Одной породы (ЛП) - Хафф Таня. Страница 2

Он поднялся вслед за Чарли Марчем по ступенькам и остановился у двери, гадая, позволит ли ему подобное приглашение переступить порог.

Марч сделал два шага в фойе и обернулся со своей вечной улыбкой:

— Ну же, входите, граф. Не стоит ждать особого приглашения.

— Нет, разумеется, нет.

Он присоединился к американцу и передал на попечение лакея в ливрее свои пальто и шляпу с перчатками.

— Наверное, вы захотите встретиться с Его Высочеством в первую очередь?

— Полагаю, мне стоит незамедлительно отдать дань уважения принцу.

— «незамедлительно отдать дань уважения,» — повторил марч, качая головой, — Я же говорил, у вас очаровательные манеры. Где Его Высочество? — спросил он у лакея.

— Зеленая гостиная, сэр.

— Ну конечно же, вечер ещё только начинается. Мне следовало бы знать. Ну что ж, — он взял графа за руку, чтобы повернуть его к лестнице, — Да, не много же мяса наросло на этих костях. А вот я считаю, что некоторая плотность показывает место, которое мужчина занимает в мире.

— Воистину.

Он уставился на мясистые пальцы, обхватившие его руку чуть выше локтя, слишком ошарашенный проявленной наглостью, чтобы прийти в ярость.

По счастью, он освободился прежде, чем пришёл в себя. Было бы верхом бестактности, будучи гостем в чужом доме, убить другого гостя.

Из открытой на широкую лестничную площадку двери изливались голоса мужчин… и женщин? Он запнулся. Он не останется анонимным в этой толпе. Его представят, от него будут ожидать участия в дискуссии. С нетерпением ожидая возможности протестировать способность оставаться незамеченным среди живых, он, как ни странно, обнаружил, что почти напуган. Прошло очень, очень много времени с тех пор как он участвовал в подобной вечеринке, и ему было бы намного проще, не будь здесь женщин.

Он всегда имел слабость — нет, скорее симпатию, потому что он не признавал слабости — к хорошеньким личикам.

— Проблема, граф?

Марч замер в дверях, поджидая его.

С другой стороны, если этот человек вращается среди властных кругов Лондона, и они не замечают, что он из себя представляет…

— Нет, вовсе нет, мистер Марч. Ведите меня.

«Зеленой» гостиную назвали по цвету парчовых обоев, которыми были покрыты её стены. Зелень была бы подавляющей, не будь она, в свою очередь скрыта за дюжиной картин. Некоторые удивительно хороши; большинство совершенно невразумительно. Все картины в поразительно уродливых рамках. Обивка мебели выполнена в различных оттенках зеленого в сочетании с золотыми и кремовыми узорами. Ковер под ногами выткан зелёными, словно кочаны капусты, розами. Всё, что только можно, покрыто позолотой. Усилием воли он подавил дрожь внезапно нахлынувшей тоски по голому камню и массивной мебели из тёмного дуба в родном доме.

Небольшие компании людей распределились по всей комнате, но его взгляд немедленно приковали пара диванов, на которых переговаривались примерно полудюжина красивых женщин. Плечи цвета сливок, обнажённые руки, шелка и атлас нарядов, туго затянутые корсетом невероятно крошечные талии… как там говорилось в газетах о женщинах, которые вращаются в обществе принца? Ах да: «флотилия белых лебедей, чьи длинные шеи увенчивают усыпанные изысканными драгоценностями головы». Читая, он счёл это причудливой метафорой, но теперь, увидев их, он понял, насколько полным и точным было это описание.

— Мы познакомим вас с дамами позже, — пробормотал Март, прокладывая путь через середину комнаты. — Его Высочество стоит у окна.

Граф последовал за ним, несмотря на то, что сам бы предпочел маршрут понезаметнее и поближе к стенам. Он мельком взглянул на дам. Большинство настолько демонстративно уставилась в сторону, что наверняка рассматривали его мгновением прежде, но одна из них встретилась с ним взглядом. Её глаза широко распахнулись, губы приоткрылись, но она не отвела глаз. Он видел, как бьётся вена под нежной кожей её горла.

«Позже», — пообещал он, и двинулся дальше.

