Против силы ветра (ЛП) - Альварес Виктория. Страница 74

Она замолчала, вспомнив, что рядом находится Этель, хотя ее мать, похоже, совершенно это не волновало. Мамба грустно покачала головой.

— Если бы дело было только в этом, все бы было не так печально. Но моя мать забеременела от Филиппа не потому, что согласилась разделить с ним ложе, как это случалась с дочерьми вольнонаемных работников. Однажды ночью, возвращаясь после пьянки и игры в карты, Филипп встретил ее на кухне за работой. И прямо там зажал ее в углу, чтобы изнасиловать, не заботясь о том, что кто-то может услышать ее крики. Кто мог вмешаться, чтобы помочь рабыне? Другой раб, которого потом избили бы до полусмерти за нападение на хозяина? Управляющий, который даже не жил на территории плантации?

— Это могла бы сделать Виола, — сказала Теодора, — если Мэй Куин действительно была ее подругой…

— Виолы той ночью не было дома, — объяснила мамбо, — она уехала на пару недель в Новый Орлеан с де ла Турами.

— А Мюриэль? Неужели она и пальцем не пошевелила?

— Мюриэль не пошевелила бы пальцем ни для кого, кроме себя. К сожалению, моей несчастной матери не на кого было рассчитывать, кроме как на других рабов, которые пытались убедить ее все рассказать Виоле. Сами они и помыслить не могли взять правосудие в свои руки, но, может, их защитница решится встретиться лицом к лицу с братом, которого, как все знали, она презирала. Когда моя мать обнаружила, что забеременела, она подумала, что можно попытаться добиться лучшего будущего для меня. Она пошла к Филиппу Ванделёру, рассказала о беременности и попросила признать будущего ребенка, если тот будет больше похож на отца, чем на мать, это помогло бы ему считаться белым в Новом Орлеане. Разумеется, Филипп рассмеялся в лицо моей матери и заверил ее, что если она не оставит его в покое, он выпорет ее своим ремнем. На этом закончились попытки уладить дело цивилизованным способом. В ярости от того, как с ней обошлись и поддавшись настойчивости соратников, мама решила воздать Филиппу по заслугам, используя свой дар, который обычно использовала для лечения больных. То, что Мэй Куин использовала вуду исключительно в благих целях, вовсе не означало, что она не знала как при необходимости принести вред. Поэтому, той же ночью, когда надсмотрщики и управляющий разошлись по домам, моя мать сделала куклу из воска с добавлением волос Филиппа, оставшихся на ее одежде после изнасилования. В присутствии окруживших ее рабов, она положила куклу у костра, разложенного между рабскими хижинами, и начала тыкать ее булавкой в области груди раз за разом. Женщины, рассказавшие мне потом обо всем, говорили, что никогда не видели ее такой, охваченной неукротимой жаждой мести. Когда до полного расплавления фигурки осталось совсем немного, Мэй Куин вскрикнула, заметив, что за группой рабов появилась молча наблюдавшая за ней фигура в белом. Поняв, что это Мюриэль, она подумала, что ей конец. Не было никакой возможности объяснить происходящее и надеяться, что хозяева проявят милосердие, даже если за нее заступится Виола. Но, к удивлению, Мюриэль вовсе не бросилась бежать, чтобы доложить об увиденном. Вместо этого она, после длительного молчания в окружении перепуганных рабов, спросила действительно ли моя мать в силах нанести реальный вред Филиппу с помощью вуду. Прежде, чем Мэй Куин пришла в себя от неожиданности, Мюриэль улыбнулась одной из тех улыбок, от которых стынет кровь, подошла к костру и обеими руками схватила полурасплавленную восковую куклу. Мне рассказывали, что она даже не поморщилась от боли, хоть фигурка и была горячей, повернулась к моей матери и совершенно спокойно произнесла: «Если ты научишь меня всему, что умеешь, я унесу твой секрет в могилу. Мой брат никогда не узнает о том, что ты хотела предпринять против него. Но, если откажешься, клянусь, что не остановлюсь, пока со всех вас живьем шкуру не спустят, и тебе, и всем остальным. Не трудный выбор, верно?». В тот момент ей не было и четырнадцати. — Мамбо снова покачала головой, на этот раз скорее с недоумением, чем с грустью. — Она была еще совсем ребенком, но уже была опаснее змеи. Что еще оставалось моей матери, кроме как подчиниться, если от этого зависели жизни всех остальных?

