Волчий берег (СИ) - Шолох Юлия. Страница 81

- Убивать?

Он кивнул с таким трудом, будто потратил последние силы. И тут же навалился на стол.

- Я понимаю, Гордей. Но скажи – почему ты?

Он вытер лицо рукой, поднял глаза:

- А кого я пошлю? С ними только я и альфы смогут совладать без потерь, остальных подерёт, а то и вовсе убьёт. Мне больше некого отправлять.

Некого?

Я не ожидала такого. В начале его рассказа казалось, просто чувство долга толкает, но как же некого?

- Подожди! Можно же найти выход. Отправить не вас вдвоём, а несколько воинов. Не подерёт же он их, когда они вместе! Даже люди, помнишь, в Вишнянках?... Конечно, помнишь, это же вы убили оборотня. Ты убил?

Он снова кивнул.

- Так вот, даже люди его остановили. Значит, и твои воины смогут! Или… ты просто не хочешь? Не хочешь их отправлять?

Больше он не поднимал головы.

- Ты просто не представляешь, Жгучка, просто не представляешь, скольких я уже отправил умирать. Сколько крови на моей совести. Не могу больше. Пусть… пусть ты тоже чувствуешь, тебе тоже бывает плохо, я знаю, бывает, но я не могу кого-то отправлять больше… лучше сам уйду. Прости меня, прости за это, но теперь это сильней меня.

И тишина. Произнесенные слова словно клятва, не нарушить.

Чего тут скажешь? Успокаивать его? Вижу, никакие слова не помогут. Да и нет у меня этих слов. Хотелось бы помочь, дать правильный совет, но какой?

- Ложись спать, Гордей.

Он будто не сразу слышит. Я подвожу его к кровати, укладываю, укрываю одеялом, подтыкаю края, как мама нам с сестрой делала.

- А ты?

- И я сейчас лягу.

Не успела косу расплести – он уже заснул. Как лежал, так только глаза закрыл и в сон провалился. Лицо такое скорбное, больное.

И ведь дальше ничего не изменится, будут эти походы в лес жизненную силу его сосать, пока до дна не выпьют. А нет его – нет меня.

Что делать, не знаю. Где выход искать? У кого совета просить? От Всеволода, волхва да советников ничего дельного не услышишь, они с самого начала всё знали и ничего поделать не могли.

У кого же тогда просить?

Отчего-то вынесло меня на крыльцо. Вокруг темно, мороз, а я глаза пялю в мрак и думаю – что делать, что делать?.. Как его уберечь?

И не знаю ответа.

Чем помочь? Нечем. Самой разве что с ним в лес ходить, да толку от меня? Только хуже сделаю.

Заглянула я тогда в самую лесную глубину и не сдержалась:

- Что же делать? Что делать мне? Отчего ему столько выпало? Как ему со всем этим справиться? А мне помочь? Он не заслужил! Не заслужил такого! Отчего ты молчишь?

Словно с кем-то живым говорила. Словно на миг позволила представить себе что там, в лесу, ходит живой Звериный бог.

Конечно, ночь мне не ответила. Пусто в голове стало, словно последняя надежда вместе со словами ушла, я вернулась, забралась к нему под одеяло и легла спать. Ещё подумала, вот было бы, верно, облегчение, найди утром нас кто-нибудь мёртвыми. Заснуть и не проснуться, уйти легко, безболезненно, вместе – не это ли высшая радость?

И так думала, думала, даже во сне.

Пока там, в пустоте, гулкой, как открытое поле и густой, как кисель, не знаю, как это вместе складывается, не раздался хрустальный смех.

- Ну и дура ты, девка.

И соткалась из тумана изба. Стены белённые, печь жарко полыхает, под потолком пучки душистых трав висят. На лавке девка сидит, кривая, косая, а глазки бойкие. Ухмыляется. На ней сарафан синий, словно васильковое поле, на волосах – лента мелкого бисера, обзавидоваться можно. А зубки у нее белые и острые.

- Чего смотришь? – Задорно спрашивает она. – Любопытно тебе?

- Не то чтобы очень.

Отчего-то обида во мне взыграла, та, что ещё с вечера копилась, тяжесть, которую разделить не с кем было. Такая обида на весь мир, что даже мысли о последнем - о смерти в голову полезли.

- А то смотри, я и такая бываю.

