Вышибалы (СИ) - Базов Вячеслав. Страница 55
— Как они обычно узнают, что тебе нужна помощь? Что ты в опасности и пора тебя спасать? — наклонившись вперёд, спросил Легион. Всё больше он походил на следователя при допросе, но ответить Виктор не мог, потому что голос охрип до шёпота. Получалось только головой отрицательно мотнуть — команда никогда не знала, что он в опасности. Информация им не из воздуха приходила, её обычно сообщали свидетели. А какие уж тут свидетели, когда в том доме никого не оставили в живых. Акросс чувствовал себя виноватым ещё и в том, что единственный его пистолет забрали. Столько ошибок сделал, что теперь не мог допустить, чтобы команда пострадала из-за его эгоизма.
— Но тебе ведь нужно их позвать. Один ты не справишься, — как бы в доказательство, Легион обвёл жестом комнату: за спиной Виктора Кощей, на старом стуле в углу у двери Гиена. — Или я рано обрадовал тебя, что не убью? Но ведь я могу сделать так, что ты не сможешь бегать. Им придётся тащить тебя на себе.
Виктор понял, что после этого должен и вовсе удариться в панику, начать просить не делать ему больно, объяснять, что с ними это не работает, что он не может позвать на помощь, даже если очень захочет. Вместо этого прекратились слёзы.
Наверное, именно так чувствовали себя разведчики перед фашистами. Возможно, Акросс оправдывался бы, или и вовсе сдал бы команду, будь они ему такими же посторонними, как знакомые из школы или института. Но это его команда, и даже если он и не мог их позвать, он вёл себя так, будто мог, но отказывался.
— Нет, — произнёс Виктор, а в то же время и не он. Акросс всё ещё был заперт и молчал, но всё же в Викторе говорил он, тот капитан, за которого умирали столько раз, что теперь сотни жизней не хватит отдать этот долг. За что на самом деле умер отец? За деньги или за идею?
— Ну и ладно, — пожал плечами Легион, но бросил мимолётный взгляд в угол комнаты. Гиена с готовностью поднялась. Виктор с ужасом подумал о том, что где-то могли ещё стоять станки, приспособленные, конечно, для обработки металлических деталей, и что случится с рукой, если засунуть её туда вместо детали. Ему и на ум не приходило, что станки слишком дорогие, чтобы бросать их гнить в здании. — Наверное, ты боишься меня недостаточно сильно.
— Ты не сможешь сидеть здесь вечно, — снова сам боясь того, что говорил, произнёс Акросс. — Здесь должна быть охрана. Хотя бы какой-никакой сторож. Если вы убили и его, то его спохватятся.
Он уже сам себе казался не собой, а Акроссом, и боялся уже не боли, а того, что боль сделает его снова слабым. Легион, словно до этого был слишком добр с ним, вздохнул разочарованно и дал команду Гиене:
— Покажи ему, что вечности мне не нужно. Мне хватит оставить вас на час вдвоём, чтобы он начал говорить.
Возможно, случись это внезапно, Акросс не успел бы среагировать, но, ожидая подвоха, он готов был увернуться, даже если Гиена просто сказала бы: «Бу!» Но она, подхватив стоящий у стула железный лом, обрушила его на стол, где только что была рука Виктора. На поверхности осталась трещина, второй удар последовал тут же, на этот раз в голень правой ноги, и снова отскочить у Акросса не получилось. Острая боль свалила его на пол, заставила вскрикнуть, и уже тогда стало понятно, что этот удар был только чтобы обездвижить, потому что следующий, сильнее, пришёлся уже в правую руку выше локтя.
У Акросса заложило уши от боли. Он был не так опытен, как Тим, чтобы сразу почувствовать, перелом это или вывих, но рука повисла непослушной конечностью вдоль бока и ещё страшнее боли было осознание, что это тело не восстановится быстро, теперь оно уязвимо. Он попытался успокоить себя, что и не собирался драться, что игровое тело ещё цело и невредимо, когда ещё один удар попал по той же руке, но уже ниже локтя, и на этот раз он ощутил боль в месте первого перелома.
— Хватит, — Легион остановил следующий замах, и Акросс только тогда понял, что нацелен он был в голову. Похоже он кричал от боли, но сейчас было слышно только как с новой силой пыталось освободиться его игровое тело. — Тебя вовремя не остановить, так ты всю игру сломаешь… Ты уже позвал их? Разве тебе не страшно, что Гиена перестарается и забьёт тебя до смерти?
