В омуте страстей (СИ) - Бурунова Елена. Страница 23

- Лошадей жалеет Иван, – подметил воевода, – пушки смерды тянут.

- Говорят, он людскую кровь пьёт и купается в ней, – передал народные сплетни кастелян Туровца.

- Слыхал! – равнодушно сказал воевода. – Я вот думаю крестьян за город отправить. Если осада продлиться дольше, может и голод наступить. Меньше ртов будет.

- Людишек-то сколько выпроводишь? – насторожился Гарислав.

- Этак тысяч две насчитал, – задумчиво почесал голову воевода. – Я в Милане был, когда его осаживали французы. Чем меньше нахлебников у города шансов больше устоять. И схроны в лесу с запасами хлеба приказал сделать. Это тоже на случай не предвиденных обстоятельств.

- Я бы народ не отправлял, – не согласился кастелян. – Им оружие в руки и пусть помогают солдатам.

Воевода усмехнулся. Крестьяне и с оружием. Смех, да и только. Человеку всю жизнь ходившему за плугом, несподручно бердышом махать.

- Ох, насмешил Гарислав Давыдыч! От них одна морока, а не помощь будет. У нас две сотни наёмников со всей Европы. Один такой воин сотни крестьян стоит. И стрельцам с наёмником не совладать, – посмеиваясь, не соглашался пан Станислав.

- Наёмники это сила, не поспоришь. Один Андрес Гессе чего стоит, – согласился пан Азинский, вспомнив капитана отряда наёмников. Но, кастелян был не так самоуверен, как воевода. – Пан Давойна, войско Московского царя где-то тысяч двадцать. Нас в три раза меньше. Я женщин, детей и крестьян не считаю. На скорую подмогу Короны, тоже не рассчитываю. Конечно, стены наше преимущество, но всего лишь одна ошибка и всё. В город ворвутся враги. Я этого не хочу, – пан Гарислав лучше запахнул отделанную русскими соболями шубу и направился к лестнице.

Друг детства пан Давойна бросил уходящему вслед:

- А я, что хочу, по-твоему, Горислав? – в голосе звучала злость.

- Знаю, не хочешь. Нам обоим есть, кого терять. Своих жизней не жалко. За детей боюсь, – уже спускаясь по крутым ступенькам, ответил пан Азинский.

ГЛАВА 2

Кастелян Туровца медленно шёл домой. В городе паники не было. Только народ быстрее бегал по мощёным улицам. Бездомные псы и то казались спокойней, шныряя в поисках костей. Торгов тоже не было. Ни купцы, ни евреи не открыли свои лавки. Полочане сбившись в маленькие группки, шептались о грозном и страшном царе, пришедшем за их жизнями. Кто винил короля Жигимунта Августа в этой напасти. Не стоило помогать ордену. Сами с ними бились не так давно, а теперь дружим. Кто винил кровожадность самого царя московитов. Ему всё равно, чьей кровью упиваться. В своих землях народ погубил, теперь в Литву пришёл.

Так и дошёл Гарислав Давыдыч до дверей своего дома, слушая, о чём говорят свободолюбивые жители Полоцка. Не успел двери за собой запереть, а недовольная дочь, стоит перед ним. Зло смотрит своими серыми глазами и ещё прищурилась. Вот, в мамашу покойницу вся! И характером вздорная.

- Ну, что тебе свет моих очей? – спросил отец.

- Ты где был, папа? – глаза дочери ещё больше сузились. – Опять к Стешке бегал? Полюбовнице твоей!

О, дура! Как мать дура!

- Янина, какая Стешка? Под стенами войско московское! Не до любовниц! – возмутился отец.

К вдове купца Хицевича он забегал до того, как на стену отправился, но это знать дочке не к чему.

- Бегал. Знаю, бегал. Ижбета сказала. Видела тебя у её дверей! – не унималась дочь.

Ну, глазастая нянька! Её за Машей смотреть приставили, а не за паном. А, дочь что всполошилась. Гарислав взрослый свободный мужик. Лет десять, как вдовец. И ему по мужским надобностям к бабе нельзя. Ах, дочка злопамятная. Всё простить замужество не может. Так не он ей второго мужа выбирал. Сам король. Натешился красавицей молодой вдовой магната Жолевского и сбыл с рук. И кому сбыл! Беглому московскому князю. Зато, что беглец спас королю жизнь на охоте. Раненый тур сбил коня с Жигимунтом Августом. Быть бы в Короне новому королю, а нет, влез русский. Магнаты и польско-литовская шляхта опечалилась в одночасье. Это же своего родственника на престол, можно было посадить, если бы не князь Боголюбов. За такое спасение король отдал свою любовницу со связями и землями перебежчику. Теперь Алексею Платонычу Боголюбову бояться нечего в Польше и Литве. Считай, свой. Обратно с детишками не вернут в Московию

