Королевская Десница. Страж (СИ) - Татар Анастасия. Страница 12

 - Принята. Ризер, вырубай девчонку!

Последнее, что я почувствовала, прежде чем вдруг погас свет - тупая боль в шее и ощущение, словно вот-вот отвалится голова.

***

Мне понадобились целые сутки, чтобы прийти в себя. Кажется, чем сильнее повреждение, тем дольше я сплю - в таком состоянии регенерация происходит в разы быстрее. На стене размеренно тикали часы, а по венам текла уже совсем не моя кровь - только какое-то прохладное лекарство. Оно перемещалось по моему телу, особенно примораживая ноги. Не болят... странно, что после всего я спокойна, как удав. Даже телом шевелить не хочется, есть не хочется, спать не хочется. Просто лежи и смотри в потолок. Как будто и не живой вовсе, только мысли где-то далеко и про себя отсчитываешь удары стрелки часов.

Пять минут. Двадцать. Час. Из транса выводит хлопнувшая дверь, заставляя впервые за долгое время полноценно открыть глаза и моргнуть. Еще пара секунд. Хмурое лицо Ризера надо мной. Его мешки под глазами такие огромные и темные, что в них можно спрятаться. Усталый вид... волновался за меня?

 - Наконец-то оклемалась, - глубоко вздыхает он, пока я не свожу глаз со все тех же черных-черных мешков. Краем глаз замечаю, что распаковывает какой-то пластырь, большой и зеленый. Секунда, две, три...

Пластырь прямиком у меня на лбу. Влажный и пахнет чем-то мятным, охлаждает, как будто врастает в кожу. Все так же не перемещаю взгляд. Пустота. Секунда, две, три...

 - Или не оклемалась... - заключает следом.

Возможно. Снова хлопает дверь. Теперь надо мной нависло еще одно лицо. Местный врач-знахарь. А вот и лицо ректора у изголовья моей кровати. Какие чудовищные и в то же время прекрасные насыщенные зеленые глаза. Его выражение лица озадаченное, шея перебинтована, на губах кривая усмешка. Я как будто представляю для них чисто научный интерес. Удивляю. И мне сейчас совсем не хочется его убить. Просто где-то далеко отзывается счастье, что меня оставили в живых.

 - Мне кажется, с её психическим здоровьем не все в порядке, - Эванс убирает прядь с моего лица. Странно. Не замечала её. - Зато тело все так же девственно прекрасное. Говорите, переломы и ожоги зажили?

Доктор поджимает губы и вздергивает брови. Секунда, две, три... уже три минуты в моей палате.

 - Еще ночью. Кровь профильтровали, откапали, но только чтобы заражения не было. Все остальное само восстановилось. Я думал, ноги ампутировать придется... вы ей кости обуглили, десница Эванс, понимаете? Пока мы приготовили операционную, там уже даже мышечная ткань обновилась. Я даже не поверил. Отчеты посмотрел, но на фотографиях точно видно, что там ампутация и только.

Здорово. Я - хамелеон. Ну, почти... у них хвосты отрастают, а у меня ноги. В принципе, и не только они. Но мне все равно. Ничего не болит и слава богу. А так совсем ничего не хочу. Только смотрю теперь уже на лицо Эванса и отсчитываю секунды. Они бьются с моим сердцем в одном времени.

 - И в кого твоя племянница такая уникальная, а, Корн? Не кажется тебе, что уровень подготовки у неё совсем не монастыря? Да еще и серафимов?

 - Монастырь сгорел. В девчонке сидит сам дьявол. Она чертов манипулятор. Что тебе еще надо? - раздраженно отзывается Ризер.

Да, я - посланник Ада. Пришла на эти земли, чтобы ломать людям мозг своей странностью. Что за бред несет мой «дядя»? Это меня так отмазывают от близкой расправы? Как все интересно обстоит с этим миром. Иногда ребенок рождается номральным, то есть с четкой направленостью - серафим или инкуб, без дара, но в ненормальной семье, где дите очень хотят пропихнуть в число сильных, то есть к десницам, просто одаренным. Их отправляют в монастыри, если таковыми можно назвать учреждения для боевой подготовки и вымаливания дара. Тупые. Для большинства он - проклятие.

 - Её родословная. Регенерация слишком сильная, даже если бы она была десницей. Причем в придачу еще и редкий дар. Где ты видел, чтобы в двадцать лет телекинезом уже живыми людьми двигали? Разве только Фарданир наш... умелый мальчуган... если мне не изменяет память, тоже под твоим крылом был.

