Лимонная планета - Каганов Леонид Александрович. Страница 5
— Союзник, — догадалась Дженни.
— Не совсем. Когда враг убит, твой аг-чуг сразу превращается в чуг — теперь предстоит разобраться с ним.
— Значит, нам выпадет честь подарить их языку слово «друг»! — подытожила Дженни.
Все смущенно замолчали. Мигулис покачал головой:
— У них врожденный язык. Они вылупляются с языком, памятью родителей и предков.
— Мемонаследование, — уточнил Херберт. — Как у галасимцев, адонцев и трисимметричных панцероидов Большого Шелла. Они получают с генами язык, приемы боя, нормы морали, а заодно помнят самые важные эпизоды из жизни предков своего рода.
Полковник тактично кашлянул.
— Вам, Дженни, нужно время, чтобы собрать побольше информации…
— Знание базовых принципов освобождает от изучения ненужных частностей! — отрезала Дженни. — Социальные законы едины для всех рас. В известной нам Вселенной сто восемь разумных рас. Я — магистр ксенотехнологии. Я работала с семью расами, выстроила отношения даже с зурянами! Сегодня я главный эксперт-технолог во всем ЦУБе. И я знаю, что говорю. В любой культуре есть союзники, есть привязанность к братьям, родителям…
В конференц-зале снова повисла тишина.
— Ну давайте, Мигулис, раз уж начали, чего молчите, — усмехнулся полковник.
— А почему я? — обернулся Мигулис. — Пусть Херберт объяснит, он биолог!
— А мне это зачем? — возмутился Херберт. — Есть литература по рецидам, статьи, справочники — все подробно описано, читай, не выходя из кабинета ЦУБа. Зачем мне это озвучивать? Чтоб потом в рапорте стояло, что Херберт опять фашист и оскорбляет чужую расу?
— Давайте я попробую помочь нашей Дженни! — вызвался вдруг Саймон и поднял руку. — Дело в том, что у рецидов нет привязанности к родителям — мать они сжирают, как только та перестает плодоносить, отца — как только он слабеет. Съесть отца — почетно, это выпадает не каждому, потому что потомков сотни. Лишних потомков сжирают отцы — обычно к концу засухи, когда племя доедает всех пленных рабов. Если отец был вождем — убивший вождя сам становится вождем. Любви к братьям у них тоже нет — братьев начинают жрать еще внутри кокона, и так растут: из полтысячи зародышей остается пятерка сильнейших, они и вылупляются…
— Пренатальный отбор, — уточнил Херберт. — Ни у какой другой разумной расы такого нет. В мужской отсек кокона самка закладывает около четырехсот личинок и замуровывает. Они начинают расти и драться за пищу. А пища в коконе — только они. Вырастают три-пять самых злобных… простите, сильных. Растут они внутри, уж извините за совпадение, около девяти месяцев. И вылупляются взрослыми, только встать на задние ноги и пройти ритуальный экзамен по истории рода. Детства у них нет — все обучение и школа проходит в коконе, в тесноте и драках. Биологи ставили внутрь видеожучков — возьмите записи, если не противно. Мне приходилось стоять у коконов и слышать вопли оттуда. В отсеке самок вылупляется одна: самки не воюют, у нее есть питательный пузырь, она его доедает и выползает за шесть месяцев. Самок считают недоразвитыми, панциря у них нет, за членов общества их не держат, они непрерывно строят коконы и плодоносят. На всякий случай уточню, что лично я не приветствую подобных законов природы, а выступаю против насилия, взаимной ненависти и половой дискриминации — так и укажите в рапорте.
Дженни даже слегка растерялась. Паузу нарушил Мигулис:
— Если вернуться к языку, иногда вылупляется всего один — единолуп. Единолупом быть особо почетно — вырос без братьев, сумел всех сожрать. Если вылупляются несколько, то есть перволуп — самый сильный, который пробивает выход из кокона, а за ним братья — солупы. Если кто-то из них потом убьет перволупа, он становится перелуп — убивший перволупа, тоже почетный титул…
— Хватит! — нервно перебила Дженни. — С меня довольно!
— Они, Дженни, — грустно подытожил полковник, — конечно, равная раса и очень нам друзья… Но ничего общего не найти. Поверьте тем, кто живет с ними рядом много лет.