Акроссу всегда казалось ложью, когда в книгах или фильмах кто-то согласен был страдать за других людей, не за себя. Когда выдерживали угрозу пыток, сами пытки, но не выдавали людей, связанных часто только общей идеологией. Сейчас Акросс хорошо понимал смысл таких поступков, и заключался он не в желании блага чужим людям, а именно в том, чтобы не опустить себя. Как было бы просто сказать, что не может их вызывать по своему желанию, ведь он никого бы и не предал тогда. И всё-таки, что-то останавливало. Возможно, стыд перед тем, сейчас запертым игровым Акроссом, или покойным отцом, мешал сказать правду, подчиниться своему главному страху, Акроссом же и придуманным.
А послать к чёрту или плюнуть врагу в лицо — уже не мог, уже страшно.
— Может, стоит использовать что-то более тонкое? — спросила Гиена, и Акросс подумал, что она предложит пытать его мать, но вместо этого та продолжила:
— Например, вырвать ногти. Должно быть довольно больно. Достаточно, чтобы заставить сдаться. Ну же, Акросс. Нас троих слишком много для тебя одного. Разве не здорово будет вызвать своих ребят и сражаться с ними спина к спине?
Его затылка коснулась железная арматура, не сказать, чтобы слегка, но всё же скорее обидно, чем больно. Тем более в сравнении с болью в руке.
— А вообще жаль, что нельзя его убивать, — протянула Гиена, отведя арматуру и снова коснувшись ею затылка Акросса. — Можно было бы доказать ему и его людям, что капитан — всё равно, что флаг. Кто срубил, тот и победил, а личные качества тут ни при чём. Да и откуда у него личные качества?
Она снова отвела руку, на этот раз для удара ещё сильнее, Легион не остановил, снова занялся пожелтевшими чертежами.
А Акросс, каким бы жалким сейчас не было его положение, каким бы сам он не оказался для команды и врагов, понял, что всё не так. Она врала или хотела, чтобы он поверил, что только потому, что он сидел тут на пыльном полу, придерживая сломанную в двух местах руку, только поэтому он слабый и не нужный даже своей команде. Но он был капитанои не потому, что появился в игре первым. Тогда и окупилось его самопожертвование, потому что не опозорился своей слабостью даже не перед командой или врагами, а перед собой.
Третьего удара не получилось. Поднявшись на ноги рывком, Акросс отнял арматуру у Гиены, но её тут же забрал оживший Кощей, как у ребёнка.
Акросс понял, что независимо от того, позовёт он их или нет, они придут. Даже не как за капитаном, а как за другом. Как он пришёл бы спасти любого из них.
— Ещё и огрызается, — раздался спокойный голос Легиона над ухом, и сломанную руку выкрутило назад, за спину. С Акросса сошла вся гордость, он закричал, дальше по коридор снова послышался грохот — пытался вырваться он игровой, но Легион даже не поморщился. Это было жутко, потому что эти существа не знали, что такое по-настоящему жить, поэтому в них и не могло появиться сочувствия. Единственной их целью было не убить Акросса, увлёкшись.
— Если бы ты понял вдруг, что твоя цель в жизни, твой смысл и то, ради чего ты создан, это прыгать на одной ноге каждый день, то ты бы продолжил это? Разве это не петля? Разве не лучше оторвать к чёрту ногу, на которой должен прыгать?
Акросс не то чтобы не понимал, к чему это, из-за звона в ушах он даже не слышал толком, что именно пытался донести до него Легион.
— А если твоё предназначение постоянно проигрывать? Разве я не убил того, кого ты хотел вместо меня убить?
Всё лицо покрылось испариной, снова заслезились глаза.
— И разве не это цель твоей жизни? И разве ты не сможешь сдохнуть спокойно теперь? Это невыносимо, Акросс, когда кто-то создал тебя для того, чтобы раз за разом убивать. Ты на мне отыгрывался все эти годы, вместо того, чтобы взять пистолет и забраться в дом того человека, который тебе насолил. Конечно, тебя бы просто убили, но ведь меня ты создал не для того, чтобы я отомстил вместо тебя. Меня ты создал именно чтобы отыграться за то, что ты так слаб.