Зятем кастелян был доволен. Красив. Молод. Отважен. И самое главное неглупый человек. А, что родину сменил, так это на его месте любой сделал. Завистники на весь род Боголюбовых напраслину навели. Царь и приказал казнить. Так под пытками и на плахе отец с братьями богу душу отдали. Жёнам тоже не повезло. Опозорили опричники и поубивали женщин. Детишек не пожалели даже. Один князь Алексей остался. Пока расправа над его семьёй шла, он под Нарвой за царя кровь проливал. Как узнал, в какой немилости оказался, тайно в свои земли вернулся. Детишек спрятанных у мамушки – няньки забрал и в земли Короны подался. И был простым воякой в услужении короля, пока не отличился.

- Да, я твоей Ижбете ноги-то повыдёргиваю, чтоб по городу не шаталась, а с воспитанницей сидела, – разозлился хозяин дома.

Ну, теперь хозяин. По завещанию дом и треть земель на полотчине ему принадлежат. Прибавилось богатства у кастеляна Туровца. И больше бы было, если бы религиозный дядя остальное униятам не отписал за райские кущи. Ему за свою грешную жизнь никаких богатств не хватит от ада откупиться. Всё равно там уже прибывает.

- Мне, значит, дома сиди. К подругам не ходи! А ты по бабам бегаешь! – орала капризная дочь.

- А ты теперь замужем, доченька, – напомнил ей отец, – и я перед зятем в ответе за мужнюю честь. А твоих подружек я знаю. Анна Лисицкая – танцорка! На приёме у пана Дитко до скандала дотанцевалась. Мужу пришлось на дуэли честь жены отстаивать. Марьяна и вовсе отличилась. Третьего ребёнка пан Бельский не признаёт. А мальчишке лет шесть, как исполнилось. Да, и я не слепой вижу. Рыжий пацан от англицкого посланника.

- И что! Я к ним в гости зайти не могу. Я замужем, вот пусть мой муж за мной и смотрит! Ты теперь на меня прав не имеешь. Я мужняя жена! – не унималась Янина. – Даже Жолевский за мной не бегал!

- Твой покойный муж, был старым человеком. Ему не до тебя, было, – защитил зятя тесть.

Они с Ежи выгодно договаривались тогда по браку. Ежи – жена молодая и красивая, что на короля влиять. Гариславу – земли достанутся после смерти Жолевского. Ну, официально Янина наследница, а её отец пожизненный управляющий. Дочке такой брак был по душе. Свобода и блистательная жизнь королевского двора. Всё изменилось после смерти многоуважаемого зятя. И милая хохотушка девчушка превратилась в фурию. Замуж за князя идти не хотела! За какого-то безродного щенка Богдана собралась. Мол, я богата и сама буду решать. Не позволили. Политика и благодарность короля встали на счастье Янины. Теперь и злиться.

- Да, я лучше бы за Фердинанда Сфорца вышла. Он старый и глухой. Уехала бы от вас в Италию и счастлива была, – надула пухлые губки Янина.

- Ага, вышла и своего Богдана собою забрала, – напомнил дочке о недостойном женихе. – Мне надо было приказать плетей всыпать этому казаку, а не просто выставить за двери. На дочку шляхтича безродный пёс позарился!

- Не смей! – закричала на отца непокорная дочь.

В покои вбежал пасынок Янины. Отрок был на десять лет младше собственной мачехи. Пятнадцатилетний статный не по своему возрасту, мальчик держал в руках саблю. И был надет, как на битву.

- Ты куда, собрался? – в один голос спросили мачеха и её отец.

Отрок гордо поднял чуть поросшую детским пухом, а не мужской щетиной, бороду.

- С царём биться! За мать и деда отомщу ему! – поставил в известность опекуна княжич.

Гарислав Давыдыч развёл руками. Ему своевольной дочки хватает. И приёмный внук туда же.

- Ишь, ты храбрый какой. С царём биться. Ты, Ярослав Алексееч, сабельку – то положи и послушай, – кастелян сделал шаг к отроку, но тот, сжав оружие сильнее, отступил. – Царям не мстят, мальчишка. Цари может и с нами по земле ходят. Только они под богом, а мы уже под ними. Царю мстить - на бога хулу возводить. Ясно?