— Таким образом, Мэй Куин пришлось стать ее наставницей, — не скрывая нарастающего нетерпения сказал Лайнел. Женщина была права, сказав накануне вечером, что это дело гораздо глубже, чем они могли себе представить. — Для вашей матери наверняка было очень больно делать это за спиной Виолы, если они действительно были так близки…

— Она всегда уверяла меня, что чувствовала себя очень виноватой, — согласилась мамбо Альма. — Но как она могла отказаться? Мюриэль словно опутала ее паутиной, как и остальных рабов. Не вызывая подозрений со стороны Виолы, она превратилась в хозяйку теней и оказывала теперь гораздо большее влияние чем старшая сестра, но власть эта была основана лишь на страхе. Ночь за ночью, пока Ванделёры спали в своих постелях, Мюриэль прокрадывалась в лачугу моей матери, чтобы та поделилась с ней своими навыками. Она впитывала информацию так, как губка впитывает кровь. было очевидно, что еще чуть-чуть и она начнет использовать полученные знания на практике. Никого не удивило ни то, что Филипп тяжело заболел после жаркого спора с младшей сестрой, которая закончилась для последней пощечиной, ни то, что не прошло и двух недель как он присоединился к своим родителям в фамильном склепе, ни то, что в тот день моя мать нашла в камине ту самую фигурку из воска, утыканную дюжиной булавок. Одно из первых моих воспоминаний: мама стоит посреди барака с горстью булавок в руках и текущими по щекам слезами. «Что же я наделала? — шепотом произнесла она, глядя на меня полными ужаса глазами, — что же я натворила?» В следующий раз, когда я видела ее плачущей, то были слезы облегчения. Годы спустя, когда Мюриэль уже была замужем за капитаном Вестерлеем, она приехала в Ванделёр на пару недель и однажды ночью бесследно исчезла. В этом не было ничего странного, но, когда ее отсутствие слишком затянулось, Виоле пришлось организовать поиски, хоть к тому времени сестры настолько отдалились друг от друга, что даже не разговаривали. Когда на болотах обнаружили тело… — мамбо Альма помолчала немного, — оно едва напоминало человека. Мюриэль попала в трясину и кайманы на славу над ней потрудились. От нее остался лишь кровоточащий скелет, покрытый болотной жижей. Рабы, вытащившие ее, позже сказали моей матери, что даже после смерти у Мюриэль сохранился тот же взгляд, что и при жизни — взгляд дьявола.

Теодору пробрала дрожь. Лайнел обнял ее и привлек поближе и оба молча посмотрели на безмолвную ростру.

— Но почему Мюриэль оказалась на болотах? Она хотела с кем-то встретиться?

— С кем? В ту ночь на плантации больше никого не было, только Виола, капитан и рабы. Мюриэль пришел конец, но моя мать не успокоилась даже тогда, когда работники ритуального агентства увезли тело в Новый Орлеан для погребения. «Для любого это был бы конец, — сказала она мне тогда, — но не для того, кто был настолько переполнен ненавистью. Думаю, что мы еще узнаем на что она способна. Я буду бояться ее до самой смерти».

— И она не ошиблась, — согласилась Теодора. — Пару месяцев спустя, когда ее сестра уже вышла замуж за капитана Вестерлея и казалось, что судьба повернулась к ним лицом, «Персефона» затонула, а плантация сгорела.

— Да, и никто не верил, что это лишь совпадение. Мама с самого начала знала, что это дело рук Мюриэль, что она так до конца и не ушла, оставшись прикованной к Вестерлеям, так как не смогла разрушить любовь капитана и Виолы при жизни. Ее дух последовал за Вестерлеем на «Персефону» и утащил его на дно Миссисипи. Мюриэль хотела, чтобы он навсегда принадлежал ей и добилась своего. Даже сейчас, сорок три года спустя, капитан все еще привязан к останкам корабля, как и его экипаж. И все по вине проклятия одной женщины.

— Чего я не понимаю, так это как она могла поджечь плантацию. Если ее дух, ее призрак, ее аура зла, или, что бы это ни было, утонуло вместе с бригом в Миссисипи…