Миг – и передо мною иссушенная голодом молодая женщина с искажённым яростью и болью лицом. Её глаза безумно сверкают, сарафан изодран и покрыт кровью, волосы как пакля, а в руках её… тошнота навалила – в руках её голова бородатого мужика с зажмуренными глазами и свалянной в грязи бородой.

- Не надо!

Я зажмурилась, а как открыла глаза – передо мной снова юная девка, хоть и калеченая.

И ухмыляется, белые зубы щерит.

- Кто ты?

- Получница я.

Не человек. И сразу горло сковало… Промелькнула где-то вдалеке мысль, что я сплю, во сне страшного не случается, оно остаётся в ночи, отпускает, когда утром проснёшься, а всё одно двинуться не могу.

- Чего примолкла?

Весело ей, погляди.

- Рада встрече. А я Ожега.

- Рада, значит? – Она захихихала, но не противно, а словно сосульки на ветру друг о друга бьются, стучат. После же её лицо мгновенно закаменело. – Чему ж рада? Что мысли твои дурные про смерть прервала?

Откуда она знает?

- Чего смотришь? Знаю, знаю, всё вижу на лице твоём. Дура ты. И все вы… люди, народ звериный, лесные да дивы – все вы дурные. Забыли, что в мире не одни живёте. Только горные и помнят, с духами своими общаются, подношения делают да совета просят.

- Вы хотите подношения?

Она брезгливо скривилась.

- Дура и есть! Я про одно – она про другое! Жениха-то своего будешь с того света вытаскивать или ну его?

- Что?..

Где Гордей? Нету никого за спиной, только стена, а я на лавке сижу, и платье на мне простое, белое. Я вскочила, не зная, в какую сторону бросаться.

- Где он? Он умер?

Когда я подумывала о смерти, каюсь, дала слабину, там мы ушли вдвоём, никому из нас не пришлось одному оставаться. А сейчас… Как она сказала – с того света?

- Где Гордей?

- Не кричи, сядь, живой он. Спит, где и спал.

Я рухнула обратно на скамейку, спина словно пополам сложилась. Получница молчала.

Минута, другая, третья… Тихо, лишь за окном вьюга воет да метель метёт.

Я подняла голову.

Не зря же сон этот… или не сон ко мне пришёл? Не бывает таких совпадений, раз оказалась я в этой избе, увидала двуликого духа, о котором почти никто не слыхал, верно, есть тому причина.

- Как мне его спасти?

- Тебе его не спасти. Да сядь ты обратно, всё прыгаешь! – Разозлилась Получница. – Сам он себя спасти должен, ты разве что поможешь.

- Как?

- А нужно ли говорить?

- Скажи, прошу! Что хочешь для тебя сделаю, слышишь? Чего хочешь?

- Не сейчас. – Она равнодушно отмахнулась. – Не то время, чтобы торговаться. Войну вы, живые с горячей кровью устроили, много наших испортили, растворили своей злобой да агонией. Мало духов, да всё меньше становится. Забываете вы о нас, и не только, когда вам хорошо. Вскоре решите, что только вы в мире и существуете. Даже колдуны ваши да волхвы только и знают, что статуэтки каменные делать да к ним обращаться. К живым духам-то мало кто идёт, боятся. А ты боишься?

- Боюсь.

- Правду говоришь. – Глаза Получницы радостно блеснули. – За то скажу, что делать вам. Эх, дурёха! Жениху своему скажи, Князю земель Звериных, - тут она покривилась, - что к духах ему идти надо и помощи просить.

- Куда идти?

- Место он сам должен найти. К духам ему, дурню! А то всё сам да сам, ручки белые хоть и не боится испачкать да тяжкой работой занять, да куда одному волку с таким делом совладать? Жизни не хватит. Всё я сказала. Теперь прочь иди.

Словно кошку какую-то гонит!

Получница глянула на меня искоса и снова радостно рассмеялась.

- Иди, иди, кошка! Злоба твоя не к месту, тебе о другом думать нужно.

Она щёлкнула пальцами, и я вскочила… в своей кровати, в тёмной горнице, где только из окна лунный свет, печь погасла давно. Гордей зато рядом, я тут же нащупала его рукой и вздохнула. Приснится же!

Вот и дыхание успокаивается, грудь опускается. Тихо в ночи, только кажется, от мороза скрипят стёкла. Скоро утро, набегут местные да друзья-советники, и все будут спрашивать, как Князь.

Князь… Хм.

Молодой какой, когда спит. Он младше меня на несколько месяцев, смешно даже. И сколько им уже пройдено!