— Ваше Королевское Высочество, позвольте представить моего нового знакомого, графа Дракулу.

Он определил, который из плотных усатых мужчин, курящих сигары у открытого окна — Эдвард, принц Уэльский, прежде чем Марч сказал слово. Не по газетным фотографиям — ему сложно было увидеть жизнь за плоским изображением из черных и серых точек — по ощутимой ауре власти. Подобное тянется к подобному. Сила признала силу. Если статьи под фотографиями были правдой, принц не обладал особой политической мощью, однако явно сознавал себя в членом касты королей.

Он поклонился старомодным способом — оставив спину прямой и щёлкнув каблуками:

— Знакомство с вами большая честь для меня, Ваше Высочество.

Тяжёлые веки принца слегка дрогнули:

— Граф Дракула? Звучит знакомо. Откуда вы родом?

— С Карпат, Ваше Высочество, — ответил он по немецки. Его опасения по поводу иностранного акцента оказались беспочвенными. Эдвард говорил скорее как немецкий принц, чем как английский, — Мы правили там много веков, с тех пор, как прогнали турок. Правили, когда сбросили ярмо венгров. Возглавляли армии в каждой войне. Но… — он вздохнул и развел руками. — … времена сражений миновали, и слава моей великой расы превратилась в историю, которую уже рассказали.

— Отлично сказано, сэр! — воскликнул принц на том же языке, — Уверен, что слышал ваше имя, но боюсь, знаю ваши земли не очень хорошо — не настолько близко знаком, как с большей частью Европы, — он улыбнулся и добавил: — Как состою в родстве с большей частью Европы. Если вы холосты, Дракула, к сожалению, у меня не осталось свободных сестёр.

Собравшиеся рассмеялись одновременно с принцем, хотя граф заметил, что некоторые из них — в том числе и Марч — не понимали по-немецки.

— Я не женат сейчас, ваше высочество, хотя и был в прошлом.

— Смерть отнимает так много, — торжественно согласился Эдвард.

Граф снова поклонился:

— Глубокие соболезнования в связи со смертью старшего сына, Ваше Высочество.

В последней связке газет, что он получил, была статья о том, что герцог Кларенс неожиданно умер от пневмонии в начале 1892 года. По убеждению графа, смерть и должна быть неожиданной, но он умел говорить другим то, что они считали правильным, если это способствовало достижению его целей.

— Это было трудное время, — признался Эдвард, — И рана до сих пор кровоточит. Я бы отдал свою жизнь за него.

Он уставился на свою сигару.

Граф смаковал молчание с терпением хищника, пока все, кроме них с принцем, не начали смущенно переминаться на месте.

— Рассказать, как я познакомился с графом, Ваше Высочество? — внезапно спросил Марч, — В жестокой аварии на Пикадилли.

— Жестокой аварии? — принц поднял взгляд и вновь перешёл на английский, — Вы попали в аварию?

— Нет, сэр.

— Или граф?

— Нет, сэр, никоим образом. Но мы оба видели её, не так ли, граф?

Американец явно забавлял принца, поэтому, хотя графу до смерти хотелось поставить того на его место, он сказал лишь:

— Да.

— И вы сочли эту аварию хорошим поводом для знакомства с карпатским князем? — спросил Эдвард, улыбаясь.

Если бы у Марча был хвост, он бы им завилял; настолько явно он был доволен тем, что развеселил принца Уэльского:

— Да, сэр. Мало что может свести людей вместе так, как бедствие. Не правда ли, граф?

«Правда», — не мог не согласиться он.

Он был в свою очередь представлен лорду Натану Ротшильду, сэру Эрнесту Касселю и сэру Томасу Липтону — текущим фаворитам принца Эдуарда — и вознёс безмолвную хвалу английским газетам и журналам, предоставившим ему достаточно сведений об этих людях, чтобы поддержать разговор.

Он с интересом вслушивался в обсуждение греко-турецкой войны, когда почувствовал пристальное внимание мистера Марча. Обернувшись к американцу, он поймал его взгляд своим:

— Да?

Марч моргнул, и граф не мог не подумать, что даже лошади на Пиккадилли потребовалось меньше времени, чтобы признать опасность. Не то, что бы Марч был глуп — казалось, старые страхи были забыты в его новой земле.