— Почему ничего общего? — возразил Мигулис. — Кровная месть племен. Этот обычай был и у нас в древности…
— Стоп и тишина! — перебила Дженни и призывно хлопнула в ладоши. — Разговоры окончены, продолжаем работу по плану.
Она включила новый слайд:
— Времени мало, в двух словах азы технологии. Работа с чужими территориями бывает трех видов: партнерство, протекторат и марионеточное спонсирование. Первые два требуют достаточного уровня культуры, о них говорить не будем. Наш путь — третий. Рециды — примитивное общество четвертой категории с типичными проблемами. ЦУБ ведет четыре похожих проекта в разных концах Вселенной. Для примитивных мы используем стратегию «electi et impera». Для обществ индустриальных — «divide et impera». Для высших, информационных — «pressa et impera». Все схемы известны со времен Древнего Рима. Кому интересно — возьмите любой учебник по ксенотехнологии. Здесь первобытная клановая структура без власти и закона. И наш метод — electi et impera. Задача — сформировать electi. Для этого нам надо провести империализацию и выстроить вертикаль, на вершине которой будет лояльный нам вождь, следящий за своей территорией. Взамен он получает дотации — в нашем случае это простейшие предметы быта, а также поощрения самолюбию, учитывая совсем низкий класс цивилизации. Такова схема марионеточного спонсирования — невмешательство во внутренние дела с поддержкой лояльного следящего. Наша цель — чтоб он контролировал всю территорию и обеспечивал нам отсутствие угроз на ней. Для прессы это всегда называется дружбой народов. Для внутреннего пользования — гарантиями порядка. Для цивилизованного мира это единственный допустимый, а заодно самый эффективный способ прекратить нападения, подкопы и похищения людей. Альтернатива — геноцид. Но этот позорный путь никогда не применяется. Почему, полковник?
— Запрещен Пактом Гуманизма, — отрапортовал Гаусс.
— А еще потому, — веско закончила Дженни, — что это равнозначно признанию собственного неумения работать по примитивным территориям.
— Примитивные территории? — присвистнул Херберт. — Нет ли в этом расизма?
— Это научный термин из учебников, он относится к уровню общества, а не к расе. Есть высокоразвитые общества, есть примитивные. Высокоразвитая цивилизация должна обладать высокими технологиями работы с примитивными — гуманизм и толерантность. Этим мы и займемся. Для начала следует выбрать кандидатуру среди местных вождей. Кто-нибудь в курсе состояния нынешних племен и авторитетов? Или с окончанием научной работы закончились и все контакты с ними?
Собравшиеся разом зашумели.
— Херберт, ответьте вы! — потребовала Дженни. — Вы здесь ученый, вы ведете работу?
Херберт слегка растерялся.
— Работа конечно идет, — сообщил он, откашлявшись. — Но она… в общем, автоматизирована, без участия человека. Аэросъемка снимает кочевья сверху, микрожучки ползают и собирают информацию, все это пишется в базы данных, можно запросить у системы любой анализ. Вы хотите, чтоб я это сделал прямо сейчас?
— Да.
— Хорошо, я пошел за своим планшетом… — Херберт поднялся и вышел.
Полковник кашлянул.
— Вы не понимаете, Дженни, — заметил он. — У рецидов нет понятия благодарности, не говоря уже о верности. Когда им даешь подарки, они требуют больше, пока не впадут в агрессию.
— Полковник, не учите меня работать, — отмахнулась Дженни. — Читайте учебник ксенотехнологии, там все схемы расписаны по пунктам.
— Господин полковник прав, — неожиданно поддержал Мигулис. — Благодарности у них нет, они предадут как только смогут. Главное для них — свой собственный род, он у них в генетической памяти.
— И вы, Мигулис, тоже не учите меня работать.
— Кроме того, вожди постоянно жрут друг друга и меняются! — неожиданно произнес Лях.
Дженни обернулась:
— Одна из первых задач — сделать так, чтобы на примитивной территории вождь был один и никогда не менялся. Так мы получим безопасность региона.
Вернулся Херберт, на ходу копаясь в планшете. Он вывел карту на экран: два полушария, размеченные цветными областями и флажками. Заштрихованные пятна солончаков, синие точки водных источников, красные флажки, обозначающие стоянки племен и колыхающиеся огоньки в тех местах, где идут стычки.