Почему свет..? (ЛП) - Ли Танит. Страница 2

Не считая тёмных ресниц и бровей, Зеэв был снежно-белым блондином с глазами цвета светлого, блестящего металла. Его кожа тоже была бледной, чуть ли не бесцветной, как у некоторых из наших… или казалась таковой на любительской видеозаписи, которую мне прислали. Моя светлокожая мать переносила дневной свет, хотя и гораздо хуже покойного отца. Я унаследовала все его способности и даже более. Но в Зеэве Дювалле на первый взгляд, не было ничего особенного. Как по мне он походил на живущего ночью. Выглядел он лет на девятнадцать или двадцать, да и на самом деле был ненамного старше. Как и я, новая молодая жизнь. Так много общего. И так мало.

Фраза: «я освобожусь от всего этого» превратилась в мантру, причем бессмысленную. Разве я когда-либо смогла бы стать свободной? Стоит мне отказаться от этого брака без «уважительной» причины, сейчас или в будущем, и для своего вида я стану изгоем. Будучи неотличимой внешне от человека, я не смогу выжить среди людей. Я могу есть и пить то же, что и они, но мне необходима кровь. Без крови я умру.

Поэтому, сбежав от семьи и её союзников, я стану не только предательницей и воровкой, но и убийцей. Не важно, верят или не верят люди в монстра-людоеда — они убьют его сразу, как только обнаружат.

Мой прежний дом в поместье Северин был длинным и довольно низким. Двухэтажным, с высокими потолками на первом этаже. Само здание, сады и ферма вокруг него были созданы в начале девятнадцатого века.

Их особняк — замок — как бы он ни назывался, — подавлял размерами. Дювалли строились по высшему разряду.

Он вздымался кручей, словно скала с наростами крытых шифером башен посреди огороженных двориков и садов. Вокруг рос густой сосновый лес с вкраплениями других деревьев. Листва кленов уже пламенела в лучах позднелетнего заката. Я не заметила ни одной мастерской, дома или амбара.

Мы почти три часа взбирались вверх по окаймленной деревьями и усыпанной гравием дороге. Однажды Касперону даже пришлось остановиться и выйти, чтобы проверить шину, но всё оказалось в порядке и мы поехали дальше.

В какой-то момент, незадолго до того, как мы добрались до дома, я увидела водопад. Каскады воды падали в ущелье с высокого скалистого холма. В призрачном свете сумерек смотрелось красиво и мелодраматично. Задавая тон?

Когда мы наконец доехали, несколько окошек на скале здания светились янтарем. Над широкой дверью горела одинокая электрическая лампочка внутри похожей на измотанную планету круглой панели.

Никто нас не встретил.

Мы вышли из машины и растерянно замерли. Фары автомобиля ярко освещали кирпичную кладку, но никто не появился. Ни один силуэт в освещенных окнах не взглянул вниз.

Касперон позвонил в висящий на двери колокол.

Стрекотавшие в округе сверчки затихли и прыснули в стороны.

Ночь была теплой и абсолютно пустынной; казалось, в округе нет ничего живого, несмотря на сверчков и окна. Я имею в виду, никого вроде меня. На мгновение я задумалась о том, не случилось ли нечто зловещее, и если да, и если бы все умерли, то освободило ли бы это меня? Но затем открылась створка двери и наружу выглянул мужчина. Касперон переговорил с ним, тот кивнул, и спустя несколько минут мне пришлось подняться по ступенькам и войти в дом.

Я оказалась в некоем подобии вестибюля, слабо освещенном старыми декоративными фонарями. Далее простирался широкий вымощенный двор с цветочными клумбами и аккуратно подрезанными деревьями и еще одна лестница. Касперон отправился за моим багажом. Я последовала за жалким человечком, который впустил меня внутрь.

— Как тебя зовут? — спросила я, когда мы дошли до следующей порции здания: простой стены, украшенной только пустыми черными окнами.

— Антон.

— А где семья?

— Выше, — лаконично ответил он.

Я остановилась и спросила:

— Почему меня никто не встретил?

Он не ответил. Я нагнала его, чувствуя себя сердитой дурой.

Очередной широкий зал или вестибюль. Тёмный, пока мой провожатый не коснулся выключателя, и зажёг мутноватые настенные светильники, придавшие каменному мешку вокруг немного цвета.