 - Вот поэтому я и говорю, что надо определить к нему на курс. Фарданир за ней присмотрит, да и ребята там довольно сильные. На первых она просто всех поубивает в комбатах.

 - Так вы не станете ставить ограничения? - удивился врач. - Не слишком ли опасно?

 - Нет. Обычный манипулятор. Ладно, черт с вами... зачислена на третий, слышишь меня, солнышко? - глядя на меня, улыбается Эванс. Секунда, две, три... мне все равно, как он ко мне обращается. Мне все равно, что со мной будет. Ничего не чувствую...

 - И все-таки, у неё, кажется, поехала крыша, - его пальцы гладят меня по щеке. Все равно. Пусть делает, что хочет. Тело обмякло.

 - Это? Нет! Крыша у неё ехала, когда только принесли. Болевой шок получила. Кричала во сне так, что пришлось беруши надевать. И это при опустошенном МП.

Вдох - раз, выдох - два, вдох - три, выдох - четыре... кажется, я засыпаю... как странно, что потолок прямо как у меня дома. И снова больничный. И снова мой... секунда, две, три... сплю.

Выскользнув из душа, я не могла прекратить что-то делать. Моя новая форма, уже приготовленная, лежала на заправленной кровати. А я - на взводе, взволнованная, нервно улыбающаяся. В лазарете провалялась два дня, но сейчас была абсолютно адекватной. Ни тебе ожогов, ни чудовищной боли, даже апатия исчезла. Все свои вещички я собрала до начала занятий, привела в порядок комнату, даже то, чего рука моя за все время ни разу не касалась, постаралась вернуть на место некоторые вещи, вроде футболки, в которой всегда спала. Впрочем, он все равно поймет, что я её носила, с учетом приевшегося запаха.

Сложно поверить, что меня зачислили без ограничений. Нет, не так. Сложно поверить, что я осталась в живых. Но Эванс меня в некотором роде пугает. Странный мужик... у него есть какой-то нездоровый интерес ко мне. Надеюсь, ни на какие «особенные» факультеты определять не будут для «государственных» эксперементов. Вечером подготовили комнату, выдали ключи, но пока не вернулся куратор новоиспеченного третьего курса, а по совместительству - хозяин комнаты, я решила последнюю ночь поспать в приглянувшейся мне кровати. Не знаю, как я буду привыкать к общей душевой и новой обстановке.

Теперь я официально инсиэрта Ризер. Язык сломаешь, пока привыкнешь, но мне нравится, как это звучит.

Ризер был строгим тренером, но, как и ожидалось, податливым мужиком. Выклянчить у него можно было косметику, одежду, всякую всячину, но... не еду. Поблажки? Что это такое? С одной стороны, я рада, что он уедет, а с другой - чувствую себя покинутой. Что, черт подери, мне здесь делать?

Одевшись, я так подсчитала, что до начала занятий у меня есть полчаса. Самое то, чтобы накраситься, сгонять в столовую, позавтракать, а затем сразу на первую пару. Косметику мне предоставил Ризер в награду за труды, и этому подарку я была очень рада. В своей жизни любви к себе мне порядком не хватало.

Когда я шла на какие-то праздники одна, то не могла сдержать улыбку. Скопление людей всегда вызывало во мне легкое возбуждение. Как не крути, но по природе своей я была человеком общительным. Здесь, с учетом наклонностей, я понятия не имею, как буду уживаться, и меня это чертовски напрягает. Есть у меня такие подозрения, что придется просить Ризера достать мне еще и валерьянку.

В коридоре была куча каких-то парней, которых я раньше не видела. Стало так шумно, что невольно появлялось ощущение, будто я никогда по-настоящему и не была в этом месте. На этом этаже были комнаты парней и, видимо, всех заинтересовал тот факт, что из комнаты преподавателя выходит какая-то девушка, да еще и пока его самого там нет. Интересно, а Ранзес вообще знал обо мне?

Гордо выпрямив спину, я с улыбкой пошагала вперед с сумкой наперевес. Вчера же мне выдали и учебники, которые сейчас валялись в рюкзаке вперемешку с конспектами, над которыми я мучилась все лето. Учила я только историю Йордана и теорию Давида, означающую основы даров. Остальное походило на мою школьную программу. Некоторые учебники я даже не открывала.