Оккупация (СИ) - Пекальчук Владимир Мирославович. Страница 19
Третий попытался выкрутить у меня из рук свой автомат, и надо отдать ему должное: он очень хорошо провел свой прием, все же та часть свартальвовской рукопашки, которая касается борьбы оружием или за оружие, весьма и весьма неплоха. Я, впрочем, бороться с ним не стал, а просто ударил под локоть в нерв и заставил выпустить ствол, затем еще одно короткое движение — и уже мой локоть попадает ему в голову.
Фух. Четыре секунды — четыре лежащих противника. Пожалуй, мой лучший результат на сегодня, несколько лет назад в Аквилонии на пятерых парней из двух служб безопасности мне потребовалось секунд двадцать, и то они были по времени растянуты, вначале трое, потом еще двое. Ну и монахи в монастыре, но они не в счет: хоть их было десятка два, но они совсем не бойцы. А тут — четыре профессиональных солдата за четыре секунды. Расту.
Я вышел на улицу, предварительно оглядевшись, как раз в тот момент, когда чернокамзольник уже перевернулся на живот и на четвереньках пополз, кашляя, к своему автомату. Автомат я забрал у него из-под носа, заодно убедившись, что он не бьет меня током, так как предназначен для солдат-людей, затем схватил его самого за шиворот и поволок обратно. Адекватного сопротивления он не оказал, то ли не смог, то ли прислушался к своему внутреннему голосу.
Но только лишь войдя обратно, я осознал, какую колоссальную ошибку допустил. Солдат, которому я заехал локтем, успел оправиться от удара и его пальцы уже тянули за ремень одного из автоматов. Он повернул голову, увидел меня и рывком дернул оружие к себе.
Я просчитал все в один момент: он в шести метрах и к тому же лежит на земле, я просто не успеваю помешать ему стрелять, мой щит против автомата не тянет, так как остановит только первую пулю, и последнее, что мне остается — стрелять первым. Я-то успею, да и с шести метров не промахнусь — но последствия… До этого я еще мог надеяться разрулить конфликт как недоразумение — но когда я убью свартальвовского солдата, пусть он и человек…
Левой рукой я отбросил того, кого тащил, правой вскинул свой автомат, еще надеясь что противник одумается и замрет…
Не одумался. И когда я с горечью понял, что ситуация вышла из-под контроля и по моей оплошности мне и Гордане предстоит в ближайшие минуты стать объектами травли, прямо между нами на земле возник небольшой смерч, полметра в высоту, и швырнул во все стороны облака пыли. Я не пострадал, а вот солдат взвыл, когда пыль попала ему в лицо, и в ту же секунду по его рукам хлестнула струя пламени. Несчастный завопил еще громче и выронил автомат.
Фу-у-у-у-у-у-у-х!! А ведь это было близко. Я посмотрел на Горди и показал ей большой палец.
— Замечательная работа, ваше магейшество, ты очень вовремя. А теперь звони Альтингу, пусть приедет и заберет своих недоумков. А я их постерегу.
— Только будь осторожен, чтобы они еще чего не выкинули…
Я как раз поднял с земли последний, четвертый автомат, после чего уселся напротив своих пленников:
— Буду.
Номер у Альтинга я взял сразу после визита Райзеля, так что проблем не возникло. Не знаю, чего Гордана сказала дежурному и самому Альтингу, но он вскоре прикатил на паре броневиков с целым взводом солдат, причем, прежде чем войти, пропустил вперед четверых из них.
— Что стряслось?
Я к этому моменту благоразумно отложил все автоматы в сторону, еще даже до того, как солдаты вошли во двор.
— Вот эти четверо вломились в мой дом, — пожал плечами я, — при этом пытались то ли ткнуть мне в лицо стволом, то ли ударить. Пришлось защищаться. Все четверо немного пострадали, самый упрямый еще и обгорел слегка.
Обгоревший еще до приезда Альтинга получил кое-какую помощь: Горди дала ему воды промыть глаза и помогла перемотать руки бинтом, а также вколола что-то из его же аптечки.
— И как это произошло?
— Я собирался лечь спать, тут на улице начали стрелять. Я вышел посмотреть, что происходит, выглянул над стеной ограды — тут они выскакивают и прямо ко мне. Увидели, значит, начали греметь в ворота. Я думал — разберемся мирно, открыл, они вламываются — и сразу дуло мне в лицо. Это уже был перебор. Моему миролюбию есть предел.