— Где, — вопросила я с интонациями Юноны, — он? По крайней мере, он должен быть здесь. Зеэв Дювалль, мой будущий муж, — я сменила тон на официальный, — Я оскорблена. Иди сейчас же и скажи ему…

— Он еще не поднялся, — объяснил Антон таким тоном, словно разговаривал с кем-то невидимым, но доставучим, — Он не встает раньше восьми.

День в ночи. Ночь была днем Зеэва. Вот только солнце село уже больше часа назад. «Чёрт бы его побрал», — подумала я. «Чёрт бы его побрал».

Бесполезно протестовать дальше. Я ничего не сказала Касперону, когда он вернулся с сумками, потому что это не его вина. К тому же он скоро уедет. Я сама по себе. Как всегда.

Я познакомилась с Зеэвом Дюваллем за ужином. Это был безусловно ужин, а не завтрак, несмотря на их политику замены дня ночью. Он был сервирован в верхней оранжерее с открытыми, чтобы впустить воздух стеклянными панелями. Длинный стол с белоснежной скатертью, старинные зеленоватые бокалы, тарелки красного фарфора, вероятно викторианского. Присутствовало пять-шесть человек и они представились с формальной сухостью. Только одна дама лет пятьдесяти на вид (и скорее всего, нескольких сотен на деле), выразила своё сожаление, о том, что не присутствовала при моем прибытии. Однако никаких извинений. Они вели себя со мной как с новым говорящим гаджетом. Куклой, способной родить детей, ага. Жуть.

К тому времени, как мы опустились на стулья с высокими спинками, с огромными апельсиновыми деревьями позади них, словно стража — сцена со съемочной площадки — я кипела от холодного гнева. Часть меня боялась. Я не могла объяснить причину страха. Словно ночные океанские волны накатывают на незнакомый берег, когда ты видишь лишь камни и пустоту и не имеешь света, чтобы разглядеть дорогу.

Северины всегда подавали на стол обычную пищу — стейки, яблоки — мы пили немного вина, кофе или чай. Но многие из нас были солнцерожденными. Даже Юнона. Она ненавидела дневной свет, но все равно перехватывала круассан-другой. Разумеется, употребляли мы и «Надлежащее Питание». Кровь, которую всегда сцеживали понемногу, щадящим способом, у живых животных, которых хорошо кормили и за которыми ухаживали вплоть до их естественной смерти. По особому случаю была особая кровь. Её собирали с уважительной осторожностью среди проживавших в имении людских семей. Они, как и животные, не боялись сдавать кровь в обмен за щедрую награду. Насколько мне известно, такую же договоренность заключали все семьи нашего рода.

Здесь, у Дюваллей, подали черный кувшин с кровью, белый кувшин белого вина, свежий хлеб, еще теплый, на красных тарелках.

И всё.

В последней гостинице я принимала «Надлежащее Питание» из личной фляжки. И еще отхлебнула Кока-колы в пути.

Я взяла кусок хлеба и наполнила свой бокал вином.

Они все уставились на меня. Отвели взгляд. Их бокалы все отблёскивали алым.

Один мужчина сказал:

— Но, юная леди, это лучше, она человеческая. Мы всегда пьём её за ужином. Попробуй.

— Нет, — отказалась я, — спасибо.

— О, но совершенно ясно, ты просто не понимаешь…

И тут заговорил он. Из дверного проема. Он только сейчас явился после долгого отдыха или чем он там занимался последние два с половиной часа, пока я принимала душ и переодевалась в отведенных мне апартаментах.

Первым, что неизбежно бросалось в глаза при виде Зеэва Дювалля, была его блондинистость, его белизна, практически сияющая на фоне полумрака освещенной свечами комнаты и темноты за стеклом. Расплавленная платина волос в тени слегка тускнела до цвета белого золота. Глаза не серые, а серо-зеленые, как хрустальные кубки. Кожа оказалась не такой уж и бледной. У неё был какой-то рыжеватый оттенок, ничем не похожий на загар. Как будто он питался тьмой и втягивал в себя. Он был красив, но это я знала и прежде. Выглядел он примерно на девятнадцать. Совершенное тело, стройное и сильное, как и у большинства вампиров: мы едим идеальную пищу и совсем немного лишних калорий, ничего избыточного или недостаточного. А ещё Зеэв оказался высоким. Выше, чем кто-либо, кого я встречала. Почти два метра ростом. [1]