тащить с собой туда, где звериное войско, которое рано или поздно неизбежно схлестнётся в смертельной схватке с врагом. Ничего их не остановит. Я своими глазами видела, как против разбойников вышел Гордей, не ожидая поддержки… Вышел, не смотря ни на что. И это повторится, пока его родную землю топчут сапоги чужаков. Не поверила бы в такие басни – кто-то добровольно пойдёт на смерть! Но они шли…

В Гнеш тоже нельзя. Слишком далеко от него. Кажется, моё сердце уже бьётся слишком тяжело, а каждый лишний шаг заставит меня медленно умирать.

Глупый, как он не понимает, что меня нельзя оттолкнуть! На что он рассчитывает? Запереть меня в Гнеше, где я буду жива, здорова и счастлива, даже если его не станет?

А мне кажется, я тогда умру.

Чего уж теперь скрывать, я ведь и правда чувствовала. С того самого мгновения, когда подняла глаза и увидела странного чужака, чьё лицо при виде меня осветило счастье.

Каждый его приход, каждое слово пугало всё больше. От меня всегда легко отказывались. Василь, после первого же «нет» от отчима, Огний, после первой же прогулки. И чем больше мне нравился парень, чем легче оставлял за бортом. Чем легче он улыбался, тем проще менял меня на другую, которой тоже можно улыбаться.

А такой… такой, что глаза болят на него смотреть, и вдруг по-настоящему мной заинтересовался? Вдруг… мой?

Будь я дома, а мама жива, верно, легко бы поверила. Одетая в хорошие платья, привыкшая к беззаботной жизни, я восприняла бы мужской восторг и любовь как должное. Но сирота, без роду, без племени, которая моет полы в таверне, пусть и семейной… разве такой как Гордей на меня позарится? На меня только Огний глаз может положить, да и то лишь до сеновала.

Но чего уж теперь. Разве теперь это всё важно?

День назад я почти верила, что он мне чужой, что я смогу держаться в стороне. А после, всего за миг, мы стали так близки друг другу, словно всегда были вместе. Так легко – просто шаг, которым легче лёгкого оказалось переступить пропасть.

И этого больше не изменить.

Беда в том, что я не знаю, как быть. Что делать? Бежать за ним, как того хочет всё, что скопилось во мне? Но там война и не место старикам, женщинам и детям, это очень правильно объяснили местные женщины и Ясень. Это видно по глазам Малинки, ставшей невольной свидетельницей смертей. Сестра ни ночи не спала без кошмаров.

Ехать в Гнеш? Кажется, я не доеду.

Так и получалось, что текли дни, а мы оставались в деревне, потому что не знали, куда идти. Ясень поправился и преследовал меня, хмурясь, и молчал так укоризненно, что слов не нужно. Преследовал, куда бы я не пошла.

- Ещё денёк, - просила я. – Я не могу почему-то отсюда уйти. Что-то не так. Пожалуйста…

Неловко просить незнакомого мужчину о чём-то, ещё сложней попробовать объяснить ему, что я чувствую. Чужой взрослый человек – какое ему дело до любви, которая теперь гложет меня изнутри?

Но он слушал.

***

Крепость, в которой обосновался Князь, отбили раньше, чем Гордей добрался. Княжеская дружина так быстро собрала подмогу, что нападающие, кажется, сами такого не ожидали. Они убрались так стремительно, что складывалось впечатление, будто крепость решали брать на авось, вдруг выйдет.

Стыдно признаться, но Гордей обнимал отца, так крепко вцепившись в него, словно был неразумным волчонком, который не может спрятать клыки и когти.

Им удалось побыть вместе всего ничего – несколько жалких минут, но Гордей успел увидеть, что отец совсем сдал. У своих родителей Вожак был поздним ребёнком, они уже начали нянчить внуков двух своих взрослых дочерей, когда родился он… долгожданный сын.

Теперь голову отца покрывала седина, глубокие морщины избороздили лицо, а мышцы потеряли былую силу.

- Сядь.

Князь посадил сына рядом, прикасаясь к нему каждый миг.

- Плохи наши дела. Их больше.

Гордей почти задохнулся, но не позволил голосу дрогнуть.

- Намного?

- Да, сын. Пока они рассеяны вдоль границ и не так страшны, но если они объединятся, нас ничего не спасёт. А к этому всё идёт. Теперь, получив сдачи, они решат, что просто нужно собрать отряд побольше.

- Что мы можем сделать?

Князь помолчал.