Он заговорил с солдатами, затем снова повернулся ко мне.
— Такое дело, учитель, как бы это помягче сказать… Они уверены, что вы то ли спрятали у себя террориста-повстанца, то ли помогли ему скрыться. И это, бить наших солдат — совсем не дело. Они, скажем так, олицетворяют новый порядок, и выступить против них — значит выступить против нас, а это чревато сами понимаете чем… Я, конечно, сейчас разберусь, что тут можно сделать, и…
Ладно же. Не хочешь уклоняться — и я не буду. Лобовая атака так лобовая, и поглядим, кто первым отвернет в итоге.
— Тут можно сделать вот что. Ты забираешь отсюда этих тупиц, которым даже в голову не пришло, что если бы я прятал у себя террориста, то не открыл бы им дверь добровольно, приносишь мне свои извинения от имени твоей сестры и едешь обратно к себе. А утром доходчиво доносишь до всех и вся, и чернокамзольников, и свартальвов, что в мой дом без спросу войти нельзя, а кто рискнет — того я имею полное право вышвырнуть обратно, причем не обязательно живым. Тот, что с перемотанными руками, был на волосок от смерти, его жена моя чудом спасти успела.
У Альтинга слегка дернулся глаз, но в остальном он по-прежнему сохранил спокойное лицо и спокойный голос.
— Боюсь, вы перегибаете палку, и… сильно перегибаете. Или же просто не отдаете себе адекватного отчета о… об окружающей вас действительности.
Браво. На редкость вежливо высказанная мысль.
— Да нет, Альтинг, я отдаю. Это просто у тебя с памятью проблемы. Или даже дело не в памяти, а в том, что когда мы с твоей сестрой заключали сделку, ты все еще был сильно занят своим горлом и мог не услышать слова своей сестры. Цитирую, ты будешь жить, как жил, не зная горя, конец цитаты. Ключевые слова — что я буду жить, как жил. В буквальном смысле. Это значит, среди прочего, что на территории моего дома порядки такие же, как были до вашего вторжения. В том числе мое право на применение силы для защиты от незаконного вторжения, ограниченное силой незаконного вторжения. То есть, при вооруженном вторжении я имею право применять летальную силу. Логично, да?
— Незаконное?!! — вот тут уже в голосе Альтинга слегка прорезалось возмущение. — Да они не просто действовали в рамках закона, они и есть закон!!
— Для законного нахождения в моем доме без моего согласия необходим ордер, выданный уполномоченным органом, к тому же вхождение по ордеру возможно исключительно от рассвета до заката, в светлое время суток. Кроме того, ордер необходимо предъявлять, стоя за пределами моего дома, и дать мне время на его прочтение, а также ответить на мои вопросы, кто и зачем ордер выдал. Вот такие порядки были в Кортании до вас, Альтинг, и твоя сестра гарантировала мне, что они будут соблюдаться в отношении меня и моей семьи. И вооруженное вторжение, притом в очень грубой форме, совершенно не вписывается в обещание, что я не буду знать горя.
— Но они были убеждены, что террорист скрылся с вашей помощью, и…
— Они могут быть убеждены в чем угодно, но это совершенно никак их не оправдывает. Если бы они вели себя адекватно и вежливо — ну, я бы вник в их положение, они народ подневольный, под пулями бегают, все такое, к тому же лишние проблемы мне ни к чему, да и человек я негордый, сапогами в мою дверь и орать — ладно, ничего страшного. Но автоматом в лицо — это ни в какие ворота не лезет. Банальный инстинкт самосохранения. Что еще тут непонятного?
Он секунду подумал.
— Я понял, вашу позицию, и…
— Вот и славно.
Он перекинулся еще несколькими фразами с моими теперь уже давешними пленниками и снова повернулся ко мне.
— Тут как бы непонятно все же, куда делся террорист, если на всей улице некуда больше свернуть.
— На улице мой дом не единственный, и мой забор тоже не единственный. Когда я вышел из дома — слышал топот. Слева направо. Выглянул, стоя на поленнице — увидел солдат. Наверно, зря вообще выглядывал, но задним умом все сильны. К слову, дом можешь осмотреть и убедиться, что я никого в кладовке не прячу.